Искусство голодать

Людмила Соловьёва
 
Если ты не фараон - то мумией не станешь, утверждал в «Полутора комнатах» Иосиф Бродский. Но блокадные ленинградцы сумели оставить вечную память о себе, хотя при жизни фараонами не стали!
 
Сухопутные моря
 
Борис Израилевич 30 лет был в прибалтийском городишке капитаном порта. Под его ведением порт тикал - как часы. Он брал Берлин, окончил «Макаровку» и ходил в море капвторангом. Постарел, списался. И возглавил в Питере «сухопутные моря»!
Там познакомился с будущей женой... К моменту свадьбы им было по 40! Галина Александровна прошла блокаду. Хлеб резала тонко – на просвет... А кружок колбасы делила бритвой! Их направили в Прибалтику, но работать капитан ей запретил: семья не бедствовала.
 
В 90-х они стали пенсионерами... Тут и всплыл блокадный Ленинград! Гражданство прибалтийской страны старикам не дали. Выплата пенсий оказалась под вопросом. Мужу, чей трудовой стаж прошел тут, платили 60 долларов, вместо положенных 130-ти. А жене – блокаднице – и вид на жительство не полагался... Грозила высылка в Питер!
Старикам стукнуло 80, квартирный обмен был не под силу. И за помощью они обратились к автору этих строк. Но журналисту в иммиграционном департаменте сказали:
- Закон - для всех один!
- Старики проживут от силы лет 5, - спорила я, - дайте им вид на жительство на это время!
Я ошиблась – блокадница прожила лишь 3... Капитан – чуть дольше! Но чиновники согласились, и в паспорте блокадницы появился нужный штамп. Высылка не грозила, но и пенсии не полагалось. Живи она в России, пировала бы на льготы, положенные героям-ленинградцам. А для Прибалтики блокада была пустым звуком...
 
Блокадный устав
 
Жили на одну пенсию – которая уходила на квартплату и лекарства. Оставалось лишь на хлеб! С молотка пустили мебель... Теплую одежду! Настал миг, когда не осталось ничего.
Мы встретились, спустя полгода, на рождественском базаре. Народ - обвешанный подарками - нес елки, мандарины, серпантин. Выделялась лишь пара стариков в... плащах болонья. Они зябли, обхватив друг дружку – чтобы не упасть. И несли пяток луковиц в авоське... Да - кило салаки! Тогда еще улов шел по 15-ти копеек.
- Людочка! – помахали они мне. – Хотите рыбки в собственном соку?
И позвали в гости. Набрав конфет да пряников, я позвонила в обшарпанную дверь... И по голодному блеску в глазах поняла: ошиблась! Капитан – забывший, когда ел - был рад завалящему кусочку колбасы... А я несла сласти! Галина Александровна, скрыв горечь, угостила рыбкой... В баночке из-под горчицы! Вкусно, помню - как сейчас.
 
На другой день я пришла, обвесившись колбасой, булками и сыром! Старики обрадовались. Но, увидав еду, сникли.
- Вы что, – возмутился капитан, - нас приняли за попрошаек?
- Вот ваши пряники, - достала Галина Александровна вчерашний кулек, - два мы съели!
Я возразила: «Вы же угощали?» - «Выходит, баш на баш!» - сильней заобижались старики.... И, возвратив мои припасы, выставили за дверь! Я была от горя вне себя, понимая – что подачек Питер не примет. Галина Александровна и изъяснялась постаринке. «Наша кошка абортировала...», – поджимала она губы. Или: «Мурочка счастливо разрешилась!» - показывая на котят. Собственных малышей семья не завела. Детский вопрос был болезненным для капитана.
- Галика застудилась, – заговорщицки пояснял он мне, - когда тащила по Неве саночки с дровами!
- Борик, – обрывала она мужа, – постыдись!
Жалоб Питер не признавал тоже. Но и умереть с голоду я позволить не могла. И наткнувшись на очередной отказ, стала действовать по их «уставу».
 
Горькая гирлянда
 
Я вновь пошла, прихватив какой-то кекс... Угощение к чаю разрешалось! Они съели по кусочку – подобрав ладонью крошки. И стали излагать «Науку голодать».
- Быстро насыщает круто посоленный хлеб, - учила Галика. - А когда голод долгий, колечки репчатого лука с ржаным ломтем - витамины! Если купили салаку - не на чем поджарить, выпотрошьте, сложите в банку. Да пересыпьте каждую рыбешку сахаром и солью В холодильнике полгода простоит!
Их кухня с видом на реку была увешена косицами из лука. Но заменить обед горькие гирлянды не могли. Как и мои скудные гостинцы. Спасалась семья в... отделении геронтологии... Где старики жили на 4-разовом питании всего один месяц в году! Больше закон не давал. Возвращались Галика с Борей румяными от пожарских котлет с бульоном... А остальные 11 месяцев продолжали голодать! Попасть в Дом престрелых, не имея пенсии, Галина не могла. А капитан отказывался ее бросить.
 
