Мядельский транзит

МЯДЕЛЬСКИЙ ТРАНЗИТ
Рассказ

Любовь права даже тогда, у нее не осталось аргументов…


Участвуют:
Она
Он
Они
Андреич
Соседка по номеру
Дама с ридикюлем
Стоматолог
Лягушка
Римма и Саша
Ангел
Ларина
Чеслав

Свидетели:
Правда
Возраст
Лес
Белый Мерседес
Озеро Нарочь.
Луна





***

– Лена?
– Привет, Вадим.
– Давно не общались. Как дела? Где ты сейчас?
– В поезде. Еду отдыхать на озеро Нарочь.
– Надолго?
– На месяц.
– Завидую. Что за место?
– Не знаю пока. Не была там никогда. Судя по фото, сказочно красивое. Где-то на границе с Литвой.
– Я тоже хочу на Нарочь. Можно приеду?
– Ты не приедешь. Я тебя знаю. Слова – не поступки.
– Приеду.
– Посмотрим. Ну, ладно, до связи. У меня роуминг дорогой. Пока.
– Пока. Хорошего отдыха.


Ночь не хранит следов

…Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут.
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут.
Роберт Бернс

Как известно, на любой вопрос, прежде всего, необходимо ответить самому себе. Но чаще всего мы думаем о том, что было бы, если бы… Вся жизнь состоит из сослагательных наклонений, особенно у тех, кто сознательно драматизирует действительность, жалеет себя. «Если бы» преследует людей, предпочитающих перекраивать прошлое, пытаясь, словно кубик Рубика, собрать его разными способами. Только не стоит забывать, что у изобретения находчивого венгра всего шесть сторон, и как ни крути пресловутый куб, получишь два единственно возможных результата: собрал или нет. И все. Так и в жизни. Или было, или не было. Tercium non datum . Из этого и нужно исходить. А у Нее не получалось… Ее истребляло чувство человека, который успел встать в лодку только одной ногой. А лодку качнуло. И ноги разъехались. Теперь ни в лодку прыгнуть, ни на берег вернуться. Упасть в воду? Вот Она и упала. Разум твердил Ей, что случившегося не вернуть и не изменить, но сердце отчаянно сопротивлялось, пытаясь спасти от неизбежного падения в ледяную бездну.
Есть ли жизнь на Марсе? Этот глупый вопрос овладел Ее сознанием и уже подбирался к подсознанию мелкими, но верными шагами. На самом деле Ее заботил ответ на другой, более коварный вопрос. Есть ли жизнь после секса? После первого секса с почти незнакомым мужчиной? После первого добровольного секса с почти незнакомым мужчиной? Она прекрасно знала ответ, но хотела переложить груз ответственности на других. Скорее всего, у тех, кому был адресован вопрос, возникало лишь два желания: от души пожалеть Ее или красноречиво покрутить у виска. Самым проницательным оказался Андреич – садовник санатория. Как человек простой и бесхитростный, он рубанул не в бровь, а в глаз:
– Что? Было у вас с ним? И не звонит? И не приезжает?
Вот и ответ на вопрос. Если был секс, а потом тишина, то на какое-то время жизнь замирает. Женщина-робот ходит, ест и даже улыбается окружающим, но не живет. Она ждет… и придумывает нелепые оправдания и объяснения. Например, между Нарочью, где находился санаторий, в котором Она отдыхала и Мяделем, где жил Он, пролегла пропасть. Нет. Не годится. Пропасть не помеха для телефонной связи. Необходимо другое объяснение. Он заболел!? И снова здравый смысл перевесил. Неужели заболел настолько, что пальцы не могут держать трубку телефона, а язык не в состоянии формировать буквы в слова?
Конечно, Она все знала и понимала. Если после секса мужчина не звонит, не приезжает и даже не шлет скупую SMS-ку с набором дежурных фраз, то всерьез можно рассматривать лишь три версии. Первая – мужчина взял и неожиданно умер. Да, да. Именно умер. Внутренний голос подсказывал Ей, что это маловероятно, а, главное, нежелательно. Итак – жив. И пусть живет еще сто лет. Второй вариант – Он просто оказал сексуальную услугу («Может, стоило ему заплатить?»). Эта версия также доказывала свою несостоятельность. Ну, во-первых, все произошло по Его инициативе, поэтому еще неизвестно, кто и кому должен платить, если уж речь зашла о товарно-денежных отношениях. А, во-вторых, материальная сторона вопроса вообще не стояла на повестке дня (вернее ночи).
Последняя версия, она же единственно правдоподобная и достоверная, вколачивала Ее в стену вместо гвоздя, безжалостно перемалывала в мясорубке, убивала контрольным выстрелом в голову, сбрасывала в бездонную пропасть… Правда почти всегда беспощадна, но при этом вездесуща. От Правды невозможно укрыться, ее можно только игнорировать. Но недолго… Терпения Ее после той самой ночи хватило, увы, всего лишь на полдня. Обед. Она, еще пытаясь как-то объяснить случившееся, осознала очевидное: общение с Ней (в любой форме) просто больше не входило в Его планы. Правда вползла в душу омерзительной гадюкой и начала жалить изнутри. Укусы казались смертельными. Видимо, минувшей ночью Она категорически не понравилась Ему. Очевидное унижало. Ей было бы гораздо легче, если бы (снова «Если бы!») все было с точностью до наоборот… Увы! Ночью Ей было уютно и тепло. С Ним. Он разгадал Ее, расшифровал немыслимо быстро, четко и правильно («Неужели все женщины одинаковы?»). Он не ошибся ни разу ни в словах, ни в действиях. Она понимала, что, скорее всего, Его отношение – шаблон, который используется ко всем женщинам без исключения. Кому-то подходит, а кому-то нет. Ей подошел. Как платье без примерки. Как помада без «пробника». Он говорил правильные слова, правильным голосом, расставлял нужные акценты. Он терпеливо гулял с Ней полночи и, казалось, искренне любовался озером и звездами. Он окончательно убедился, что сопротивления не будет, тем самым оградив Ее, да и самого себя, от нежелательных сцен.
Да, конечно, Он упорно не называл Ее по имени («А зачем?»), не отметил ни одной Ее индивидуальной черты, ни одной из тех, что видны невооруженным глазом («Ну, и что?»). Он не выделил Ее из толпы, не приподнял хотя бы на одну ночь над остальными, не сделал ни одного сравнения в Ее пользу («Просто не успел…»). Уже тогда подлая Гадюка-правда проползла где-то рядом («Неужели довелось стать одной из многих?»). Теперь Гадюка жалила без предупреждения и ни о чем не спрашивала. А жаль… Она бы ответила. В тот вечер Она просто не могла сказать Ему «Нет». И не сказала…
Так почти всегда бывает с неприступными женщинами, до седин идеализирующих абстрактного мужчину, обладающего определенным набором качеств. Мужчина – мираж. Он где-то впереди, он есть, но пока недоступен. Он цель, к которой она идет всю жизнь, вместо того, чтобы выстрелить наугад. Она не берет в расчет мелкие препятствия, возникающие на пути, а если и замечает их, то или старательно обходит, или без лишних раздумий сталкивает с дороги. Идет такая женщина и упивается своим стремлением к чему-то высокому и светлому. Рано или поздно на пути, словно из-под земли, вырастает препятствие, которое не объехать и не сдвинуть с места. Столкновение неизбежно.
В тот вечер у Нее не было шансов победить. Она знала об этом. Он нужен был Ей, как человек, Она ему – лишь как инструмент.

