Сувенир из Рио.

Тонкие, ухоженные пальцы немного отливали фиолетовым цветом. Это телевизоры раньше так показывали, у них сведение лучей выставлялось вручную, и при каждой перевозке оно сбивалось. Вот и этот новенький «Фотон», только что освобожденный от упаковки и кое-где ещё облепленный мелкими пенопластовыми шариками, уже чуть-чуть фиолетил, зеленил и слегка растягивал картинку по углам. Пальцы на долю секунды влипали в клавиши и, дерзко оттолкнувшись от них, снова взмывали вверх. От такого приема стаккато становилось наполненным и певучим, но не теряло своей легкости и колкости. По случаю появления в фойе музыкальной школы нового цветного телевизора, там собралась целая толпа народу. И надо же, на экране пианист! Какое невероятное совпадение.
«Ну, что за постановка руки? - возмущалась Татьяна Георгиевна, моя учительница по специальности. – Наглядный пример того, как играть нельзя! Что он пальцы-то крючит? Кто ж его учил-то?» В дверях раздевалки стояла бессменная гардеробщица тетя Наташа и вполголоса обсуждала с кем-то из учеников странные очертания рояля, на котором играл заморский музыкант. Тетя Наташа, несмотря на свою скромную должность, очень неплохо разбиралась в инструментах. Поработай-ка полжизни в раздевалке музыкального училища, а именно при нем и находилась музыкальная школа, и «Беккера» от «Стейнвея» научишься отличать и по звуку, и внешне, что называется «влёт». Но на этот раз наша всеобщая любимица была в некотором замешательстве, такой конструкции она не знала. В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году и цветной-то телевизор казался всё ещё чем-то «из ряда вон», а представить, что рояль на экране на самом деле -синтезатор, было и подавно непросто. Я стоял и ловил каждое движение этих неправильных, кажущихся излишне зажатыми, пальцев на экране. Внимал хрустальным звукам рояля, смешанным с неземным откровением синтезаторной симфонии. Я знал, что тоже так могу, и осознание этого наполняло мою душу эйфорией причастности к высокой тайне.

Помните, был такой журнал - «Кругозор»? Закат эпохи Брежнева, год, наверное, восемьдесят второй. О чём тогда писали, видимо, неважно. Не отложилось в памяти. Осталось лишь ощущение. Особенностью издания было наличие в нём нескольких грампластинок, изготовленных из мягкого полупрозрачного пластика голубого цвета. Мой дядя, в ту пору студент свердловского медицинского института, покупал «Кругозор» в Свердловске и привозил его на выходные домой, в маленький и очень старинный городок Невьянск. Я там у бабули гостил каждое лето. В этот раз он уехал на учёбу, а журнал забыл на столе в своей комнате. На последней пластинке была запись Элтона Джона «Goodbye Yellow Brick Road» (Прощай дорога из желтого кирпича). Элтона я на тот момент уже знал, и с удовольствием слушал, как дядя играет импровизации на его темы на старом черном, с различными вензелями и резьбой, пианино. Я вырезал пластинку из журнала и поставил на проигрыватель.

When are you gonna come down,
When are you going to land,
I should have stayed on the farm
I should have listened to my old man.

Такое резковато-мяукающее исполнение. Помесь джаза и негритянских спиричуэлс. Бесподобная штука.

Потом перевернул пластинку, прочел в журнале название. Группа «Париж-Франция-Транзит», композиция «Сувенир из Рио».

Странным и загадочным проходил я весь следующий день. Поначалу даже побаивался подбирать эту, незамысловатую на первый взгляд, мелодию на пианино. Впоследствии оказалось, что сыграть её «с лету» не так-то просто. Мелодия изливалась в причудливые гитарные модуляции и незаметно гуляла по кварто-квинтовому кругу, заманивая беспечного слушателя в дебри гармонии. Постепенно она раскрыла мне свои тайны. Эта музыка стала моим другом. Она радовала меня своими сувенирами. Привозила мне их с теплых, неизведанных планет вселенной прямо на прохладный Урал.

Однажды родители пригласили гостей. Ну, и как водится, в небольшом подпитии, решили похвалиться успехами своего чада. Великовозрастное уже тогда чадо вышло из своей комнаты, грустно посмотрело на довольные лица взрослых, осознало неотвратимость повинности и село за инструмент. Космические звуки запрыгали «огоньками святого эльфа» по гостиной. Пальцы влипали в клавиши на долю секунды и в обратном полете несли в себе резонанс не советской «Камы», а настоящего инопланетного синтезатора. Когда музыка закончилась, кто-то спросил: «Как ты это делаешь?» «Не знаю» - ответил я.

С тех времен прошли десятки лет. Я до сих пор не знаю, как я это делал. Наверное, в такие моменты душа соединяется с вселенским разумом, и становится неважно, на чём играть, главное – чувствовать желание наполнить земное пространство чарующей гармонией космоса.