Журавли

Мы сидели с ним на берегу озера Шарташ - любимого места отдыха екатеринбуржцев. Разговаривали о былом. Ремизов и сам затруднился вспомнить, как, под влиянием каких впечатлений событий или мотивов совершился в его умонастроениях такой поворот ко всему, что связано с природой. Или это как всякая любовь? - пришло, мол, негаданно, необъяснимо, вот и весь сказ. Да нет, повлияли, конечно, и тревожные разговоры, и публикации об экологии, и то, что оскудела природа.
Перед тем, как выехать на Шарташ, побывал я у Ивана Васильевича в его сельском доме. Дом добротный. Баня на участке. Сарай со скотиной. Сад. Огород. По стенам в доме развешаны связки лука, лекарственные травы. Чай пьётся особый, заваренный на траве. Хозяйка Любовь семёновна, медицинская сестра по профессии, потчевала меня из банки с брусникой, клюквой, грибами и прочими дарами природы. Словом, ладно всё было в доме. Видать, правильно сельчане рассуждали: если свой дом может обиходить человек, то и благоустройство села такому есть резон доверить.
 
И доверили, избрав Ремизова главой сельского поселения. При нём подъезд к больнице заасфальтировали, уличное освещение провели, дома отремонтировали. Незаметно от сельских улиц и домов забота Ивана Васильевича перешла к большому и общему для всех людей делу - Природе. Часто, обуздав шляпой неслушающиеся волосы, стал он ходить в леса, на болота, но уже с совсем другим чувством, которое и не знал, как назвать: увлёкся ботаникой, стал изучать и собирать травы. Он рассказал мне о том, как некоторое время назад нависла угроза исчезновения над уникальным уголком природы - болотом в урочище Уктуса. Ремизов попытался его спасти, сохранить для людей, для нас с вами, для ближних и дальних потомков.
Однажды по весне Иван Васильевич, возвращаясь из поездки в окраинные деревни района, в туманной дымке увидел, как несколько геологов толпились возле острова на болоте. Брали пробы грунта. Что это означало, Ремизов знал. Если торфообработчики признают болото перспективным, его осушат и начнут добычу. И тогда...
 
В памяти Ремизова всплыла недавняя история обмеления одного из озёр Свердловской области после того, как осушили болотце за двумя деревнями. Оказалось, что эти болотца служили для озерка резервуарами, накопителями влаги. Тогда-то и появился акт обследования, подписанный Ремизовым, мол, в результате работ по осушению, выполненных передвижной механизированной колонной - 106 на территории сельского поселения, площадь озера уменьшилась вдвое. Из-за обмеления обнажился донный ил. Для спасения озера нужны дополнительные мелиоративные работы.
Что ж, вода из озера ушла, можно сказать, согласно проекту. Потому что в нём не предусмотрели природоохранных мер. Строго спрашивали лишь, чтобы по плану корчевать, осушать и тому подобное. О побочных последствиях авторы проекта не думали. И Ремизову невольно приходило в голову: ну почему неграмотного человека не допустят к преподаванию русского языка, а вот автором проекта можно стать, не зная азов природопользования?
 
Когда же мы научимся элементарной азбуке экологии? Ведь сколько, к примеру, говорено, писано о том, что нельзя вырубать прибрежные леса - реки обмелеют, всё-таки нет-нет да и снова услышишь про такое. Будто кто-то надеется, что на сей раз вековечный закон природы не сработает, отменится сам собой. И смотрят потом на пересохшее русло... Всё в природе связано. Поэтому, когда осушают исток, колокол звонит и по устью. Всё это успел узнать за годы работы главой сельского поселения Иван Васильевич Ремизов, вот почему он и забил тревогу по поводу большого болота в урочище Уктуса. Ведь оно, по его предположениям, было верховое, то есть питало водой реку Исеть. Так что трогать его было нельзя. В районе были другие болота, где торфоразработки не повлияли бы столь резко на состояние окружающей среды. Трогать болото нельзя было ещё и вот почему. В топях его раскинулся неповторимый растительный мир, кишела жизнь, находили пристанище и пищу звери, перелётные птицы...
 