***


Тот вечер… Он выдался таким холодным и неуютным, словно в гости к августу неожиданно заглянул ноябрь. Накануне Она объелась мороженым и в дополнение к этому покаталась на катамаране по Нарочи, обдуваемая ледяным ветром. Успевшее окрепнуть за две недели отдыха в санатории здоровье пошатнулось и ответило высокой температурой, заложенным носом и ноющим горлом. У Нее не было выбора, оставалось только лежать. После ужина Она напилась таблеток, обмазалась какой-то согревающей вонючкой – которая заодно и комаров распугала – и легла с твердым намерением пропотеть и выздороветь к утру. Часам к десяти вечера голова стала тяжелее казана с пловом. Но не от простуды, а от сериалов. Соседка по номеру без устали переключала каналы, переходя от одного сериала к другому («Лучше бы на танцы сходила! Жирная, как свинья!»). От безысходности Она вылезла из-под одеяла. Медленно оделась. Не накрасилась. Не причесалась. Просто забыла об этом. («Главное – тепло одеться»). Через минуту на Ней были джинсы, две футболки, теплая водолазка, вязаный жилет. Она вышла из корпуса. На волю, на воздух. Ледяной вечер даже показался уютным.
Вскоре температура напомнила о себе слабостью и ознобом. В номер не хотелось. Можно посидеть в зале, куда каждый вечер приходили танцевать отдыхающие санатория и не только. Сегодня Ей не до танцев, хотелось просто согреться. По аллее мимо прошел мужчина. В темноте Она уловила лишь стройный силуэт и энергичный шаг. Силуэт поздоровался, причем очень вежливо. Она машинально ответила. В зале в очертаниях знакомого силуэта Она узнала молодого человека, за которым наблюдала и раньше. Он обладал отличной пластикой, приходил в санаторий на танцы практически всегда. Одевался красиво, местами даже изысканно. Ясно, что он не был отдыхающим, а жил где-то недалеко (кто-то говорил, что он из Мяделя – районного центра). С ним рядом всегда была женщина. Почти всегда – новая. Его выбор сложно было как-то оценить или понять, но тенденция была очевидна: молодой человек находил приятным (или полезным?) для себя общество женщин, мягко говоря, более зрелых, чем он сам. Собственно только этим он и привлек Ее внимание. Впрочем, в последнее время парень был на редкость постоянен, дней пять («Рекордный срок!») с ним рядом появлялась исключительно одна и та же дама. Она была подтянута, ухожена, хороша собой, но немного напоминала солдата – четко танцевала и ходила, отрывисто говорила по телефону, задавала четкие вопросы персоналу санатория. Скорее всего, она была учителем или врачом – и тем, и другим присущ командный голос. («И все же не учитель, потому что совсем не реагирует на детей, а лицу не хватает мягкости. Тогда все-таки – врач, но не терапевт или гастроэнтеролог. И уж тем более – не хирург. У врачей, имеющих дело с настоящими болезнями, в глазах стоит сострадание. У нее – нет»). «Стоматолог!», – догадалась Она, подкрепляя свои выводы тем, что на женщине всегда была добротная одежда. Все-таки стоматологи почти никогда не бедствуют…
Стоматолог зацепила парня. По-видимому, умение танцевать с ним в паре, синхронно и слаженно, являлось для него своего рода сигналом к действию, а также одним из неоспоримых достоинств и неотъемлемых атрибутов женской привлекательности. («Весьма сомнительный критерий для объективного восприятия женщины!») Так или иначе, но смотрелись они замечательно. И не только Она невольно любовалась этой парой. А вот накануне в Ней восстал каждый нерв, когда боковым зрением Она увидела в объятиях все того же парня бесформенную, довольно неопрятную особу неопределенных лет. Красавец и чудовище! Не пара, а кошмар! Принц и Лягушка! Издевательство над эстетическими чувствами любого нормального человека! От того, как юноша целовал руки этой Лягушки, нежно перебирая пальцы («Наверняка неухоженные!»), Ее затошнило. Больше в их сторону Она не посмотрела ни разу. Через пару дней Стоматолог окончательно вытеснила Лягушку, которая безрезультатно просиживала в углу, тоскливо поглядывая на зал и танцующих. В такие минуты Лягушку было очень жаль… Но вскоре и Стоматолог уехала, а вместе с ней исчезло и ощущение гармонии. Стало понятно, что пройдет не больше дня и появится другая женщина, потом – третья, десятая, сотая… Православный крестик висел на шее парня, а распятый на кресте Иисус чуть ли не каждый день созерцал очередное женское тело…
Образ жизни молодого человека обескураживал своей откровенной распущенностью и однообразием. «Что с ним станет?» – думала Она, в течение двух недель наблюдая за его болезненной охотой на женщин более старшего возраста. «Сладкий мядельский пряник», от которого все пытаются отщипнуть по кусочку, когда-нибудь перестанет быть таким уж аппетитным и желанным. А что потом делать с привычкой нравиться? Пока еще он человек, пусть без души, но с прекрасным телом, красивым лицом и неуемной энергией. Но где потом найдет он душу? Или лекарство, чтобы эту душу исцелить? Пусть не все, но большая часть его одноразовых женщин, уезжая, выбрасывают как балласт воспоминания о нем или в редких случаях везут их домой в качестве сувенира. Чтобы было, о чем потом подругам рассказать...
Помнится, однажды Она даже собиралась пообщаться с ним, чтобы понять, чем живет этот человек, кроме танцев и женщин. Но сегодня Ей было абсолютно все равно, есть он в зале или нет. Тем более танцы заканчивались, хотелось надеяться, что сериалы Соседки тоже. Андреич, местный садовник, танцевал в центре зала, получая от этого настоящее удовольствие. Он приходил сюда каждый вечер, выписывал на паркете изысканные па, и его невозможно было не заметить. Она дружила с Андреичем. В его простоте было столько мудрости, что порой ему ничего не нужно было говорить. Заменой любым словам служил красноречивый взгляд слегка потухших, но очень пронзительных глаз. Рассказывали, что когда-то он сильно пил и жил бездомным бродягой. Сейчас – ни капли. В этот вечер Андреичу крупно повезло, он отыскал среди отдыхающих настоящую партнершу для танца. Она чувствовала музыку, была способна разгадать любой хореографический замысел и двигаться в унисон с партнером. Сидя в уголочке, Она в основном наблюдала за этой очаровательной парой. Танцы закончились. Помахав на прощанье Андреичу, Она вышла на улицу.
