Синяя птица удачи

Телефон зазвенел неожиданно и как-то особенно нахально. Катя открыла глаза и посмотрела на часы, висевшие над кроватью: половина седьмого утра. Ну кому не спалось в такую рань? Такой хороший сон оборвали: будто бы она купалась в море на большой глубине, но ей не было страшно,  потому что кто-то плыл рядом с ней, кто-то родной и любимый. Такой замечательный сон должен обязательно сбыться, подумала Катя, ну и пусть она его не досмотрела до конца, и так всё понятно: скоро она встретит свою долгожданную любовь.
 
   - Алло? – зевнула Катя в телефонную трубку.
   - Катька, ты что, спишь ещё? – окончательно разбудил её голос Светика, подруги детства. И почему она так кричала? – Кать, ты слышишь меня?
   - Конечно, слышу. А ты чего так рано? Что-нибудь случилось?
 
   - Кать, я выхожу замуж! Представляешь, замуж! Мне вчера вечером Лёвчик наконец предложение сделал, ну, и я, конечно же, согласилась! И теперь я! Выхожу! Замуж! Здорово, правда?
   - Правда, здорово! Ты молодец, Светик! Я поздравляю тебя! – Катя была действительно рада за подругу, эта радость была плановая и ожидаемая, как новогодние каникулы, но зияла в ней какая-то маленькая червоточинка, и Катя ни за что не должна была показать её Светику.
   - Предупреждаю: ты моя свидетельница на свадьбе! – Светик уже изнемогала от избытка матримониальных планов. – Ну ладно, пока, мне нужно ещё девчонкам звякнуть, Наташке и Ольге, а то они не в курсе, я тебе первой позвонила.
 
   Они дружили вчетвером с первого класса, с самого первого сентября. Они дружили так, как могли дружить только девчонки: нежно и заботливо, внимательно и самозабвенно, никогда не сталкиваясь с тем, что разбивает и уничтожает только девчоночью дружбу: с завистью, ревностью и сплетнями.
 
В седьмом классе они поклялись друг другу в вечной дружбе, это придумала Катя, она всегда была максималисткой. Они обещали быть подругами и всегда быть вместе, почти как в венчальной клятве супругов из американского фильма про болезни и здравие и богатство и бедность. В седьмом классе супружеские отношения представлялись далёкими, как какой-то мыс на юге африканского континента, и непонятными, как лабораторная работа по физике на тему определения коэффициента трения скольжения. Близка и реальна была только их многолетняя дружба. Но седьмой класс быстро закончился, как, впрочем, и все остальные классы, и вдруг оказалось, что они многого не учли, давая друг другу свои клятвы.
 
   Вдруг оказалось, что как бы прекрасна и надёжна не была их дружба, каждой из них для полноты счастья необходима любовь. И эта любовь не то что бы противопоставила себя их дружбе, не то что бы вытеснила собой эту дружбу, не то что бы посмеялась над ней, нет. Но она явилась к счастливым своим обладательницам настолько ярким, щедрым, и главное, взрослым подарком, что сразу стало понятно, что для всех наступила новая пора их жизни, новая ступенька, новый уровень. Да, в эту новую жизнь была приглашена и старушка-дружба, и даже усажена в ней в удобное, немного вытертое кресло, и ей налита чашка свежего крепкого чая, но с ней коротали вечер лишь тогда, когда любовь почему-то сегодня задерживалась на работе, не успев закончить все свои дела.
 
   Каждой из подруг по-своему виделась будущая любовь, но их всех объединяло одно: в семнадцать лет любовь и замужество представлялись почти одним и тем же. Для них полюбить – значило выйти замуж, а выйти замуж означало полюбить. Любовь не существовала сама по себе, автономно, вне брака, так же, как и брак не мог быть без любви или не по любви.
 
   А ещё им почему-то представлялось, что их дружба – это гарантия одновременного и одинаково счастливого прихода долгожданной любви к каждой из них. Если они так хорошо и преданно дружили больше десяти лет, то и любовь должна придти к каждой из подруг почти синхронно и достаться им в равных долях. Только в этом случае не будет обиды за их дружбу, чуть потеснившуюся и уступившую лучшее место за праздничным столом главной гостье их молодости и всей жизни – любви.
 
   Идеи юношеского, или, точнее, девического максимализма не воплотились на практике. Сначала влюбилась и вышла замуж Наташа на втором курсе университета, через год – Оля. И вот теперь дождалась своего счастья Светик. Конечно, Катя радовалась за девчонок и по-настоящему желала им счастья, но всё равно уговаривала себя не терзаться вопросом, на который не было ответа: почему Наташа, или Оля, или Светик выходят замуж и купаются в любви, а не она?
 
   Катина мама давно поставила дочке диагноз:
   - Ты перфекционистка! Тебе нужен журавль в небе, ты не посмотришь на синицу в руках. Даже  если за тобой приплывёт принц, но паруса его фрегата будут не алые, а например, просто белые, ты не взойдёшь к нему на палубу. Ты должна научиться видеть любовь вокруг себя, а не ждать её издалека.
 
   А Катя всегда ждала именно такой любви – как в сказках, как в кино. Настоящей любви, способной стать достойной сменой наивной девчоночьей дружбе, а может, и не сменой, а спутницей.
   Катя очень волновалась, собираясь на Светикову свадьбу. Во-первых, она свидетельница, а Светик говорила, что свидетелем Лёвчика будет его неженатый симпатичный однокурсник. Во-вторых, когда-то будущие Катины родители тоже познакомились на свадьбе своих друзей, и сегодня Катя видела в этом особый смысл.
 
