Сынок

Бело-рыжий смешной щенок с ушами, как у ослика, дрожал под лавочкой автобусной остановки. У него была еще чистая, ухоженная шубка, и был ошейник. Щенок нелепо тыкался в ноги прохожих и обиженно тявкал: он не ощущал привычных, родных запахов. Где любимые хозяева? Где подружка-кошка, с которой так весело было играть? Где Большой Брат – старший в доме пес? Ничего этого не было. Был лишь пронизывающий осенний холод, и очень хотелось есть.

В это же время в другом конце города, на помойке, серенькая кошка-подросток отбивалась от матерых обитателей вонючих контейнеров. За свою недолгую жизнь она впервые попала на улицу. Совсем недавно она жила в доме, звали ее Дашкой. Она ела «Вискас», вареную рыбу и курочку. На помойке этих запахов не было. Только грязь, моросящий дождь и голод…

А в это время на другом конце города, в просторной и уютной квартире, развалясь в кресле, сидел вальяжный молодой человек.
- …Так что давай, тетя, собирайся! Причем, при мне, а то наберешь еще чего с собой из МОЕЙ фатерки! Вшивых ваших я уже выкинул, далеко-о-о отвез, чтоб назад не приперлись! Давай-давай поскорей, а то ща мою мазер вызову. Она тебя выкинет! Или в милицию можно… Ты как, тетя, кого лучше: мазер, или ментовку?

- Вадим, тебе совсем не стыдно? Это квартира отца, отец жив! – еще пыталась сопротивляться сухонькая, с заплаканными глазами и поникшими плечами, но молодая еще женщина.
Как же гадко и мерзко было на душе! У ее мужа (гражданского мужа, черт бы побрал, не успели зарегистрироваться!) был инсульт, и он находился в больнице. Ее, казалось бы, молодой и полный сил Алешка лежал, словно овощ, в больничной палате, опутанный трубками… А все проклятый бизнес! Все старался заработать им, сыну… Сыну, тому самому, который сейчас сидел в креслах, которые она так долго выбирала, и глумился над ней…

- Эй, эй, куда ноутбук поволокла, тетя! Это мое наследство!

Нина молча полезла в шкаф и достала обычную картонную коробку с документами. Крепко прижав ее к груди, достала документы на ноутбук:
- Ноут мой. А так же стиральная машина, плита, мебель, на которой ты сидишь.
- Ух, мля, папаша-пенек, все на тетеху чужую оформил! Сына, значит, голым решил пустить!

Ладно, прописан я здесь, а со шмотьем мамашка приедет разберется. Она у меня такая! Молодец у меня мазер! Ладно, тетка, мотай уже, ща ко мне моя лялька приедет… оттянемся!
- А куда ж отца-то ты решил? Его выпишут скоро. Или лялька твоя ухаживать за ним станет? – изо всех сил стараясь быть спокойной, Нина все еще пыталась говорить с Алешкиным сыном.
- Ха! Нафига нам этот овощ? В интернат сдадим с маманькой, она быстро все оформит!
Нина посерела. Она схватила ноут, кое-что из вещей, выскочила из квартиры, в которой провела со своим Алешкой короткие и счастливые пять лет.

…Она сидела у больничной кровати уже третью неделю. Их должны были уже выписать, но приходилось приплачивать докторам (благо, на карточке еще оставались деньги). Алешка мог еле-еле двигать правой рукой, сохранилась мимика правой стороны лица, шевелились пальцы ног. В остальном он был … овощем, как выразился любимый Алешкин сынок.

Боже, как Алешка любил его! Гордился им, студентом юрфака. Постоянно «подкидывал» на жизнь. Баловал, чем мог. На двадцатилетие собирался подарить шикарную машину… И вот. Теперь сынок ее выгнал, пригрозив милицией и мамочкой, первой Алешкиной женой. У Нины потекли слезы. Алешка забеспокоился, стал показывать глазами на дверь: иди, мол, Нинуль, домой, поспи…
- Да нет у меня больше дома, Алеша! – в отчаяньи заговорила она.

Наверное, не надо было. Алешка не мог двигаться, но все понимал! Ему так сейчас плохо и страшно! Ему, такому деятельному, подвижному, лежать вот так… Но Нину уже несло. Так получилось, что все эти годы они делились всем. Просто всем, что было на душе, что произошло за день, вплоть до того, что обсуждали, какое ей купить белье…

Она сидела и вываливала на его бедную неподвижную голову все. И как сынок решил его в интернат оформить, и даже, забывшись, выкрикнула: «Я тебе говорила, что он тебя просто доит, а ты не слушал!»…

… Бело-рыжий щенок-подросток деловито шуровал на помойке, не подпуская к ней никого из соплеменников. Его нарядная шубка свалялась, ошейник истерся…

А на другом конце города, в уютной квартире, находились двое не слишком молодых людей. Абсолютно седой, в красивом костюме и галстуке, мужчина сидел в инвалидном кресле. Его держала за руку лет на десять помолодевшая женщина, с сияющими глазами подростка. Открылась дверь, вошла нарядная женщина с красной лентой, перекинутой через плечо.

Разложила на журнальном столике документы.
- Согласны ли вы…

…На этой свадьбе никого не было. За свидетелей расписались двое соседей, которым была поставлена литровая бутылка водки – больше не требовалось. Не было в квартире больше веселого разноцветного щенка, серенькой ласковой котейки, большого и умного пса. Не было больше и сына.
- …Мы их найдем, Нинуль… Дай только на ноги встать!
- Конечно, Алешка… Но сын…
- Какой? Тебе приснилось, Нинуль. И… и мне тоже.