Книга

Бездомный паренёк выловил из речушки книгу, высушил на ветру и вручил мне – обменял на палочку копчёной колбаски. Правда, я не нуждался в его находке. Просто проявил милосердие. Потёртая обложка и жёлтые, морщинистые страницы не прельщали меня. Да и Минздрав предупреждает: если глядеть на солнце, можно ослепнуть! Хорошо ещё, что желтизна страниц была не столь сочной. Похлопав паренька по плечу, я поспешил домой, намереваясь по дороге сунуть книгу в какой-нибудь мусорный бак. Но – как это нередко бывает под вечер – все баки, мимо которых пролегал мой маршрут, оказались до отказа набиты всевозможной всячиной. А мусорить я не стал, поскольку время от времени причисляю себя к людям интеллигентным.
 
Благополучно принёс книгу домой, бросил в кухне. Кода же наступил новый день, и я завтракал, вновь обратил на неё внимание. Ну что в ней такого?! У неё даже название какое-то невразумительное, экзистеальное. Заглавная страница повествовала о жизни, следующая – о смерти. Но умирать мне как-то не очень хотелось. И я передислоцировал свой взгляд на третью страницу. Между её строк снова радостно щебетала, плескалась жизнь, что весьма меня позабавило. А вот на четвёртой странице – вновь застящее глаза кадило, смертный покой. Нужно читать далее, сказал я себе. И потянулся за глазастым моноклем, доставшимся мне от деда. Пятая страница начиналась со слова «живу» и заканчивалась словом «перелистнул». Я так и сделал: перелистнул вперёд. Настроение моё тотчас улучшилось. Жизнь и смерть чередовались на страницах этой заинтриговавшей меня книженции. Создавалось впечатление, что её автор неоднократно падал в объятия смерти, падал и возрождался. И чем долее читал я его увесистый труд, тем глубже погружался в тайную музыку его чёрно-белой – с многочисленными оттенками – души, чувствуя себя немножечко мазохистом. В положительном смысле этого слова!
 
Желание избавиться от книги, словно бы тучкой метана, вышло из моего организма и уползло в форточку. В моём сознании формировался великолепный алмаз. И я понимал, что алмаз этот – не что иное, как моя одряхлевшая книга с жёлтыми, как лицо Лао-Цзы, страницами. Я вдумывался, я постигал, старался постичь! Стилистические возможности автора, широта его кругозора, неожиданность дидактических выводов причаровали меня. А его утончённая ирония, внедрившись в мой кровоток, прочистила закупоренные сосуды. Мне сделалось хорошо – как будто бы я был йогом и летел на планету вечного кайфа. Однако слово «работа», явившееся мне на тридцать седьмой странице, заставило меня всколыхнуться и бросить взгляд на часы. Да, они не стоят на месте, они работают, гоняют по кругу стрелку! Моментально сгруппировавшись и не забыв прихватить с собой книгу, я выбежал на улицу и погрузился в подземелье завывающих поездов…
 
Напротив меня в вагоне сидела, слегка раздвинув ноги, симпатичная девушка. Читала книжку. Судя по всему, детективец. Ехать мне было одиннадцать станций, двадцать пять долгих минут. И, чтобы не терять зря времени, я распахнул свою книгу, но тут же закрыл. Я вдруг подумал, что это же сущее святотатство – читать мою драгоценную книгу в каком-то там транспорте, в метро! Нет, так нельзя. Она совершенно не предназначена для поверхностного ознакомления. Она не книжка, а КНИГА! И её нужно читать в тихом, отшельническом уединении, смакуя каждое её слово, малейший шорох метафизических уст. К тому же, её заключительная страница вполне могла быть пронизана смертью, а я всегда стеснялся умирать у всех на виду. Сам того не заметил, как погладил свою книгу тёплой, несколько вспотевшей, ладонью, – словно возлюбленную, победившую в конкурсе красоты. Девушка заметила моё движение и улыбнулась. Потом, подумав чуть-чуть, пересела подальше. Неужели за сумасшедшего меня приняла? Может быть. Но я очень даже здоров. Просто книга, которую мне подсунул бездомный парень, бесценна. Жаль только, что у неё грудь плоская. Сразу не ухватиться. Следовательно, и умом сразу и не понять. Однако же я постараюсь. Вот вернусь домой, вооружусь моноклем! Там, глядишь, отрастёт…