– Погуляем? – Ей даже не сразу стало понятно, кому адресовано предложение.
На Нее в упор смотрели очень красивые, но какие-то шальные глаза того самого парня. Именно шальные. («Обладатели таких глаз, как правило, не вызывают доверия».) Гулять не хотелось совсем, тем более Она была не в форме. Не накрашенная, обмазанная вонючей мазью… Театрально вытирая со лба испарину, Она продемонстрировала, что очень больна.
– Я не здорова. У меня температура. В общем, простудилась. Сейчас хочу одного – лечь.
– Тогда я провожу, – дружелюбно предложил случайный знакомый.
Его слова не показались навязчивыми. («Да и сколько тут идти? До корпуса всего сто метров. Пусть провожает.»).
Они шли молча, просто дежурно улыбаясь друг другу. Десять метров… Тишина. Тридцать… Он уже нежно сжимает Ее ладошку. («Какие теплые руки!»). Пятьдесят... Они уже идут взявшись за руки, а ладошка сжата мертвой хваткой. Сто метров… Да. Сто метров пройдено, но… совсем в другую сторону. Где же Ее корпус? Где номер с Соседкой? Где Ее кровать?
Она даже не сразу заметила, что совсем не сопротивляется. Он заботливо укутал Ее в свою куртку, оставшись на холоде в одной футболке, дышал на Ее ладони и лицо, пытаясь согреть. Он совсем не боялся подхватить простуду и целовал Ее через каждые десять шагов. Он нежно гладил Ее по волосам, кружил, рвал цветы с клумб («Ох, если бы Андреич увидел?») и преподносил, эффектно становясь на колено. При этом Они даже успевали говорить. Наперебой. Прорвало… Об Их энергетический кокон разбивались даже комары. («Хотя, комары, наверное, разлетались в разные стороны от Ее вонючей мази. А Он? Неужели Он не чувствует этот ужасный запах?»). Из-за холода на улице не осталось ни одной романтически настроенной пары. Никого. Только Он и Она. Они. Лес. Аллеи. Озеро. Вода нежно плескалась у ног, а Луна тонула в объятиях таинственной Нарочи.
Откуда-то из темноты тревожно прокричала чайка. Видимо, птица хотела напомнить Ей: «Спроси о главном… О том, что тебя беспокоит…»
– Сколько тебе лет? – Ее вопрос был услышан, но как-то не прозвучал.
– Не бойся. Тебя не накажут за соблазнение несовершеннолетнего, – отшутился Он.
А Она боялась подсчитывать разницу в возрасте и потому оставила свой вопрос открытым. Математика против романтики. Расчет против желания. Неравный бой. Она разом выдохнула все свои сомнения и прижалась к Нему еще сильнее. И Ей уже не казалось неуместным Его желание погреться в машине. Белый Мерседес неожиданно оказался довольно просторным. Конечно, когда два человека становятся одним целым, им не нужно много места. Им нужно только время. А его не было. Вернулись вопросы. На фоне беззаботной болтовни, перемешанной с объятиями и поцелуями, Она снова подумала о Возрасте.
Возраст стал для Нее и абсолютной, и относительной величиной. Когда Она прижималась каждой клеточкой к Его душистому телу, Возраст просто прекращал свое существование в Ее системе координат. Возраст растворялся сахарной ватой в нежности поцелуев и прикосновений. Если же Он вдруг отдалялся от Нее даже на несколько сантиметров, чтобы, например, закурить, Возраст вырастал между Ними в гигантский небоскреб величиной в целое поколение… Разница в поколение… И не в Ее пользу. Хотя… С этим можно и поспорить. Когда Их тела были близки, Она была на вершине счастья, но когда Они встречались глазами, Ей становилось неуютно. Она даже не пыталась искать на Его совершенном лице признаков преждевременного старения, зато видела свое отражение в Его глазах… «Что лучше: быть молодой, но некрасивой или быть красивой, но не слишком молодой?» – размышляла Она, не высказывая вслух своих сомнений…
Он словно прочитал Ее мысли…
– Я просто хочу на тебя смотреть, – сказал Он, не отводя взгляда, и сделал, как нарочно, ярче освещение в салоне автомобиля.
Она испугалась этих слов как шаровой молнии и спрятала глаза, уткнувшись лицом в Его живот («Пусть лучше смотрит на мою макушку, на ней, по крайней мере, нет морщинок и следов от прожитых лет. Седых волос тоже нет»). Как же боялась Она Его молодости. Как же не могла Она надышаться Его молодостью.
А время уже не шло, а бежало и даже летело. Не могут же Они навсегда остаться в машине... Им нужно снова пройти сто метров, теперь от парковки до корпуса. Он написал прямо на Ее ладони номер своего телефона, обвел каждую цифру по несколько раз и взял с Нее обещание позвонить. Конечно, все должно было быть наоборот, но Она не помнила свой временный номер местной связи. Глаза слипались у обоих, очень хотелось спать… Когда Она поднялась на свой этаж, неожиданно возникло непреодолимое ощущение недосказанности. Ведомая таинственными силами, а попросту женской глупостью, Она спустилась вниз. К парковке подъехала белая машина. Фары погасли. От автомобиля отделился силуэт и направился в сторону корпуса. Он. Она. Они.
Они снова целовались, свободно умещаясь на одной узенькой ступеньке. Места хватало. Не было времени… Ей очень хотелось спросить: «А что будет дальше?» Ему, скорее всего, очень хотелось ответить: «Больше не будет ни-че-го…». Из здания вышел охранник и закурил. Огонь его сигареты вернул Их в реальность…
До утра Она простояла под ледяным душем («Оказывается, ночью нет горячей воды!»), смывая следы Его поцелуев, остатки вонючей мази и рискуя подхватить воспаление легких. Она не думала о себе, не вспоминала Его, не перебирала в сознании подробности уже безвозвратно ушедшей ночи. Она искала ответ на вопрос, который не могла сформулировать. Наутро не было ни температуры, ни насморка, ни больного горла. Она выздоровела.
После завтрака и процедур, решив выполнить обещанное, Она отправила Ему миленькое сообщение. В ответ – пустота, за которой потянулись три дня медленного вползания в депрессию и неустанного поиска ответа на вопрос: «Есть ли жизнь после секса, после первого добровольного секса с почти незнакомым мужчиной?» К концу третьего дня номер Его телефона был удален из списка, а ответ на вопрос найден. И ответ этот совсем не радовал…


