Агния – мать Рериха (9-я часть)

Малыша Луция спас Орден Храма. Убегая с ним, Тильда провалилась в Тампль - где у пылающего кубка собирались тамплиеры. Бежали Агния и карлик. Луций улыбался, видя мать... Потолок раздвинулся. Пол вздрогнул... Грааль полыхал – как реактор, готовясь в полет к Нибиру. Где ждали Великие Учителя!

Звездный мальчик

- Герман мертв, - откозырял карлик, - Агния все еще жива!
Их душа перенеслась в парамиры, покинув мертвые тела... Агния прижала сына, Тильда перестала быть горбуньей. Но завидя карлика, едва устояла...
АГНИЯ (матери): - Это брат мой - сын Цитры!
ТИЛЬДА: - Он не сын Цитры...
АГНИЯ: - А чей?
ТИЛЬДА: - Великого магистра де Моле!
ДЕ МОЛЕ (хватаясь за голову): - Мой? С ума сошли!
Но Тильда вспомнила – что вывела клейменому малютке «ERIX», пряча в ларь. Отметина у карлика! Значит, это он и есть. Сперва разглядеть ребенка помешал Климент. Потом жандарм перепутал его с дитем Цитры. Магия не ожила – и он пометил его сам! Но активировать Грааль мог сын магистра - а Герман не был им?
ДЕ МОЛЕ: - Но мой старше!
ТИЛЬДА: - Он – карлик и казался меньше!

Перемена участи

...20 лет назад в приют за Донатом пришла нянька. Искала с отметиной E R I X, зная – что так помечен палач (его отец). Метка была у карлика... Жандарм смекнул: сыном магистра E R I X быть не может, и сменил имена. Так сын де Моле сделался Донатом - хотя был крещен как Герман. А Германом стали звать ребенка Цитры. Подмена была роковой.
АГНИЯ: - Значит, Герман - мой брат?
ТИЛЬДА: - И что...
АГНИЯ (краснея): - Луция мы зачали с... братом?
ДЕ МОЛЕ: - Не с родным же!
Браки меж кузенами у католиков были в чести - блюсти святую кровь! Но Агния не мирилась с двоюродной связью!
АГНИЯ (магистру): - Выходит, метка ERIX у вашего сына?
ДЕ МОЛЕ: - Но Луций не от него?
АГНИЯ (крестясь): - Клянусь, его отец Герман – сын Цитры...
КАРДИНАЛ (прерывая молчание): - ...и Климента!
Все застыли. Падре прижал вислоухую кошку. И рассказал, как крестя первенца, Цитра каялась - что сошлась с папой римским. Его святейшество прятался у нее от пожара, да и взял силком. Одернув подол, аббатиса кинулась к палачу...
ДЕ МОЛЕ (осененно): - Палач и был отцом!
КАРДИНАЛ: - Да, если бы Климент не...
АГНИЯ: - Что не...?
КАРДИНАЛ (качая головой): - ...не обезумел!
ТИЛЬДА: - Да мало ли безумцев?
КАРДИНАЛ: - Но следом Герман тронулся. А Цитра покушалась на Климента – мстя за насилье!
АГНИЯ (радостно): - Значит Герман – не мой брат?
ДЕ МОЛЕ (Агнии): - Не списывай отцовство палача!
ТИЛЬДА (магистру): - Какая разница, если Герман - не ваш?
ДЕ МОЛЕ: - Палач хотя бы тамплиер! А так выходит - Живую Этику я открыл Ватикану?
КАРЛИК (с испугом): - Не Ватикану! Герман рассказывал о ней мне...
ДЕ МОЛЕ (обняв карлика): - Сынок, а где же твои крылья?
КАРЛИК: - Крылья... А должны быть?
АГНИЯ (крича): - Он отдал за меня жизнь, что рыцарю важнее!
ДЕ МОЛЕ (подняв руки): - Вне сомнений.

