Из главы 1. Накануне

Глава первая.
Накануне.
 
На седьмой год княжения Ярополка, сына Святослава бысть в Новгороде хлад велик и долог. Еще в начале зимы, в самую долгую ночь ударил мороз, который теперь стал привычным, но неприятным спутником новгородцев во всех их делах. Бочка, выставленная на улицу, за ночь промерзала и растрескивалась так, что использовать ее не было более возможно. Не один пьяница замерз в эту зиму по дороге домой. Такой лютый мороз, пробиравший все кости, продолжался до последнего дня уходящего года и обещал сделать Масленицу столь снежной и морозной, что старцы поговаривали о переносе праздника, хотя такое не случалось еще ни единожды.
 
Жрецы, в особенности жрец Хорса, утверждали, что Солнце обиделось на новгородцев за то, что те скупо встречали весну в прошлый раз. Новгородцы клялись не поскупиться на эту Масленицу, что сулило жрецам немалые дары и подношения.
 
Немногочисленные христиане, собиравшиеся в церкви Софии, построенной блаженной памяти княгиней Ольгой, с нетерпением ожидали конца света или, по меньшей мере, Апокалипсиса.
 
Лесной бортник, соколиный охотник и известный всему городу знахарь, ведун и чародей – Нерех со свойственной ему неторопливостью предсказывал, что морозы закончатся, едва вернется князь Владимир. На это Ярополковы посадники начинали дрожать и ежиться даже больше, чем того заслуживали морозы.
 
Каково же было удивление жрецов и христиан, когда в городе, сначала изредка и тихо, а потом громко и постоянно заговорили о возвращении того самого князя, которого полгода назад сам Новгород и собрал за моря, дабы избежать гнева самовольного Ярополка. И этот князь, тогда бывший испуганным подростком; этот князь, что играл с ребятами в своих княжеских палатах; князь, насилу изучавший греческий язык с единственным в городе греком, священником церкви Софии; князь, что часто ребенком вертелся во всех концах города, с интересом рассматривая различные занятия ремесленников, купцов, рыбаков, воинов; князь, которого все за глаза почитали неопытным правителем, – и этот самый князь возвращался в город с войском, которое, как говорили, было велико и сильно, как и сам мороз.
 
Ничего не было известно ни о сроках возвращения князя, ни об истинности слухов вообще, ни о том, кто первый пустил этот слух. Тем не менее, в Новгород начали стекаться люди со всех окраин земли, чтобы поглазеть на взрослого князя, и воины, чтобы послужить князю.
 
Хотя горожане на все лады пересказывали эти слухи, которые от частотности употребления грозили перейти в истину, хотя все и ожидали князя с часу на час, хотя крестьяне ждали обещанного Неорехом потепления, – несмотря на все это внутренняя жизнь города мало изменилась. Постепенно готовились к Масленице, которая собиралась быть, не взирая ни на какие морозы и уж тем более слухи о некоем неизвестном ей князе, если она вообще знала хоть одного князя.
 
Однако при всем этом, некоторые из горожан в особенности знатных и богатых несколько забеспокоились и постарались всеми возможными способами выяснить-таки правду о князе. Правда, сколько бы они не посылали в Непаханое, – в село, где, как говорили, был Владимир, – ни разу ни один гонец не вернулся. В других же городах, вроде Ладоги, соглашались, что князь прошел здесь с войском, но где он мог быть теперь, никто не говорил. На это просвещенные люди говорили, что Владимир отлавливает всех гонцов, дабы не дать им принести эту весть раньше, чем тому, то есть Владимиру, надо было. Тут же возникали вопросы: а зачем, собственно, князю великого Новгорода скрывать свое прибытие?
 
Ввиду того, что сведений было крайне мало, а Неорех упорно молчал, некоторые обеспокоенные мелкие купцы обратились к своему покровителю – Сытину, тоже купцу, но имевшему некоторое преимущество. Преимущество сие заключалось в том, что Лада, дочь купца, обучалась вместе с князем у раба княгини Ольги, грека по происхождению, служившего при церкви святой Софии. Но, а может быть именно поэтому, Сытин не располагал никакими особыми знаниями, которые могли бы возвысить его над прочими горожанами.
 