Поняв, что моей помощи Питер не примет – я позвонила в порт:
- Голодают ваши портовые пенсионеры...
- Портовые – да не наши! – пояснили мне.
После приватизации порт разделился на торговый и береговой. Старый капитан ни тем – ни другим был не нужен! Но начальник торгового выделил премию по душевной доброте! Портовая чиновница принесла конверт с деньгами... Да кое-что из одежды - от себя!
В знак благодарности, блокадница устроила застолье, нарезав сыра с колбасой. В центре стола лежал банан – нарезанный просвечивающимися ломтиками, частей на 20... И уложенный в селедочницу – знавшую лучшие времена. Чем-чем, а скупостью Питер не отличался... Видно, премия была слишком мала!
- Сколько же вам заплатили? – не удержалась я.
- Секрет! – развел руками капитан.
 
Опальный песец
 
Мне кусок не лез в горло... Все мерещился банан на селедочном блюде! Второй раз звонить в порт? Так, администрация уже все знала... И я вновь встретила на рынке стариков. Галина Александровна достала кулек сушек:
- Это – вам!
- Ждите в гости! – не приняла подарка я.
И принесла... свое зимнее пальто! Ярко-горчичное, на двойном ватине... Воротник - из небольшого, но песца! У меня было еще и демисезонное, а у блокадницы – никакого. Галика спросила:
- Это – мне?
- А кому же?
Пальто покупал мой покойный отец. Песец был памятью и лучшей вещью гардероба... Видя, что подарок от души – отказываться питерцы не стали. Но и принять не могли! Хочешь потерять друга – подари пальто... Сперва старики порывались заплатить! Потом - отдать! Мой телефон раскалился, но главная наука была впереди! В феврале я вновь увидела «болоньевые» спины. Заметив меня, старики попытались скрыться... Но поняв, что узнаны – замахали рукой!
- Здравствуйте, – улыбались они мне, – а у нас несчастье.
- Что такое?
- Ваше пальто - на 3 размера больше, – жаловалась Галика. - За ушивку требуют «двадцатку» – весь наш капитал! Не могли бы вы его забрать?
- Наденьте поверх плаща, – похолодела я.
- Мы что - бомжи? – обиделась блокадница.
Из-за пальто я ссорилась и с мамой. Она не понимала – как можно подарить чужим столь дорогую вещь?! Но и старики не уступали. Правильнее было бы забрать, но уничижение во мне взыграло паче чаяния.
- В таком случае, выбросьте! Все равно собиралась нести его на помойку, - солгала я.
- Зачем же нам из помойки? – возмутились питерцы.
Резко повернулись и ушли. А я перестала принимать участие в их жизни. Спустя месяц, капитан позвонил сам: «Галика в больнице...»
 
Жизнь за пальто
 
Я бросилась туда – не тут-то было... «Меня из порта навещают», - ткнула Галика в чиновницу на соседней на койке.
- Как вы смели дарить людям вещь с помойки! – громко возмутилась та.
Мне оставалось молча развести руками... Но и у чиновницы была наука:
- Вам не надо было правду говорить, не признавались бы про мусорку, она «спасибо» бы сказала!
Дальнейшая судьба песца мне неизвестна, с тех пор я категорически против благодеяний. Лишь кровным родственникам и по слезной просьбе!
Помогать в беде – великое искусство, как и с честью голодать. Не случайно, у Достоевского нищий втаптывает в грязь 100 рублей. Ему от души жертвуют – а он топчет, да еще от унижения кричит! Слишком уж тонкая материя – наша душа... А где тонко – там и рвется!
Галину Александровну я встретила за месяц до кончины:
- Нет, - порывалась она, - я ей все-таки скажу...
- Хватит с нее, – не пускал капитан. – Не надо!
Мы огранчились кивками... И я была рада. Спустя год, умер и капитан.
 
А мне через 10 лет предстояла многочасовая операция. Сдав кровь на анализ, я сидела в ожидании ответа! Хирургия смыкалась с глазным отделением, больные шастали по коридору... Один, постарше, отделился от стены и пошел ко мне. «Капитан? – вздрогнула я. – Так он не умер?» И радостно бросилась к нему... Но старик отрицательно помахал головой:
- Не надо!
И исчез, как растворился... Я в испуге осмотрелась: что не надо? Почему мертвец явился, как живой? О чем хотел предупредить? «Входите», - молвила, меж тем, сестра. Я дернулась и, как сомнамбула, открыла двери...
- По лицу вижу, операцию вы делать не хотите, - недовольно заявил хирург.
- А разве можно? – удивилась я.
- Вы все равно, вернетесь...
Я не возвратилась!!!
Поняв - ни одно благодеяние не остается без ответа. Повисит где-нибудь – да и в виде спасения снизойдет! Делать добро и не ждать ответа – утром и вечером, днем и ночью! Таков был последний урок в великом искусстве голодать, преподанный моими самыми любимыми на свете стариками. Что подарили мне жизнь за дурацкое пальто!