Амазонка и Барон

или Осенний блюз одинокой женщины
 


Москва, проспект Вернадского, многоквартирный дом, пентхауз.
 
В теплый сон вкрадчиво вплелась скрипка, нежно подхваченная тоскующим оркестром – это вместо будильника включился комп, вытаскивая хозяйку из теплых вод Индийского океана, где она только что плыла вместе с Бароном… Выныривать не хотелось, Анна цеплялась за остатки сна… Она летела в упругую глубину океана фантастической мантой с электрическим зарядом в самой глубине ее гладкого тела …За ней летел в погоне-игре второй скат… Хотелось погружаться еще глубже, чтобы толща воды охватывала мощно и плотно… и игра продолжалась бы до истомы и крика…

 
А ведь еще полгода назад Анна Мазлер запросто взлетала спортивным телом в 6.30 над хрусткими простынями под хриплый вопль любимой рок-певицы Бонни Тайлер. Вторым треком стоял «Рамштайн» - и это придавало ускорение и энергию всем обязательным утренним церемониям. Сабвуфер смягчал басы и рокотал нежно и властно. И все в жизни было просто, ясно и давало ощущение счастья.


 
«Блюз опадающих листьев» - не лучшая тема для утренних процедур деловой женщины, но блюз жил в ее апартаментах уже шесть месяцев, смущая, сбивая с привычного ритма жизни…
Зеркало в ванной как всегда комплиментарно – оно транслирует миру хрупкую и юную красоту с высокой юной грудью, узкими бедрами, девичьим лицом…
А вот зеркало в гардеробной безжалостно: Анна видит тонкий взмах морщинок у глаз и губ… такие явные… и такие убийственные для нее в последнее время.

Чемодан раскрыт – там аккуратно сложено с вечера самое необходимое для дальней командировки. Остался только ноут, который стоял на подзарядке до утра. Анна открывает уютный портфельчик для ноутбука с десятками кармашков и начинает укладываться в дорогу: эти «шнурочки» - в этот кармашек, эти – для букридера – в другой, для телефона – в третий. «Немец включился!» - вздыхает Анна.
Тут надо пояснить. Папа Анны – Генрих Мазлер – абсолютно чистокровный поволжский немец из Энгельса. Мама – Маргоша Иваньски – полячка из Львова. Родители, оба дефектные по пятому пункту, но умные эсэсэсээровские дети, встретились на факультете холодильного оборудования столичного института пищепрома (в более престижные вузы вход был закрыт). И полюбили друг друга: пунктуальный и обязательный Генрих и взбалмошная, вечно всюду и всегда опаздывающая растеряха Маргоша. Анна – их единственная и любимая дочь, которая успешно выстроила свою карьеру уже в другие времена, тогда, когда пятый пункт всем был до фени…
- У меня всю жизнь немец борется с поляком!! – так поясняет Анна все свои неожиданные поступки в жизни. Правда, их было не так много. До последнего времени…
 
До поезда два часа. Еще есть время все остановить. Она может и не ехать в эту даль. Хотя – такой выгодный договор… Но Барон! Он же знает номер вагона ее поезда! Зачем она сказала ему это вчера?..
Нет, надо сделать главное признание сейчас!! Анна решительно включает свой стационарный компьютер в кабинете, входит в сеть, будит своего собеседника сообщением:
Амазонка. Я должна тебе сказать правду. Мне не 27 лет.
Ответ последовал через секунды – словно собеседник ждал этих строк:
Барон. Я знаю. Я жду тебя.
 
Анна, вспыхнув, схлопнула все открытые страницы в Сети. Ладно! Она едет! Черт! Ну что за сантименты! У нее контракт!
 
Поезд Москва-Тюмень, вагон № 5.
 
Как славно – в купе спального вагоне она одна. Никто не будет мешать и целые сутки она может наслаждаться пейзажами за окном и творчеством. Ноут привычно мигнул голубым экраном. За окном летели утренние, в легкой дымке осеннего тумана, среднерусские пейзажи. Малиновые осинники, желтые березовые рощицы, серые ольшаники…Яркие картинки под синим небом.
Пальцы сами побежали по клавиатуре:
 
Сентябрь безжалостен и ясен,
Он и художник и палач…
Он крупными мазками красит
Мои леса в седой кумач…
 
Почему седой? Анна задумалась. Почему написалось «седой» – в ее пышной гриве еще ни одного седого волоска! Да и как кумач может быть седым?... Это что – оговорка по Фрейду? Она чувствует себя старой? А пальцы бежали дальше:
 
Да разве очень виновата,
Что ей пора, а мне не время?!.
Что я опять спешу обратно,
Ловлю упущенное стремя…
 
Да-а-а… Сублимация, сказала бы старая подруга Мышь… И была бы права.
 