Ангелы здесь больше не живут…

У них были разные вкусы: она любила мужчин, а он – женщин…
Фаина Раневская

Три дня после той ночи Она любила процедуры как никогда – они заполняли пустоту. Три дня Она ездила на все экскурсии подряд – они отвлекали от бессмысленного ожидания. Через три дня Она уже и не помнила, какой был день недели. Путешествия и полученные впечатления сделали свое дело. Она даже перестала думать о Нем, как о части своей недавней биографии. Тем неожиданнее прозвучало Его будничное «привет» в трубке. Ей не сразу удалось собраться с мыслями и продумать тактику поведения. Разговор можно было отложить… Она так и сделала.
– Я не одна сейчас. Давай позже перезвоню, – без какой-либо натянутости в голосе попросила Она.
– Ну, давай, – согласился Он.
Она не обманула Его в том, что была не одна. Рядом действительно стоял Андреич. Гуляя после ужина вдоль берега Озера, Она увидела, как Андреич ставит свою лодку на прикол и разбирает небогатый улов. Подошла. Слово за слово. Анекдот за анекдотом. История за историей. У Андреича в запасе были десятки рассказов на любую тему. Из собственной жизни и не только. Еще минуту назад Ей было так интересно с этим ставшим уже родным человеком. После звонка запустился обратный отсчет. К Ней возвращались мысли о Нем.
– Не звони Ему, – крикнул вслед Андреич, зная заранее, что никто его не послушает. Он был не из тех стариков, которые любят давать хорошие советы только потому, что не способны подавать дурные примеры. Андреич действительно хотел уберечь Ее от неприятностей.
Она поступила как женщина – послушала совет и сделала наоборот. То есть позвонила. Разговор дался неожиданно легко. Было ощущение, что так беззаботно Они болтали уже много, много раз. О планах на вечер – ни слова. Рефлекс, ставший почти безусловным, вечером погнал Ее на танцы. Вечер оказался таким теплым, что захотелось остаться на улице. Передав ключ от комнаты Соседке по номеру и выяснив, что та к одиннадцати вернется в номер, Она пошла гулять в компании знакомых. Беседа заполнила мозг, аромат Нарочи – душу. Ей было хорошо («Ну, не совсем хорошо… Нормально. Так честнее»). В полночь Она поднялась к себе на этаж. В холле стоял угловой диван, на который совершенно неожиданно для самой себя, Она упала навзничь, как в детстве. Мышцы растянулись и расслабились, тело утонуло в мягкости и уюте. Откуда-то из небытия доносился голос. Кажется, мужской. Голос был едва уловимым, но звучал совсем рядом («Интересно, что это за звуки?»).
Она улыбнулась, когда показалось, что голос слышится прямо из Ее кармана… Вдруг неожиданная мысль подбросила Ее над диваном. Боже! Это же звуки Ее телефона! Она взяла телефон в руки. На экране семнадцать вызовов, адресованных… Ему. Кошмар! Все стало на свои места. Последний, кому Она звонила этим вечером, был Он. Не заблокировав произвольный набор, Она машинально положила телефон в задний карман джинсов. Сколько раз за вечер Она наклонялась, присаживалась, а тут еще и на диван упала? Столько раз все это время телефон фанатично вызывал Его из темноты. Что же теперь делать? У Него точно возникло впечатление, что сошедшая с ума женщина судорожно ищет возможности увидеться, набирает номер и почему-то отключается («Интересно, Он хоть на все вызовы отвечал?»).
Набравшись храбрости, Она решила извиниться…
– Привет, мой телефон не был заблокирован. Ты, наверное, замучился отвечать на мои бесконечные вызовы? Так неудобно получилось…, – пролепетала Она.
– А я думал, ты и правда мне хочешь позвонить, – беззаботно прокомментировал Он и тут же продолжил, – Чем занимаешься?
– Валяюсь на диване в холле на своем этаже, – честно ответила Она, – вытянула ноги, лежу, кайфую.
– А давай я приеду? – Предложил Он.
– Зачем это? – подумав о позднем времени и Его трехдневном молчании возмутилась Она, – Ты почему не спишь еще?
– Вообще, мне ты постоянно звонишь, спать не даешь.
Она рассмеялась.
– Так что? – настаивал Он.
Ей, конечно, очень хотелось спросить: «А что, за эти три дня ты никого не нашел и теперь решил использовать меня?». Не спросила. Вместо этого легко согласилась:
– Давай, приезжай. Я все равно спать не хочу.
– Буду через полчаса, – обрадовался Он.
Полчаса прошли мгновенно. А может Он приехал раньше… Она вышла на улицу, сразу заметила Луну, Белый Мерседес и Его на дорожке. Сегодня Она не болела и вместо вонючей мази была окутана шлейфом любимых духов. Сегодня можно было не прятать лицо и не пытаться поправлять волосы. Она казалась себе идеальной, а потому беззастенчиво обняла его за шею и подставила лицо для поцелуя. Он был нежным и родным до боли. Хотелось приключений, скорости! Ее желание не противоречило Его вопросу:
– Куда поедем?
– А давай в усадьбу Шеметово? Я там сегодня была на экскурсии, – предложила Она.
– Тогда показывай дорогу.
Было немного странно ехать ночью по Ее указке («Неужели Он так плохо знаком с окрестностями? Или сфера Его интересов не заходит дальше близлежащих санаториев?»). В конце концов, Они заблудились, что было вполне естественно. Повиляв по лесным просекам и незнакомым асфальтным дорогам, Им все-таки удалось попасть в Шеметово. Под голубоватым лунным светом старинная усадьба выглядела кусочком сказочной декорации, а маленький костел на пригорке – домом волшебника. Пруды казались раскинутыми на земле гигантскими зеркалами. Они сосчитали число ступенек у лестницы, ведущей к костелу, а на последней загадали желание (каждый свое), как того требовала легенда. Днем Она уже была здесь в компании отдыхающих, а ночью оказалась с Ним. Это было словно совсем другое Шеметово. Ночью место слов заняло дыхание, вместо взглядов были прикосновения, вместо удивления – восторг.
Они бродили по лунным дорожкам, совершенно не глядя под ноги. Неожиданно Ее ладошка выскользнула из Его руки. Вокруг все захрустело. Откуда-то из-под земли послышался голос: «Стой! Не ходи дальше!». Поздно. Она уже сделала шаг, который повис в воздухе и сместил в сторону центр тяжести Ее тела. Падение сгоряча показалось безобидным. Теперь предстояло не только понять, куда они свалились, но еще и выбраться.
– А вдруг сюда дикие звери заходят? Не съедят нас? – испугалась Она.
– Обязательно съедят! Тебя! Мне бояться нечего, я худой, – пошутил Он.
Яма действительно оказалась глубокой. Возможно, это был заброшенный колодец. Он предпринял несколько неудачных попыток вскарабкаться по скользким, заросшим травой стенкам. У Нее ныла рука, а по ноге разливалось что-то теплое и липкое. Последний Его рывок принес желаемый результат. Он оказался на поверхности. Она оставалась в яме («Как страшно… А если Он уедет!»). Ей хотелось разрыдаться, тем более что Его силуэт исчез совсем. Через несколько минут, которые показались вечностью, к Ней потянулись джинсы. Ухватившись за них, Она тоже высвободилась из подземного плена. Они обнялись. Он отнес Ее в машину и осмотрел все ссадины. На двоих повреждений оказалось достаточно: Он разбил колено и оцарапал щеку, Она больно ударилась локтем, а на бедре красовалась глубокая ссадина, из которой кровь текла ручьем.
Врачи лечат таблетками, уколами, скальпелями и приборами. Почему никто не лечит поцелуями? От чего рана затянется быстрее – от зеленки или нежного прикосновения губ? Что скорее поможет больной душе – пилюли или доброта? Да, Он действительно мог бы сказать новое слово в медицине, если бы пошел учиться в институт (увы, Он не учился нигде). Ее раны заживали на глазах, боль утихала. Он вылечил Ее ссадины также легко, как недавнюю простуду.
Лес. Черный, таинственный, бесконечный Лес был сейчас Ее союзником и одновременно пристанищем. Он стал безмолвным, но надежным свидетелем Ее счастья. Ему, Лесу, могла Она поведать о том, как давно хотела поделиться своей нежностью, как надоело быть королевой, которую нужно завоевывать, одаривать, перед которой нужно преклоняться. Хотелось отношений двух равных людей. Лес позволил поверить в то, что все так и есть. Именно так, как хочет Она. Лес затих и притаился, боясь спугнуть Ее настроение, которое приходит, быть может, раз или два в жизни. Она чувствовала, что может быть собой. Груз социума остался так далеко, что уже и не верилось в его существование. Она не сошла с ума. Нет. Она все видела и понимала. Да и Правда-гадюка ползала рядом, пытаясь исподволь ужалить. И имя Ее по-прежнему не звучало… И бутылка вина в машине была дежурная… И не увидел Он того, какие маленькие у Нее руки, какие тоненькие запястья… И не почувствовал, как дорого Она пахнет… Он видел и ласкал женщину, но не Ее. Он просто не хотел в эту ночь засыпать без секса… Он очень хотел поскорее избавиться от Нее после секса… Желательно избавиться навсегда…
Рядом с Ним, лежащим в непринужденной позе, таким красивым и самоуверенным, думалось, что Он способен одинаково легко причинять немыслимую боль и, в тоже время, например, красить окна в доме, варить компот или поливать цветы… («Чикатило, кстати, тоже считали прекрасным семьянином…»). От странной аналогии Ее передернуло. («Интересно, что снится Ему по ночам? – дальше размышляла Она. – Какие органы?»).
Откуда? Откуда эта чернуха взялась в Ее голове в такую ночь? Вокруг тишина и мистическая красота, Он нежно гладит Ее по волосам, по спине. Целует. Что-то говорит и снова целует…
– Ты маньяк, – неожиданно для себя самой выдала Она в тишину.
Их взгляды столкнулись. В них уже не было тепла. Сдуло…
– Вокруг никого, только лес, ночь, я и ты. Не боишься меня? – Он смотрел в упор и был серьезен.
– Хоть бы кабан какой-нибудь или медведь из леса вышел, мне бы не так страшно было в их компании, – не слишком удачно отшутилась Она, но по спине пробежал холодок.
Она прижалась к Нему, пытаясь реабилитироваться за неуместно высказанное предположение. В клеточки выплеснулось долгожданное тепло, как от инфракрасного одеяла. Она расслабилась. Весь день в санатории проходил в беготне от ингаляций и массажей, к душам и ваннам. Все для здоровья тела и духа. Он стал для Нее главной процедурой, самой нужной и приятной. Он не лечил и не занимался профилактикой, Он изменял Ее, позволяя по-новому посмотреть на саму себя.
– Моя инфракрасная сауна, мой косметолог, мой электросон, – прошептала Она, нежно гладя Его по лицу и понимая, что Их время истекло… От вина из дежурной бутылки Она отказалась. Нужно было возвращаться. Они оделись - каждый самостоятельно, дружно покурили – каждый в свое окно и уехали, оставив в лесу, Он – осознание того, что вечер не потрачен впустую, Она – частичку себя прежней.
Возле санатория Они буднично попрощались под девизом: «Созвонимся». Уже тогда было понятно, что не будет ни звонка, ни встречи, ни Его самого.