Лада же, без сомнения знавшая о своем превосходстве над другими девушками Новгорода, не сильно желала, чтобы князь помнил о ней, впрочем, ей не хотелось, чтобы он и забывал ее. В детстве их отношения складывались сложно, ибо девушка была на три года старше князя, во многом прикрывала его перед строгой бабкой, но, с другой стороны, часто спорила и ссорилась с князем, когда княгиня умерла. Лада даже не могла сказать, как Владимир относился к ней. Князь уехал в спешке, которая не позволила им примириться после последней ссоры. Тогда князь клялся ей женить ее на Даниле, коего она любила и получала взаимность. Но Данила вознамерился послужить за русскую землю и поклялся Перуном, что не женится, пока не станет воеводой. Князь предлагал Ладе женить его насильно, а Лада была против, предоставляя Даниле свободу выбора. Владимир объявил ей, что она такая же своевольная, как и Великая Княгиня, а на следующий день собрал Добрыню и Данилу и уехал к варягам.
 
Лада не стала переживать об отъезде суженного, а, собрав волю в кулак, взялась за хозяйство отца. Сытин к своему сожалению не имел ни одного сына, но за годы супружества приобрел восьмерых дочерей, из коих три умерли в младенчестве, а прочие росли и крепли на зависть другим девушками и на счастье знатным женихам. Не все из дочерей оказались покладистыми, старшая, Лада, сказала: либо за Данилу, либо в омут. Сытин, любивший ее больше других за ум и строптивость, а также за приближенность к князю, махнул на нее рукой. Но не сильно расстроился, ибо дочь с той поры принимала ярое участие в его делах, которые благодаря ее уму и/или красоте резко пошли в гору. Теперь же к приезду князя Лада не входила в объемистое слово «бабы», которым Сытин называл всех дочерей и жену в совокупности, кроме того, Лада получила голос на вече и право высказываться, что было неслыханным со времен Рюрика. До сих пор этим правом пользовались всего шесть женщин: Ольга, Усоньша-богатырша, одна юродивая старушка, которую никто не слушал, да три женщины-воеводы.
 
В памятный день накануне Масленицы Сытина посетил Путята, единственный воевода, верный Владимиру, и поэтому бывший в опале у Ярополка. Путята приехал не один, а с двумя спутниками: Неорехом и известным кузнецом оружия Туром. Его так прозвали за то, что однажды он своим молотом убил взбесившегося быка, пробегавшего как раз мимо его кузницы. Тур только начал заносить молот, чтобы ударить, но неожиданно бык споткнулся и со всей прыти налетел головой на не поднятый еще молот. Нерех был с внучкой Людмилой.
 
На улице стоял собачий холод, поэтому, войдя и поклонившись, все направились к печке. Отогрев несколько руки, гости вновь поклонились и расселись по лавкам комнаты.
 
– Сейчас вынесут угощение, я уже сказал, – Сытин показал на стол, на котором, судя по некоторым приготовлениям, планировался пир.
 
Путята взглянул наверх, улыбнулся, обнаружив подкову над дверью, обмотанную пучком соломы, и поморщился, заметив напротив двери небольшую ладанку. Гости сели на лавки вокруг стола, а конюх у самого входа, потирая замерзшие руки.
 
– Все спят? – спросил он.
– Вчера гадали на новый год, – ответил Сытин, – всю ночь…
– Мы к тебе по делу, – начал Путята, но почему-то, вновь взглянув на ладанку, добавил: – ты так и не крестился?
– Нет, это Лада, она у нас Иисусова, – Сытин опустил свое тело на лавку, крикнул холопов, распорядился об угощении «дорогих гостей» и печально вздохнул, – не понимаю, что ей надо? Чего она с этими связалась?
– Так, ведь Ольга крещенная была, – сказал Путята.
– Все у нас есть, – продолжал Сытин, не слушая воеводу, – Бог денег, Бог войны, Бог рыбы, Бог лесов, Бог смерти, Бог домов. Всё! Чего же ей не хватает?
– Нет у нас Бога жизни, счастья и радости, отец, – в покои вошла статная девушка с черными блестящими глазами и изумительно светлым лицом, подернувшимся румянцем.
– А! Лада! – воскликнул Путята, – подойди, обними меня.
 
Девушка пересекла комнату, улыбнулась гостям и приложилась щекой к щетине Путяты в тот самый момент, когда Сытин задумчиво проговорил:
– И эти боги у нас есть.
– Давненько не видались, Лада, – произнес Путята, радостно разглядывая девушку. Радость так и светилась на его лице.
– Ты чего так рано встала? – Сытин вдруг очнулся от раздумий о богах, которые вводили его в состояние замешательства, – пойди, узнай об угощении, да не жалей запасов!
 
Лада все так же величественно, светясь здоровьем, красотой и душой, вышла, низко поклонившись гостям, не делая различий ни для кого: будь то Путята или его конюх, который сидел у самой двери, отогревая руки и лицо.