   Самым обидным было то, что свидетель ей активно не понравился. Именно активно, а не просто не понравился или понравился не очень, несмотря на то, что и вправду был красивым. Даже, пожалуй, слишком красивым, нарядным и приторно-любезным. Хотя, наверное, он таким не был на самом деле, а просто хотел таким казаться. А Катя почему-то увидела его липким, лощёным и лживым. Липид какой-то, с отвращением подумала она, со школы ненавидя уроки химии и изучаемых на ней липоидов и липидов.
 
   Она опять почувствовала себя обманутой. А может, она сама виновата в том, что она одна? Подумаешь, не понравился ей свидетель с первого взгляда. А вдруг стоит попробовать поговорить и даже потанцевать с ним? Вон как он на неё смотрит и даже не пытается скрывать своё восхищение.
 
   Давно пора понять, что мама права. Синица надёжнее журавля. Но маме хорошо, она сильная и самодостаточная женщина. В её жизни все пойманные птицы, казавшиеся на первый взгляд синицами, непременно превращались в самых лучших журавлей. Или это просто мамина заслуга, что она сама умела выводить журавлей из синиц? Жаль, но биология не была Катиным коньком. Но в одном она была уверена: теперь она ни за что не упустит свою птицу. Ну и пусть это будет не журавль, не жар-птица, пусть она маленькая, смешная, с жёлтой грудкой и короткими лапками – она узнает свою любовь в любом облике, хоть в журавлином, хоть в синичьем, даже в воробьином.      
   Это условность – деление на синиц и журавлей. Только любовь вознесёт любую синицу до высот журавлиного полёта. Только любовь поможет разглядеть в ней журавля.
 
   А пока почему бы и не потанцевать с липидом-свидетелем? Звенела музыка, и Катя уже сделала шаг, намереваясь пригласить его на танец. Но вдруг она почувствовала нестерпимую боль, как будто ей на туфельку случайно присел маленький слонёнок, так, ничего особенного, килограммов на пятьсот, не больше.
 
   - Ой, девушка, простите, пожалуйста! Я нечаянно, - услышала Катя чьи-то извинения.
   - Надеюсь, что нечаянно, - отозвалась она, не глядя на отдавившего ей ногу слонопотама и продолжая вымученно улыбаться.
   - Разрешите вас пригласить?
 
   - Что? – Катя решилась всё-таки посмотреть на наглеца и дать ему достойный отпор. Она повернулась к нему и вдруг замерла, как капелька влаги на стекле в сильный мороз, в один миг превратившаяся в непередаваемый и прекрасный узор, или наоборот, как замёрзший весенний бутон, за секунду согревшийся и оживший под тёплым взглядом незнакомца. Или знакомого? Катя была уверена, что она уже видела эти глаза, зелёные и прозрачные, чуть близорукие и от этого немного прищуренные. Ведь она же не романтическая барышня, чтобы поверить в то, что этот человек и есть герой её сна. Откуда же она его знала?
 
   - Вы не узнаёте меня? – и в голосе его тоже звучали знакомые интонации, что-то неуловимо-родное, почти домашнее, близкое с самого детства. – Катя, я Алексей, твой бывший сосед с Маяковки.
   - Лёшка? – и тут у Кати перед глазами мгновенно промелькнули все самые счастливые дни её детства: как они с Лёшкой катались с горки, как испытывали на прочность мартовский лёд на речке под мостом и оба провалились в воду, а потом бежали к Лёшке домой греться и сушиться, потому что, приди Катя мокрая к себе домой, строгая мама непременно бы её наказала, а Лёшкина бабушка не ругалась, а только качала головой и поила их чаем с малиной.
 
   А потом Лёшкин отец – военный получил новое назначение куда-то на Байконур, а Катины родители обменяли ту старую квартиру на Маяковке на другую, в центре, Катя пошла в первый класс, обзавелась новыми подругами и так легко променяла воспоминания о прожитых ею семи годах на планы в новой своей жизни. Эта жизнь казалась ей вечным праздником, она волнующе пахла кожей, как новенький ранец, купленный к первому сентября, звенела голосами её новых подруг, стучала их каблучками и кружилась в прощальном школьном вальсе.
 
Она наполняла светом  высокие  институтские аудитории в долгие месяцы учебных семестров. Она сверкала и переливалась, как ленивое горячее море под раскалённым южным солнцем в короткие дни студенческих каникул. Она щедрой рукой делала любые подарки, предоставив Кате самой право решать и выбирать, что из имеющегося под рукой сегодня она возьмёт с собой в завтра. И вдруг оказалось, что самый главный, самый лучший свой приз Катя оставила в прошлом, и вот сейчас у неё появилась возможность исправить эту ошибку.
 
   - Лёшка! Лёшенька! Неужели это ты? Откуда ты взялся? Сколько лет мы с тобой не виделись?
   Лёшка смеялся и щурил близорукие глаза.
   - Представляешь, я здесь совершенно случайно, не поверишь – в командировку послали. Точнее, я сам напросился. А твоя мама, в отличие от тебя, меня сразу узнала, когда я её разыскал. Она научила, как тебя найти, чтобы сделать тебе сюрприз. Я так этому рад, ведь у меня ни адреса, ни телефона твоего не осталось. И ещё я очень счастлив тебя видеть, ведь я из-за тебя сюда приехал. Какая ты стала взрослая! И красивая.
 
   Лёшка –Лёшенька, светик ты мой ясный, синичка моя ненаглядная, думала Катя, положа ему руки на плечи и не замечая, что музыка уже давно закончилась, пары разошлись, и только они с Лёшкой стояли обнявшись одни в маленьком зале. Или журавлик ты мой залётный? Какая разница, если я уже держу тебя обеими руками и ни за что их не разниму? Главное, что я всё-таки сумела поймать за хвост своё ускользнувшее счастье, а какой этот хвост – синичий или журавлиный – мне абсолютно всё равно!