***

На следующий день Она собиралась уехать в гости к друзьям в Гродно на пару дней. Он об этом знал. Настало утро. Или от бессонной ночи, или от недавнего падения в колодец, сильно болела и кружилась голова. Она осталась в санатории. День пролетел в обычной лечебно-профилактической суете. А вечер всегда заполнялся танцами. Желание не сидеть в номере оказалось сильнее нежелания видеть Его с новой жертвой. («Какая разница? Пусть делает, что хочет!»).
– Санаторий – это моя территория. Куда хочу, туда и иду! – так Она заставила себя принять решение в пользу танцев.
Она не всегда нравилась себе, но сегодня лицо было безупречно красивым, прическа безукоризненной, настроение… танцевальное. Вот и зал. Вошла. Наткнулась на море комплиментов от знакомых и тут же укололась о сталактитовый взгляд (Он не ждал Ее сегодня). И сразу почувствовала себя чужой на танцполе. И поняла, что все равно не уйдет. Это – Ее территория. А Он – не Ее собственность. Пусть веселится. Нить напряжения натянулась и ослабла. Она отпустила ситуацию. Через некоторое время стало видно ту, которая сегодня станет гостьей в Белом Мерседесе. («Интересно, Он будет ее выгуливать под Луной?»). Эта Дама всегда носила с собой маленький ридикюль, содержимое которого почему-то было известно очень многим. В ридикюле лежали предметы первой необходимости на случай непредвиденного свидания с мужчиной. Судя по тому, что свой драгоценный груз Дама с Ридикюлем из рук не выпускала ни в столовой, ни на улице, ни на процедурах, к сексу она была готова всегда и везде. Ридикюль на бархатной веревочке, Белый Мерседес, желание Дамы быть соблазненной, Его стремление к ежедневной «охоте» на женщин – все в этот вечер совпало. Пазлы сложились. Все, кроме одного – мешала Она. Она ломала схему, раздражала своим присутствием. И сумочки с презервативами и свечами от инфекций у Нее с собой не было. Дама с ридикюлем ждала страсти и была готова к действиям, Она же не ждала ничего, но была способна разглядеть в изрядно испорченном и насквозь фальшивом молодом человеке еще и красоту, и талант, и… чистоту.
Жизнь нередко доказывает истинность постулата: «В первую очередь смотри на тех, кто с восхищением смотрит на тебя!». Так нет же. Мы привыкли ломиться в закрытую дверь, стучать в нее сначала ноготком указательного пальца, потом пятерней, кулаком, бить ногами. Иногда и головой… Дверь закрыта и, скорее всего, не откроется. Можно попробовать взломать ее, вскрыть, тщательно подобрав ключи. Ключи от чужого сердца, от чужой жизни, от чужого счастья, от чужой судьбы… Вчера ключи подбирала Она, сегодня - Дама с ридикюлем.
Вечер казался даже забавным. Он для Нее был где-то далеко за горизонтом, на Его длинной шее висела Дама, ридикюль находился на своем боевом посту, а Она непринужденно растворялась в танце.
– Привет. Почему не подходишь? – глаза Его были холодными, требовательными и чужими.
Ее ответ был не самым любезным:
– Не хочу.
– Ты не поехала в Гродно?
– А что не видно? – отрезала Она.
Разговор не клеился. Если бы люди всегда делали только то, что им хочется! Ей, например, сейчас хотелось прижаться к Его нежной щеке со следами ночного приключения в Шеметово. Хотелось дотронуться до Него, вновь вдохнуть аромат Его молодости. Вместо этого Она презрительно отвернулась. Однажды в разговоре Он сказал: «Ты высокомерная. Даже здороваешься так, словно делаешь одолжение…». Это не было правдой. Просто Она всегда кивком отвечала на приветствие и не более… Ведь Он никогда не бывал один, с ним всегда была или Лягушка, или еще кто-нибудь из представителей человеческой фауны.
Так они все и танцевали: ни о чем не подозревающая, но довольная собой Дама с ридикюлем, не слишком воодушевленный происходящим Он, подчеркнуто равнодушная к сложившейся ситуации Она. На последний танец Он почему-то пригласил Ее. («Зачем?!!!»). Инстинктивно Она встала почти на пионерском расстоянии, соприкасались только руки. Глядя на Них, можно было подумать, что партнер танцует вальс, а партнерша – шейк. Их разделяло не только полуметровое расстояние и даже не Возраст, а полная неопределенность ситуации. Что делать дальше? Чем это хореографическое безобразие закончить? Как и кому сказать нужные слова? Какие именно слова нужны в такую минуту? Музыка внезапно прервалась. Повисла тишина. Их танец закончился также неожиданно, как и начался.
– Иди одевай куртку, – буднично предложил Он.
– И что дальше? – спросила Она обескуражено.
– А ничего дальше, – повысил Он голос и продолжил почти криком, – Ты надоела мне! Я никуда с тобой не пойду!! Уходи отсюда!!! Отстань от меня!!!!
Потолок обрушился на Нее и намертво прибил к полу. Нужно было идти, уходить, убегать… Это уже – не Ее территория. Ее прогнали, «удалили с поля». Она больше не игрок и даже не наблюдатель. Она отработанный материал. У улитки есть скорлупа, ее надежный домик, в котором можно спрятаться в любую минуту. У Нее нет ничего, кроме легкой джинсовой куртки. В ней не укрыться… Слова, которые Он так отчетливо произнес, продолжали звенеть в ушах, как гимн Советского Союза, когда с него начиналось каждое утро большой, но уже не существующей страны.
Она взяла куртку, надела, потом сняла. Снова надела. Защитные механизмы не сработали. Она не сумела оградить себя от унижения и не ответила на оскорбления. Ощущение незаслуженной обиды и невысказанности застряло в горле непроходимым куском. Заиграла мелодия вальса. Такая красивая и неуместная. Она не слышала музыки. Она оглохла от слов, которые не должны были прозвучать, но… прозвучали. У Нее не было сил собрать воедино даже собственные осколки. Она – ноль. Ничто. Сейчас Ее можно было бить, топтать… Она лишилась способности реагировать. Она знала, что так будет, но верила, что не с Ней и не сейчас. Впервые в жизни знание оказалось сильнее веры. Знание правды было Ее силой, вера в неосуществимое стала сегодня Ее поражением.
