Черная легенда (18+)

Альби 1212 год
Эстель проснулась рано утром в приподнятом настроении и оглядела свою комнату. Яркий луч солнца пробивался через маленькое открытое оконце, но давал слишком мало света. С улицы веяло тошнотворными запахами вылитых прямо на улицу отходов. В комнате уже кружилось несколько мух. Одна, самая назойливая, норовила сесть Эстель на нос.

Девушка вздохнула. Весна приносит с собой не только приятные впечатления. Но не смотря ни на что, Эстель не хотела предаваться грустным мыслям, на нее и на ее семью в последнее время и так свалилось слишком много тягот. Да что и говорить, тяжелое время теперь настало для всех жителей графства.

Встряхнув головой с пышными каштановыми волосами, отдававшими рыжиной, Эстель попыталась отогнать неприятные мысли. Сегодня ее семнадцатый день рождения, и она намерена провести этот день весело и беззаботно.

Девушка сладко потянулась в постели, затем скинула с себя одеяло и опустила ноги на пол. Юное девичье тело прикрывала лишь ночная рубашка, свободный крой которой не скрывал, а лишь подчеркивал прекрасную фигуру Эстель.

Она унаследовала от матери красивую фигуру: пышные груди, тонкую талию, округлые бедра. Мама умерла, когда Эстель было всего 12 лет, но девушка хранила в своей памяти ее светлый образ.

От отца она унаследовала эти яркие зеленые глаза. Жерар, отец Эстель, был веселым человеком. Он был хорошим мастером, и в цеху его очень уважали. Отец хотел, чтобы его сын пошел по его стопам, но все случилось иначе. Матис связался с катарами, и был убит крестоносцами в ходе борьбы с ересью. С тех пор живые глаза Жерара все чаще становились задумчивыми..

Непонятно было только, откуда у Эстель такой странный цвет волос. Они были цвета меди и переливались на солнце ярким огненным светом. Злые языки поговаривали, что ее прабабка была ведьмой, но отец строго пресекал подобные разговоры.

Еще бы! В такое время это была слишком опасная тема. После того, как граф Раймонд Тулузский поссорился с Папой Иннокентием, спокойная жизнь для них закончилась. Папа объединился с французским королем Филиппом Августом и объявил крестовый поход против еретиков-катаров. Но это был только предлог. Каждый из них преследовал только свои корыстные интересы. Подтверждением этому была жестокость войска Симона де Монфора, возглавившего поход. Инквизиция действовала одинаково беспощадно и к еретикам, и к правоверным католикам: "Бог там разберет, кто виновен, а кто нет.." В Альби уже состоялось несколько публичных аутодафе.

Эстель встала. Взяв со стола свой гребень, она начала расчесывать свои длинные непослушные волосы. Собрав их в косу, девушка стала одеваться. Сегодня она надела все самое лучшее и пошла молиться в городскую церковь.

Она шла по улице с гордо поднятой головой, как королева. Девушка давно привыкла к пристальным взглядам. Мужчины смотрели на нее так, будто раздевали взглядом. Женщины смотрели с ненавистью и завистью. Она знала, что красива, и гордилась своей красотой. Ей нравилось внимание со стороны мужчин всех возрастов. Несколько раз ей делали предложения руки и сердца. Были и более непристойные предложения. Но сердце девушки оставалось холодным, она всех отвергала.

Отец в последнее время все чаще упрекал Эстель за ее холодность к мужчинам и говорил, что она должна выйти замуж и родить детей. Но девушка была твердо уверена, что ее свадьба состоится только по любви. И никто, даже отец, не сломит ее упрямства.

Вот только проблема заключалась в том, что она нигде не могла встретить свой идеал. Никто не смог растопить юное девичье сердце.

Задумавшись, девушка не заметила, как дошла до городского рынка. Здесь она почти столкнулась с одним из торговцев.

- Моя красавица! Ты пожаловала ко мне?.. Как я рад тебя видеть! Ты все-таки решила принять мое предложение? Подумай! - Амадоер, один из самых богатых торговцев, плотоядно взирал на Эстель. Его имя означало "привлекательный", словно в насмешку над действительностью. Он был почти ровесником отца Эстель, но в отличие от Жерара, был толст и лыс. Лицо его было обрюзгшим от жизни, полной излишеств, масляные глазки светились подобострастием перед теми, кто выше его и презрением к тем, кто ниже.