Грешный праведник

Все ушли. Агния не могла успокоиться, и магистр остался.
- Кого же я любила, – бормотала она, - миф? виденье? Ангела, которого нет! И был ли? В отличие от Доната...
- Но вы с Германом летали, – перебил магистр, – он изранил крыло, и ты перевязала... Кровь - тоже миф? Выходит, ты любила бесплотный дух, а не человека?
- Кто же он? - терзалась та.
- Бывает, что в исходе (даже смертном) никто не виноват, - произнес де Моле, - и выбор плох при любом раскладе. А ты виновен - как ни поступай. Герман не вынес заточения... Своей вины - хотя не предавал! Плюс – ревность и измена... И Ангелы не вечны, а он человек...
- Я тоже была в заточении... – напомнила та.
- Герман виноват, - сдался магистр, – но грешники, порой, нужнее святого. Святому не повинишься – слишком чист. А грешнику запросто! С Ангелами хорошо в раю, а на земле как? В беде хочется, чтобы и друг не был свят. И выберешь того – кто хуже. Ему легче открыться...
- ...если в душе ты - слуга! – отрезала та.
- Не скажи, - возразил магистр, - любой грешен! И предпочтет чужой непорочности – вину. Решит: «Я плох, а тот-то еще гаже!» И полюбит еще больше за подлость...
- За подлость? – усомнилась Агния.
- Грешник даст ему стать невиновным! – твердил магистр. - Чужую подлость мы прощаем легче! А на фоне целомудрия - ты исчадие греха! Оттого люди и распинают Христа...
- Грешник больше Бога! – охнула та, – вы не рехнулись, шевалье?
- Грешника любят больше! – не обиделся тот. – В грешнике мы видим себя! Вот он и получает дареное прощение за все и сразу, ибо презреннее и хуже... Это и есть благодать!
- Значит Герман ценнее святого? – перебила она.
- Он и стал святым, - отрезал тот, - пережив горе и всеобщее презренье. Герман покаянием ценен, а не виной.

Жертва вечерняя

Признав карлика – де Моле потребовал отдать Луция Герману, чтобы Орден не исчез...
- Какой смысл еще в одном в сиротстве? – ужаснулась Агния.
- Сына воспитает отец! – отрезал тот, – он не сирота...
- Отец - грешник? – взбунтовалась та.
- И я перед своим виноват, – перебил магистр, - его клеймили! Одна ты носишь чистоту, как знамя...
- Что же делать? – плакала она.
- Простить... – требовал магистр.
- Но он чуть не погубил нашего сына, - взвилась та.
- Теперь это другой человек, – уверял де Моле. - Лишь Богу ведомо, каким пыткам совестью подвергаются эти люди! Быть в преисподней, раскаяться и возвратиться...
- Откуда вы знаете? - перебила та.
- И я прошел ад после клейма сына... - горько признался магистр. - Отпусти Луция, наследник Тампля наследует землю!
- Мой сын – наследник? – оробела та.
- Так решил Орден Храма, – изрек де Моле, – твой отец – тамплиер и был сожжен. А Луций – жертва вечерняя, надежда безнадежных...
- ...маленький мальчик, – плакала она, – бедный мой малыш!

Все двери открыты!

Прошло 10 лет, действие запутывалось все сильнее! Донат спорил с магистром, хотя сестру потерял. Дружба ушла с родством, но залогом любви оставался Луций. И карлик не хотел его отпускать.
- Ты мать или убийца? – кричал он. - Герман убьет сына...
- Для чего? – перебила та, - если ему не светит трон магистра.
- Но у нас с тобой семья, – не сдавался карлик, - вернись, сынок!
- Моя семья – Луций, – крикнула она, – и он не твой сын!
- Хороша благодарность! – все цеплялся тот.
Но Агния уже вела сына к подземелью, отпив из Грааля. Ловушка окутала тьмой – свет шел из кованых ворот... Но ключ был не нужен: любая дверь открыта, если... Что «если», она не додумала. Поняв: любые ворота открыты - безо всяких «если»! Толкнула створку, та послушно отошла. И шагнула в неизвестность...
- Ой-ё-ёй! – крикнул Луций, падая в пустоту.
И повис на материнской руке. Агния, недолго думая, прыгнула следом. Их закружило слепящее сиянье, сменившись пастбищем под звездным небом.
- Мы умерли? – спросил сын.
- Нет, - рассмеялась Агния, - наоборот, воскресли!
Светила луна, и пастухи позвали их к огню. Но о Германе не слыхал даже хромой бродяга, невесть как приковылявший к комельку...