У Нее хватило сил на то, чтобы в упор прошить Его взглядом-молнией и спокойно пройти мимо. Хотелось поскорее оказаться подальше от Него и Дамы с ридикюлем, мертвым грузом повисшей на Его шее (между прочим, прямо рядом с православным крестиком). («Интересно, какая ноша тяжелее – символ веры или символ распущенности и удовольствия?»). Она медленно уходила по аллее, а в спину вонзались иглы. Наверное, Он боковым зрением поглядывал вслед, чтобы убедиться, что Она навсегда растворилась в темноте…
Зачем человеку слезы? С точки зрения физиологии они помогают глазам оставаться чистыми. Видимо, природа, создавая человека, не учла, что он сможет сам умываться водой… Слезы – рудимент, не желающий признавать свою бесполезность… Она медленно растворялась в ночи. Сердце разрывалось на части, рыдала душа, а слезы почему-то текли из глаз. А ведь именно глазам было совершенно все равно. Слезы разливались по Ее лицу бесконечными горячими потоками. Никто не мог увидеть их, помогала ночь. Но Ее могли услышать, потому что плакать одними слезами, беззвучно и эффектно как в кино, Она не умела. Автобусная остановка, самое неромантичное место в санатории, скрыла Ее от посторонних глаз и ушей. Издалека сквозь туман Она видела, как Он и Дама с ридикюлем без пауз и гуляний под луной пошли сразу к Белому Мерседесу («Совсем не романтично…»). Еще через некоторое время в ту же сторону направился пухлый силуэт Ее Соседки по номеру. «Чего это ей не спится? Бродит как привидение», – с необъяснимой неприязнью подумала Она, совершенно забыв о том, что ключ от номера лежит в Ее кармане. А Соседка попросту разыскивала Ее...
Словом можно убить. Соседка по номеру не убила Ее, но как-то сразу настроила против себя. Слово «любовь» она произносила как «лябофь». Это врезалось в Ее уши даже не звуками монотонно капающей в железную раковину воды. «Лябофь» было сродни жужжанию бензопилы, но не по дереву, а по металлу. А еще Соседка говорила детским голосом, что никак не вязалось с ее мощным телосложением, смысл жизни видела в сериалах, не интересовалась природой, не гоняла на велосипеде по окрестностям, зато в любую свободную от телевидения и процедур минуту засыпала богатырским сном, сопровождающимся мужицким храпом. С Соседкой у Нее сразу сложилась «не-лябофь», наверное, поэтому, даже вспомнив о ключе, Она продолжала сидеть неподвижно.
Пока Она выплакивала все слезы и, одновременно, пыталась стать психологом для самой себя, пока Она подавляла острое желание разбить лобовое стекло Его машины, проткнуть все шины, бросить Ему в лицо деньги за тот самый недавний секс, Соседка штурмовала Белый Мерседес, вежливо, но настойчиво требуя ключи от номера. В машине были двое, и Соседка не могла увидеть в темноте, что женский силуэт – это не Она, а Дама с ридикюлем. («Браво, Соседка! Ты им все испортила! Сама того не подозревая, хоть немного отомстила за случившееся!»). Соседка наседала, стучала в стекло автомобиля, постепенно выходя из себя. Соседка очень хотела спать, Дама с ридикюлем – романтики, а Он – секса, как всегда. Но в этот вечер пазлы не сложились.
В конце концов, Соседка поняла, что в машине другая женщина… Разглядела, наверное…
А Она все так же сидела, укрывшись в остановке. Туман окончательно перемешался с ливнем и слезами… Что Она собственно потеряла? Ничего. Потому что невозможно потерять то, что тебе не принадлежало никогда. Вот недавно Она ездила в Поставы с соседями по столику в столовой Риммой и Сашей. Им нужны были Поставы из-за магазинов, Ей – как маленький кусочек Прибалтики с высокими крышами, цветниками и расписными кукольными домиками. Дорога занимала всего лишь час. Римма и Саша приехали в санаторий на машине и иногда брали Ее с собой покататься по окрестностям. На поездку в Поставы их подбила Она. Перед дорогой Саша заехал на заправку, неуклюже возился со шлангом, дважды забыл о сдаче. Римма в этой паре была командиром. Устав ждать в машине, она бодро приказала: «Быстро в машину! Хватит возиться!». Дорога тянулась вдоль Нарочи, у самой кромки. В салоне гулял ветерок, а Ей на мгновение показалось, что изнутри на улицу ветром сдуло какой-то черный предмет. Римма только посмеялась, а Саша почему-то пошарил в карманах и вспомнил, что забыл кошелек на заправке. Машина резко затормозила и развернулась, совершив головокружительный вираж. На полной скорости они вернулись на заправку. Там кошелька не оказалось. Начали вспоминать все по секундам и Сашу осенило. Кошелек он, оказывается, после того, как расплатился, положил на крышу автомобиля. Сразу стало понятно, что именно унесло ветром, когда ехали вдоль берега Озера. Машина снова развернулась и понеслась. Минут десять поиска увенчались успехом. Кошелек был найден. В нем была довольно крупная сумма, крупная настолько, что весь отдых Саши и Риммы пришлось бы свернуть сегодня же. Словом, в кошельке было все, что они привезли с собой. Если бы они не нашли кошелек, то потеряли бы не только деньги, но и возможность выкупить еще десять дней отдыха, а обрели бы испорченное настроение, проблемы с трансфером домой и семейный скандал.
А что потеряла Она? Свое лицо? Сегодняшний вечер? А может, Его с Белым Мерседесом? А Он никогда и не был именно с Ней. Он всегда был просто с женщиной, будь то Лягушка, Дама с ридикюлем, Она или Стоматолог.
Наверное, теперь Она будет вздрагивать при виде любого Белого Мерседеса, невольно вспоминая о том, как побывала одноразовой женщиной. Что еще бывает одноразовым? Посуда, презерватив, шприц… Она, скорее всего, стала пластиковым стаканчиком, из которого даже не допили, остатки выплеснули и выбросили за ненадобностью. А может – шприцем, впрыснувшим наркоману дозу, без которой из его жизни исчезают краски. («Что ж? Хоть не презервативом…»).