 
Неровный ход дороги длинной,
Ее обочины и холод,
Все то, что раньше я любила,
Пусть любит тот, кто нынче молод.
 
Да что ж это такое!! Кнопка «выкл», одеяло на голову. Стук колес на стыках. В ушах -мягкие подушечки микрофонов от плеера. В нем первым треком – «Блюз опадающих листьев»…
 

 
Кафе на Мясницкой. Неделю назад.
 
Мышь – Галка Мышкина, а ныне профессор-психиатр столичной клиники Галина Степановна (Финкельштейн по мужу), ждала свою подружку в кафешке, где до сих пор по-прежнему разрешали курить. Она и курила – одну за другой, крупная красивая дама, дорого одетая, роскошная, великосветская.
Маза – Анька Мазлер – как всегда, опоздала на полчаса. Они дружили с первого класса. Причем на той старой фотографии, где их впервые сбили в организованную группу первого «А», они еще очень похожи: две тощие белобрысые школьницы с бантами на макушке. Зато потом их физика – физическое расположение организма в пространстве – менялась весьма непропорционально относительно друг друга. Мышь росла мощной и сутулой девицей, весьма непривлекательной внешне, а Маза вылепилась хрупкой блондинкой, с голубыми чашами глаз и обворожительным тембром голоса… Вдобавок ко всему Маза запела - классу к восьмому, аккомпанируя себе на гитаре профессионально и красиво (музыкалка!).
Но это не мешало им дружить уже 35 лет.
 
- Ну что? Поляк победил?.. – участливо и понимающе спросила Мышь, прикуривая сотую от девяносто девятой сигареты.
- Похоже, да…
- Тебе надо поехать! И поставить все точки в этой истории! Ты же с ума сходишь, я тебе как врач говорю! – Мышь злилась: она такой растерянной Мазу никогда еще не видела. Но база для такого сдвига у школьной подружки точно была.
…Мышь, как психиатр, знала, о чем говорила.
 
Анна жила еще со школы в двух реальностях: она была успешна в математических науках и уже признана в городских литературных кругах, как поэт и автор песен. Но, обласканная творческим окружением, девушка все-таки прагматично (папа –немец взял верх!) выбрала своей специальностью …холодильное оборудование пищевой промышленности СССР. Закончив вуз, по счастливой случайности попала в первый набор Академии народного хозяйства – для подготовки антикризисных управляющих. Стала успешным антикризисником, сбила свою команду, открыла фирму по аудиту и антикризисному управлению.
И одновременно Анюта продолжала писать песни, ездила на все слеты каэспэшников Союза, а потом России – тратила на это свои отпуска.
 
- Мыша, я себя чувствую… педофилкой какой-то, соблазнительницей детей! – у Анны уже предательски хлюпало под носом и растекалось из уголков глаз.
- Слушай, да откуда ты знаешь – может, ему уже сто лет и это он педофил по отношению к тебе, а? Господи, рациональная ты моя! Включи мозг!
- Ну что ты говоришь? Я же его видела!
- Что ты видела? Руки на струнах? Его хоть руки-то?..
- Да я с ним полгода каждый день часами общаюсь! Это романтик чистой воды, взрослые мужики так не думают, не говорят и не поступают!!
 

Полгода назад. Вечер в пентхаузе Анны.
 
Он сам постучался в ее аккаунт на сайте клуба самодеятельной песни. Барон Мюнхгаузен, 22 года, на аватарке – умное, хитрое, молодое и явно чужое лицо с прищуренным глазом. У Анны ник – Амазонка. Все просто: А.МАЗлер и лошадей очень любит (муж при разводе так и сказал в сторону: «Ты работу и лошадей любишь больше, чем меня»). И в этом, кстати, он был прав. Не прав только в одном: их общую дочку Дашку она любила и любит больше, чем лошадей, работу, песни и все прочее в жизни.
 