Не забыл Ремизов, как несколько вёсен назад стоял он посреди осушенных за год болот, а в небе тревожно курлыча, пролетали журавли, их вожак не узнавал в плешивых местах того, что столетиями было их родиной...
Приехав домой после встречи с геологами, бравшими в районе урочища пробы грунта, Ремизов написал в охотничью инспекцию. Предчувствуя, что будет сложная и мятежная борьба, завёл специальную папку под названием "Уктус". Таких папок у него было немало. Обложки с грозным чёрным типографским: "Дело №...", а чуть ниже - надпись от руки. Я у него видел эти папки: "Торф", "Болотная ягода", "Каким быть селу", "Дороги", "Памятники", "Переписка по разным вопросам". Кроме сугубо деловых материалов он вкладывал в них различные сведения, вырезал познавательные материалы из газет и журналов.
Ответа из охотинспекции он не дождался. Тем временем стало известно, что торфопредприятие уже готовится прорубать просеки. Медлить было нельзя. Ремизов сбегал в урочище. Всё так, всё подтверждалось: торфодобытчики приступали к освоению, машина закручивалась.. Ремизов решил привлечь к защите урочища учёных, специалистов, которые знали эти места и с которыми он давно переписывался. Среди них были преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета, научные сотрудники Ботанического института, лесотехнической академии. Многие откликнулись тотчас.
 
Установили, что болото в урочище Уктуса действительно верховое, двумя протоками питающее реку Исеть. Вдобавок к этому составили опись редких растений, занесённых в "Красную книгу", оценили и кормовую базу для журавлей, тетеревов, глухарей... Самое существенное состояло в том, что запасы торфа в урочище были ограничены и разработка их явно не стоила свеч, которые зажигались на жертвеннике.
Вооружившись всеми этими данными, Ремизов почувствовал себя увереннее. В те дни жена его Любовь Семёновна, если сама не дежурила в детской больнице, видела мужа мельком - приходил он глубоким вечером весь промокший, переодевался в сухое и чуть не до утра рисовал какие-то карты и схемы, снабжая их пояснениями, писал письма в различные министерства, во Всероссийское Общество охраны природы. Пока все эти бумаги шли к адресатам, торфопредприятие приступило к прокопке канав. Надо было спешить. Что делать?
 
Ремизов перебирал в уме все возможные способы действий. Но у него уже был опыт стычек с начальниками ПМК. На все аргументы у них один ответ: претензии не к нам, мы всё делаем по проекту, добивайтесь отмены или изменения проекта, а нас, дескать, уговаривать нечего, у нас конкретное задание.
Один раз, правда, Иван Васильевич встал на пути трактора, когда тот подъезжал выдёргивать тросом вяз в два обхвата толщиной. Одиноко стоял этот вяз посреди поля, неподалёку от деревни, отрада для глаз путника, место птичьего гнездования.
-Нельзя его губить, он - под охраной, - сказал Иван васильевич.
-А чем докажешь? - наступал механизатор, у которого заработок начислялся по количеству пней. Ремизов пошёл на хитрость, с ходу придумал какую-то небывальщину из времён Ивана Грозного, якобы связанную с этим вязом. Тракторист попался без исторической жилки, подозрительный.
 
-Ты мне тут сказки не рассказывай, мне документ нужен. Ремизов сказал, что документ у него в сельском поселении и что он принесёт его завтра. Важно было выиграть время. Дома он вырезал из куска плотного картона табличку, написал масляной краской как можно более печатными буквами слова: "Памятник природы, охраняется государством" - и, подумав, внизу справа добавил: "Администрация". Внушительно и официально получилось. Дал краске засохнуть и пошёл в поле - рабочий день уже кончился. Привязал к вязу табличку с той самой охранной надписью. В сумерках прислонился щекой к стволу. Как это у поэта?
 
Я слушал под корой
текущих древесин
ход кольцеванья
волокнистый...
 
На следующий день Ремизов заехал - не тронули вяз, помогла табличка. Но болото в две с лишни тысячи гектаров - не дерево, на нём табличку не повесишь.
Великая это вещь - общественное мнение! Оно действительно как ветер: вроде его не видно, а шапки слетают Словно бы озабоченность многих отдельных и до поры разобщённых умов и сердец сгущается в какую-то общую атмосферу тревоги, приобретает плотность, давление, силу. Так и в истории с болотом в Урочище Уктуса. Письма Ремизова доходили до адресатов, те в свою очередь тоже куда-то писали, действоали, завоёвывали сторонников и единомышленников, создавали как бы фон общественной опеки над урочищем. И его спасли!
...Ремизов заботливо налил мне ещё чашку наваристого чая, подал бутерброд с сыром. Пили чай молча. И здесь я поймал себя на мысли, что, конечно, те журавли, что будут пролетать будущей весной над уктускими просторами и, снизившись по крику вожака, выберут для отдыха или гнездования урочище в районе Уктуса, те журавли не знают имени Ремизова, своего благодетеля и защитника. Но, думается, их птичьи сердца отзовутся любовью к этому человеку. И они, журавли, отдохнув в урочище, полетят дальше, своим курлыканьем посылая Ремизову добрый привет. А он помашет им рукой - светлой вам дороги перелётные птитцы!