В Мядель


Все следы твои навек украл рассвет…

Послезавтра Она уезжает. С балкона номера открывался ставший уже родным чудесный вид: выстроившиеся рядками подружки-сосны, умытый дождем корт, кусочек близлежащей деревеньки... Еще два дня и останутся где-то далеко даже крики беспокойных чаек. Каждое утро, словно в первый раз, Она встречала на балконе солнце. Каждый день перед сном гадала по звездам. За соснами пряталось озеро Нарочь, с которым Она так по-настоящему и не подружилась, потому что ни разу не искупалась в нем. Капризную Нарочь, меняющую по несколько раз в день наряды, от серебристого до иссиня-черного, Она просто полюбила – сразу и навсегда. Сегодня Ей не хотелось к Озеру. Ее тянуло к людям. Наверное, хотелось убедиться, что не все плюют в душу и стреляют без промаха в самое сердце. Доброе слово и кошке приятно («Нужно спросить у кошки…»). Ей необходимо было это доброе слово как воздух, а лучше несколько слов или даже предложений («Если повезет, конечно»).
Совершенно не представляя, куда направиться и с кем пообщаться, Она вышла на улицу. На парковке стояла машина, владелец которой приторговывал вяленой рыбой. Ей не нужна была рыба.
– Я хочу куда–нибудь съездить. Можете меня отвезти? – обратилась Она к обескураженному коммерсанту.
– А куда вам надо-то? – попытался уточнить тот.
– Куда-нибудь. Я заплачу вам, – не сдавалась Она, осознавая, что Ее начинают принимать за сумасшедшую.
Торговцу все это явно не нравилось, поэтому он радостно крикнул подъехавшему конкуренту по рыбному бизнесу:
– Эй, свози тетеньку в Мядель на базар!!!
«Ну, и хам!, – подумала Она.– Где это он видит тетеньку и почему именно в Мядель, тем более на базар?»
Конкурент окинул Ее оценивающим взглядом с головы до ног и как-будто прочитал по глазам, что Ей не нужен Мядель, тем более не нужен базар. Ей нужна помощь. Он молча распахнул перед Ней дверь автомобиля, еще раз пристально заглянул в глаза и поехал… в Мядель. Она сидела, притаившись как мышонок, не шевелясь и даже не моргая. Ситуация была странная, но два совершенно чужих друг другу человека не считали ее такой уж абсурдной.
Приехали в Мядель на рынок, который уже сворачивал работу. Она бесцельно погуляла по рядам, ничего не купила и вернулась к машине.
– Куда теперь? – спросил Ее покорный попутчик и водитель по совместительству.
– В центр…, – неопределенно отозвалась Она.
В универмаге Ее добрый Ангел купил трогательный носовой платочек с огромной, словно живой, ромашкой по центру. («Хоть бери и гадай: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет. Последнее – ближе к истине»). Ангел, видимо, боялся, что Она расплачется, но слезы не входили в Ее планы сегодня. Их и так было слишком много вчера, на сегодня ничего не осталось. Она улыбалась Ангелу и, уже осмелев, предложила:
– Здесь есть книжный? Давайте поедем в книжный.
– А давайте, – обрадовался Ее настроению Ангел.
После книжного был продуктовый, потом озеро Мястро и амфитеатр, потом Мядель закончился, а Она поняла, что этот милый человек теряет время и деньги. Уже больше двух часов он мог бы продавать рыбу, а вместо этого работает Ангелом…
– Поедем назад к санаторию, – попросила Она.
– А вам стало легче?
Вопрос был такой искренний, что Она не смогла соврать:
– Легче – нет, а лучше стало…
– Тогда еще немного посидим у озера, – Ангел сегодня просто перевыполнял программу.
Она немного рассказала ему о себе, даже дала визитку на всякий случай. Скорее, это был знак вежливости, желание авансом показать свою безмерную благодарность за этот день. Оказалось, что он неплохо разбирается в искусстве, с ним Она не только разморозила душу, но и узнала много интересного. Потом Ангел неожиданно перешел к недавним событиям, решив, отчего-то, что именно Ей эта, произошедшая с кем-то из местных жителей история, покажется интересной.
Он рассказывал о сыне судьи одного из близлежащих районов:
– Представьте, рос «золотой» ребенок. Увлекался языками, прекрасно учился. Семья довольно состоятельная, и блестящее будущее мальчика ни у кого не вызывало сомнений…
– А как звали мальчика? Он жив сейчас? – Для поддержания разговора поинтересовалась Она.
– И жив, и нет… Вы после поймете, почему. Как его зовут? Это же не важно. Пусть будет Роберт.
Ей действительно стало интересно. Он рассказывал, обращаясь к озеру, тишине, деревьям, облакам. Но не к Ней.
– Роберт вырос не только умным, но еще и очень эффектным парнем. Вот это и сыграло с ним злую шутку. Его внешность. В него влюблялись все девчонки подряд. Влюбилась даже учительница математики. Ей – тридцать пять, ему – шестнадцать, он учился в десятом классе. Как там у них все происходило, не знаю. А только через некоторое время район был потрясен таким известием. Муж застал жену в объятиях ученика. От нахлынувшей ярости он схватил ружье и выстрелил сначала в нее, потом в парня. Она умерла на месте. Роберта с трудом спасли. Он был ранен в живот. Выйдя из больницы, он совсем забросил учебу, никуда не поступил. Сейчас работает водителем.
– Вы сказали, что Роберт и жив, и нет, – осторожно уточнила Она.
– Да уж. Живет красивый, умный, начитанный, здоровый парень. Папа все также судья, мама – директор туристического комплекса. Но он ничем не интересуется, соблазняет женщин одну за другой. Соблазняет и бросает. Бросает и снова соблазняет. В этом сейчас и заключается весь смысл его жизни. И так каждый день. Разве это – жизнь?
Она онемела («Ангел! Откуда ты взялся?»). Для полноты картины Ей требовалось задать только один вопрос: «А на какой машине ездит Роберт?». Она не спросила. И так знала…
– Почему я вам это все рассказал? – Ангел наконец-то переключил свое внимание на Нее.
Она молчала.
– Роберт – сын моей сестры.
– Но это ничего не объясняет. Вы не ответили на свой же вопрос? Зачем вы рассказали эту историю мне? – Ей очень хотелось докопаться до сути.
Ангел убрал челку с Ее лба и улыбнулся одними глазами:
– Я думаю, вам и теперь не стало легче… Но вы, по крайней мере, кое-что сможете для себя объяснить.
В ее глазах застыл немой вопрос. Она сжала его руку:
– Говорите.
Ангел покрутил в руках Ее визитку.
– В машине племянника вчера я видел точно такую же. Ну, что? Поедем?
Она уткнулась в его плечо («Спасибо тебе, Ангел!»).
На обратном пути они непринужденно общались. Напряжение спало. Она оттаяла и уже не чувствовала себя одинокой, благодаря этому человеку с сердцем Данко. Обида покрылась тоненькой защитной пленочкой. Денег за поездку Ангел не взял.
А в воскресенье утром Она начала собирать чемодан. Завтра – домой. К вечеру чувства даже притупились. Так всегда бывает. Приходит осознание того, что расставание с кем-то или чем-то неизбежно. Предстоящие будни уже просматривались участившимися звонками с работы, но Нарочь пока не отпускала, крепко держала в хвойных объятиях, а иногда и в тисках… Вечер выдался тихим, безветренным и теплым. Звезды заигрывали друг с другом, посылая свои импульсы на землю. Был конец августа – время звездопада. По теории Платона, наши души живут на звездах, а наши знания – лишь неполные воспоминания о том, что было когда-то… С балкона Она всматривалась в бархат ночного неба и ждала, когда чья-то душа опустится в Ее ладони. Других желаний не было…
В номер постучали. Уверенность в том, что Он не может прийти сюда по определению лишила необходимости посмотреться в зеркало перед тем, как открыть дверь. На пороге с пакетом душистого белого налива стоял старый знакомый – Чеслав. Он приезжал на Нарочь, когда становилось скучно у себя на даче. По крайней мере, так он сам объяснял свое появление в санатории. Так ли это, Ей было неинтересно. Любой человек отдает ровно столько информации, сколько считает нужным. Чеслав был эрудирован, аккуратен, даже несколько педантичен. Человек с безупречными манерами и чувством такта – как раз то, что нужно для того, чтобы заполнить пустоту последнего вечера. «Ему бы еще чувства юмора добавить», – подумала Она, не считая при этом такой недостаток помехой для сегодняшнего общения. С Чеславом было не стыдно показаться на людях. Они немного прошлись по территории и отправились на танцы («Не пропускать же их в последний день! Когда теперь еще потанцевать доведется?»).
Танцы! Опять эти танцы! Потолок снова пошатнулся и уже готов был с новой силой обрушиться на Нее. Слиться с музыкой не удавалось, изобразить веселье – тоже. Чеславу, вероятно, также было неуютно в Ее компании, но он терпел. («Что делать? Сам явился в гости, когда его никто не ждал и не звал»).
Она пыталась не думать о Нем, но думала только о Нем («Танцует где-то… Мало ли санаториев вокруг Нарочи»). Она представляла, как Он кому-то говорит хорошо отрепетированные и доказавшие неоднократно свою эффективность слова, применяет испытанные приемы соблазна. Где-то, но не здесь… Ей захотелось заглянуть в замочную скважину, увидеть воображаемую картинку наяву. Желание хотелось материализовать. Уже через пять минут Чеслав вез Ее по живописной дороге, обрамляющей Озеро Нарочь тугим ожерельем. В танцевальном зале соседнего санатория было мрачно. Чужая обстановка, чужие люди, чужая музыка. Бессмысленность затеи стала очевидной. Остальные санатории Ее уже не интересовали. Закончился отпуск. Закончился отдых. Последний аккорд стал минорным…
На прощание Чеслав трогательно, даже как-то по-отечески пожал обе Ее маленькие ручки и уехал дальше скучать на свою дачу. Она пошла на свой этаж. На одном из лестничных пролетов Ее чуть не сбила спешащая куда-то в ночь стройная женщина, в которой Она сразу узнала Ларину. Это была необыкновенная женщина. Если бы они познакомились раньше, а не четыре дня назад, то, наверняка, подружились бы. Ларина была чем-то напугана или расстроена и зачем-то очень спешила вниз. Увидев глаза Лариной, Она поняла, что не может оставить ее одну. Сбиваясь с ритма, Ларина поведала свою историю, которая была похожа на тысячи таких же. Женатый мужчина. И так много, много лет. Он был здесь с ней в выходные. Спустившись в бар, чтобы выпить чашечку кофе, он больше не вернулся в номер. Потом позвонил уже из дома, объяснив, что должен был срочно уехать: у него дела. Он даже не поцеловал Ларину на прощание. И так много, много раз за долгие четырнадцать лет. Ларина не переносила хамства, а ее обидели. Таких, как Ларина, нельзя обижать, она, как оголенный нерв, сжималась от любого бесцеремонного прикосновения. Если большая часть людей скроена из брезента, драпа или иной прочной материи, то Ларина была соткана из нежнейшего шифона. Она была органична сама по себе, без привязки к людям или обстановке. Ее душа была способна сострадать, сердце радоваться и плакать, ум – понимать других. А сегодня Лариной было необходимо, чтобы поняли ее. («Где-то недалеко живет Ангел, но как его сейчас найти?»).
Ларина и Она сидели в холле. Прошел час, второй, третий… Они ловили брызги от несостоявшейся дружбы. Им хватало места, но совсем не оставалось времени… А жаль…
Неизбежно наступившее утро Она встретила бодро. Как японский самурай размеренно и энергично заправила постель, сделала зарядку, поприветствовала солнце (на этот раз как-то дежурно), умылась, позавтракала, сдала номер и спустилась с вещами вниз. Она все еще была здесь… И уже далеко отсюда…

***
– Лена?
– Вадим?
– Ты еще на отдыхе?
– Нет. Сказка закончилась. У меня через час поезд.
– Извини меня. Я не смог приехать. Работа. Дела. Не вырвался.
– Не извиняйся. У тебя уже двадцать лет дела. Да я, кстати, и не ждала.
– Извини.
– А я, представь, была с тобой, хоть ты и не приехал… Тебе было двадцать два, как тогда…
– Как это?
– Иногда время движется вспять и прошлое неожиданно возвращается.
– У тебя кто-то был?
– Природа не терпит пустоты…
– Так был?
– Да. И также отвратительно со мной обошелся.
– Ты расстроилась?
– Нет. Во-первых, я теперь точно знаю, что третьего раза не будет, потому что через двадцать лет мне будет шестьдесят и вряд ли мной заинтересуется двадцатилетний.
– А что во-вторых?
– Во-вторых, я теперь знаю, что было у нас с тобой.
– Я всегда думал, что любовь…
– Нет.
– А что тогда?
– Просто Мядельский транзит.
– Не понял.
– А тебе и не надо…