Аватарка у нее абстрактная. И на сайте ей 27 лет. Анне просто казалось, что 27 – это какой-то предельный возраст, после которого писать лирические песни и исполнять их на полном серьезе просто… несолидно, невозможно…короче, стеснялась. Да, собственно, она и не заморачивалась на эту тему. Ей было интересно и приятно общаться с собратьями по увлечению, обсуждать последние какие-то сходки на пленэре, выкладывать свои новые тексты, чтобы обкатать их, как камушки на прибрежной волне…
 
Но общение с новым адресатом не просто смутило – выбило из колеи. Практически сразу, с первого вечера, хотя Анна себе в этом долго не признавалась.
Он втек-вплелся в реку комментариев под одной темкой, где Анна билась с затесавшимся троллем из случайных младых неумников, поддержал ее, вписался в продолжение разговора уже в странице самой Анны, потом в ее почте на сайте… потом в ее личке на Яндексе… потом вынудил ее поставить дома скайп и купить веб-камеру!..
 
Днем она себе не позволяла такой роскоши (распущенности) – Анна никогда, ни разу не выходила на связь с Бароном из рабочего кабинета, который, кстати, был ее собственностью, как и компания. Зато вечером совладать со своим желанием она не могла. Если бы Дашка хотя бы отвлекала необходимостью заботиться о ней… Но упрямая девица вместе со старшим сыном Мыши Дэном строит-въёт свое съемное гнездо… торопится Анну сделать бабушкой в ее 42 года…
 
Сорок два! Еще полгода назад этот возраст вообще не казался чем-то таким… пугающим или необычным. Анна прекрасно выглядела и чувствовала себя… на 27, короче! Даже взрослая дочь рядом добавляла настроения: мол, смотрите и завидуйте – у такой молодой, юной и прекрасной матери такая взрослая девочка, дипломница уже в престижном вузе!
 
А после знакомства с Бароном ее придавил груз лет. Физически. Ей так мучительно захотелось стать юной и прожить жизнь заново! Это странно, это смутно, это вкусно и приятно, я влюбилась – так влюбилась, что нет хода мне обратно…
 
Она влюбилась. В сорок два. Впервые. И только тогда поняла и простила мужа, развод с которым шесть лет назад больно ударил по самолюбию (не по душе и не по сердцу!) – ее надежный капитан Саша оказался двоеженцем, на его сухогрузе у него давно была вторая семья с поварихой, у них росли уже два сына к тому моменту, когда все так нелепо обнаружилось. Но он молча ушел из ее жизни вслед за жестом руки «пошел вон», уехал в свой родной Севастополь и практически они больше и не виделись.
 
Они разговаривали с Бароном часами – иногда до утра. О прожитом дне, о музыке. Об увиденном фильме, о случайно услышанной и засевшей в сознании фразе… Обо всем на свете, короче. Как ни с кем и никогда. Ироничный, начитанный, смешливый, неожиданно остроумный - Анна безуспешно включала в себе немца, чтобы справиться с чувствами и проанализировать, что же с ней происходит. С успешной сорокалетней столичной бизнесвумен, у которой все в порядке!
 
И в полном беспорядке, лихорадочно подшептывала ей в мозг польская кровь… Ведь первое, что она делала, сняв с последней степенностью дорогой костюм и повесив его на плечики в шкаф, - она бросалась к компьютеру, включала его и летела строчками навстречу к Барону, который всегда ждал ее появления в эфире, словно и жил там!
 
Она долго стеснялась и отнекивалась – он просил сначала скайп (а вдруг меня выдаст голос?), потом веб-камеру (тут уж точно увидит возраст!), потом решилась на первое и была окончательно покорена его низким голосом, его смешками-вздохами и бархатистым хохотом над шутками. Перед включением камеры провела целую фотосессию – позвала знакомых спецов, чтобы установили точно свет, налохматила свою светлую гриву волос, чтобы без всякого профиля, поставила камеру подальше…
- А ты очень красивая…- первое, что сказал Барон.
И Анна вздохнула с облегчением. А он, противный Мюнхгаузен, ее

 

обманул! Но как ловко! Его камера видела только его руки на гитаре.
 
