Берегите ЧУДО (продолжение).

Завтра – это еще не сегодня, но уже что-то близкое и несколько загадочное.

Кто из нас знает точно, наверняка, что с ним произойдет в этот день? Наверное, никто... Поэтому когда наступил этот день я, будучи взволнованным от предвкушения очередного дедушкиного рассказа, подготовил к прогулке старенький, пленочный фотоаппарат.
- Готов к сегодняшней прогулке, мой юный натуралист? – спросил у меня деда, тихонько шаркая ногами по направлению к коридору.
- Всегда готов!!! – отчитался звонко я.

Свежий ветерок нашептывал о том, как приятно ощущать его дыхание в медленной походке, солнышко нежно пригревало нас, как будто утешая после суровой зимы, а сонные деревья веточками приветствовали и провожали нас. Мы тихо шли, наслаждаясь весной, и слушали звуки природы, ласкающих слух. Еще несколько десятков шагов и у меня будет фотография ЧУДА, а после дедушка расскажет очередную свою историю. Вдруг ветеран войны изменился в лице, трясущимися руками взял в рот трубку и резко, почти под прямым углом, повернул в другую сторону, пытаясь меня увести от чего-то...

- Дедушка, что случилось? – пытался я понять столь резкое изменение.
-...цветок.., сорвали... – грустно, со слезами на глазах прошептал он, когда понял, что от меня правду не скроешь.

И тут резко внутри все оборвалось, настроение вмиг упало и от детского горя, переживания от происшедшего с подснежников выплеснулось потоком слез и резким падением на грязный снежный покров. Казалось боли, смешанной с досадой, не было предела. Только дедушка стоял рядом, нервно курил и уговаривал меня быть мужчиной.
- Жалко цветок, но такова жизнь: выживает сильнейший и...самый невежественный! – произнес он. – знаешь, а ведь мне тот цветок, который спас мою жизнь, пришлось сорвать и...это тоже был подснежник.
- Как?

- Вот так... Тогда шел голодный апрель 1942 года, мне было 16 лет и я, будучи уже пионером, старался максимально помогать партизанам, несмотря на то, что приходилось заботиться и о семье из четырех человек: твоей прабабушке и трех сестрах. Прадедушка и два брата ушли на фронт... Никто из них так и не вернулся... Я, сутулый, небольшого роста, худой, со впалыми щеками, выглядел лет на 13: фашисты таких не особо брали «в расчет». Особенно избегали, словесно издеваясь, когда одевался в провонявшую, старую, рваную одежду, делая вид, что у меня вши или припадки. Так можно было более-менее спокойно собирать информацию буквально под носом захватчиков, благо память была хорошая.

Накануне одного из таких заданий, будучи жутко голодным, и выкопал, случайно встретившийся, подснежник в надежде на то, что хотя бы немного, на короткое время, он заглушит мой и моей семьи аппетит. Но задание требовало оперативности. Спрятав луковицу с цветком за пазуху, мне удалось мгновенно перейти в роль мальчика-попрошайки с умственным отклонением. Буквально в таком образе и добрался до небольшого городишки, населенного фашистами.

Занятие разведкой под симуляцией требует постоянного контроля над собой и знаний о поведении тех, кого пытаешься изобразить. Тогда, к сожалению, допустил оплошность: не стерпел боли от удара ногой по своей пятой точке и издевательств от паренька лет 12, который вовсю старался угодить немцам. Я разразился кратким членораздельным грубым высказыванием, чем привлек к себе еще большее внимание не только малолетнего предателя, но и захватчиков. «Как, как мне выкрутиться?» – бегло вертелось в голове. И тут пришла мысль, которое через мгновение перешло в действие: будто не поняв, что сказал, почесывая свой зад и взвывая от боли, достал из-под пазухи, покрытую землей, луковицу и...начал бегло есть, злобно оглядываясь по сторонам, как бы охраняя свою добычу.

На зубах скрипела земля, горький сок и долгие месяцы на скудной пище вызывали приступ тошноты и рвоты, по щекам текли слезы, а во внутреннем кармане грелся сам цветок. Его, после того, как «покушал» луковицу и попытался приступить за него, отобрал один из фрицев. Для более правдоподобия я за свои права к соцветию попытался заступиться, за что получил сильный удар по лицу под веселый смех садистов. Но дело было сделано – подозрение улеглось и мне под ноги фашисты бросили ломоть хлеба...
- ... деда Страс, но ведь тогда стоял голод, а сейчас... – попытался я поддержать старика.
- А сейчас, по-видимому, каждый живет только сам для себя и думает только о себе.
- Дедуль, но не все же! Вот мы думаем о других... Пошли домой?
- Да, пошли – пора вновь обедать...

И мы побрели уставшие и печальные назад, так и не совершив своего подвига.