- Я хочу тебе спеть одну песню, - сказал тогда Барон. Длинные сильные пальцы тронули струны, голос у него был мягкий и глуховатый.
- И луна, словно спелая дынька, раскололась на две половинки…
Анна оторопела. Это была ее песня, ее слова и мелодия, только пела она ее очень давно – в студенчестве еще, пожалуй…
Она смотрела на пальцы, которые перебирали струны, и душа ее наполнялась щенячьим теплом.
 
Вокзал Тюмени. Сентябрь.
 
Поезд тихо прошелестел мимо ярко раскрашенной рощицы и вдруг внезапно оказался у высокого перрона. Анна вышла под сентябрьское теплое солнце, огляделась. Вокзальная площадь жила своей суетливой жизнью. Никто ее не встречал. Она вдруг почувствовала огромное облегчение. Просто огромное! Улыбнувшись, деловито зашагала к стоянке такси, привычно зрительно восстанавливая в памяти адрес компании, которая так выгодно заказала аудит и годовое консультативное сопровождение…
 
На петле-развороте у внутренней стороны вокзала Анна замешкалась на минуту и тут ей глаза закрыла теплая большая ладонь, а бархатный голос произнес:
 
- Рассказать бы для смеха кому-то… А страданья – на две минуты! Только стоит ли так храбриться, если все не смогло забыться?!.
 
Анна вновь замерла: это она сама, это она написала – в семнадцать лет, впервые влюбившись! Откуда он может знать эти строчки?
 
Она резко повернулась. Большой, смешной, веселый бородатый верзила стоял и улыбался, как дурак. На романтичного студента он никак не тянул. В этом грубом свитере скорее – на какого-нибудь нефтяника. Лет сорока.
 
- Так ты что? Барон?!.
- Да, моя прекрасная Амазонка!!!
 
Час спустя. На набережной у реки Туры.
 
- Помнишь?
В его руке кассета – древняя. Магнитофонная, с ее фотографией на обложке – однокурсник тогда налепил самопала перед ее поездкой на слет КСП под Миассом.
На вкладыше в кассету, где она ну точно королева рока – гитара, локоны по пояс,- ее подпись: «Павлику, на память от будущей звезды».
- А это?
Из кармана появляется диск. Тоже ее самодеятельность – тогда еще рвалась душа к звездным вершинам. И опять памятная надпись: «Павлу – с пожеланиями творческих успехов».
- Ты меня совсем не помнишь?..
Да не помнит она его тем, тогда, в те времена!
- А почему ты написал в своем аккаунте, что тебе 22?..
- Чтобы сохранить святые пропорции… Тогда у нас тоже была разница в пять лет. И это был слет под Миассом, на который меня затащили друзья. 17 лет, хотелось впечатлений… И получил в первый же день – услышав тебя! Влюбился… Не просто по уши – я ослеп, оглох, онемел и вообще отключился от нормальной жизни… А ты там ходила звездой, обнималась с Митяевым, а потом мне сказали, что ты вообще уже замужем…
 
Да, вспомнила вдруг ясно Анна, она в тот год уже была замужем и ждала рождения дочки…
 
- А ты? Ты женат?
- Официально не был ни разу… Геолог, что с меня взять! Но сын растет – скоро пятнадцать, там все нормально, мы друзья и с его мамой и с ее мужем. Я осел-то дома только год назад! Огляделся, обжился, полез в интернет – ну и что? Вижу прекрасную Амазонку со знакомым профилем!!!
 
Анна смутилась – профиль на аватарке действительно ее… Но ведь так отфотошопленный, что фиг узнаешь!
 
- Я тебя столько лет любил и ревновал…- шептал Барон ночью,- что я никогда… никуда…
- Да мне же завтра контракт подписывать! – вдруг вскинулась Анна птичкой.
- Тут и подпишем.. Это я тебя вызвал…

 
Спустя год. Улица Ямская в Тюмени.
 
Коляска катилась по осенней листве мягко и весело. Сын улыбался во сне. Анна и Павел, Амазонка и Барон, гуляли и были очень счастливы. Пикнул смс-кой телефон. На экране высветилось: «Мама, Павел! Поздравляем – у вас внук Сеня! Ваша дочь Даша».
Из открытых дверей кафе вдруг раздалась знакомая мелодия – «Блюз опадающих листьев». Но она показалась самой весенней, самой мартовской, апрельской и майской мелодией ей на свете!