Эстель всеми фибрами души ненавидела этого мерзкого типа. Он уже полгода не давал ей покоя. Сегодня, кажется, он снова был пьян. Девушка постаралась пройти в другую сторону, но Амадоер схватил ее за руку и притянул к себе.

- Куда же ты, красавица? - визгливым голосом закричал он, придвинулся своим слюнявым ртом к лицу Эстель и прошипел, - даже не пытайся сбежать от меня. Уже весь город знает, что мы с тобой помолвлены, и поверь, я найду способ тебя усмирить! Или ты будешь моя, или ничья..

Резко вывернувшись, Эстель со всего размаху залепила звонкую пощечину нахалу. Со всех сторон раздались смешки. Девушка подхватила свои юбки и бросилась бежать.

- Ты еще пожалеешь об этом! - слышала она вслед.

Домой она прибежала, когда уже начинало темнеть. Она заперла за собой дверь и опустилась на пол. Сердце сильно билось в груди. Эстель никогда не была трусихой, но почему-то слова этого развратника напугали ее. Она не понимала смысла его странных угроз. В открытое окно проникала прохлада, девушку стала бить дрожь.

Вдруг она услышала громкий стук в дверь, отец пошел открывать. Девушка насторожилась. Кто это пришел на ночь глядя? Она услышала голос епископа, который спрашивал у Жерара, где его дочь.

Дальше все было как в тумане. Она помнила испуганный голос отца. Кажется, тот все отрицал. Потом голоса вошедших стали более настойчивыми. Шум. Стук. Дверь ее комнаты выломали. Дальше она ничего не помнила.

Очнулась девушка в темной комнате. Косой луч лунного света проникал в маленькое зарешеченное окно под потолком. В комнате пахло сыростью, мышами и чем-то еще более гадким. Она лежала на соломе, брошенной прямо на пол. Недалеко от нее было еще несколько женщин. Они стояли на коленях и беззвучно молились. Волосы их растрепались, платья были разорваны в нескольких местах. На лицах заметны кровоподтеки.

Рассудок медленно возвращался к Эстель. Вдруг ее осенило. Инквизиция! Сегодня была очередная облава. Все эти женщины, видимо, принадлежали к течению так называемой альбигойской ереси. Но почему схватили и ее? Она не имела никакого отношения к катарам..

Вдруг дверь отворилась, и в темницу вошел ... Амадоер. Так вот в чем дело!

- Чертов ублюдок! - девушка бросилась с кулаками на ненавистного ей торговца.

- Тише, детка. Я хочу тебе помочь, - начал он приторным голосом, но она его прервала:

- Убирайся к черту! Мне не нужна твоя грязная помощь!

- Дура, - спокойно бросил Амадоер и пошел к выходу, - у тебя есть два выхода, либо стать моей женой, либо костёр. Аутодафе состоится завтра вечером. Тебе никто не поможет. Я бы на твоем месте хорошенько подумал.

Сказав это, он ушел, а Эстель начало трясти. Она знала, что ей никто не поможет. Но и согласиться на помощь Амадоера она не могла. Она вспомнила его масляные глазки, которыми он просто пожирал ее, его противный слюнявый рот, когда он пытался ее поцеловать.. Эстель поняла - она лучше умрет!

Мысль о том, что ей осталось жить всего несколько часов, ужасала Эстель. Она уже начала сомневаться в своем решении. Время бежало очень быстро. Неверный лунный свет сменился яркими солнечными лучами. Слишком быстро для тех, кому уготована смерть на закате.

Девушка упала на колени и стала истово молиться. Она никогда в своей жизни не молилась так искренне. В какой-то момент она даже сомневалась, а верила ли она до этого в Бога, и не является ли ее нынешнее положение карой за ее неверие? Эстель просила у Господа прощения за свои грехи, за свою гордыню. Просила помочь пережить отцу и этот удар. При мысли об отце из глаз ее градом потекли слезы.

Неужели Бог позволит, чтобы казнили невиновных? Неужели Ему угодны все эти зверства? Или высшее проявление божественной любви - костер инквизиции?

Тени становились все длинней, приближался час сожжения.
Незадолго до назначенного срока Эстель пригласили на исповедь. Священник долго и нудно говорил ей о необходимости покаяния и о том, что будет молиться за ее грешную душу.

- Но я же ни в чем не виновата! - вскричала девушка в порыве последней надежды доказать свою правоту.

- Бог там рассудит.

Эстель пристально посмотрела в глаза священника и не увидела там ничего, кроме равнодушия. Она поняла - ее участь решена.

***

На центральной площади собралась толпа народу. Все они пришли посмотреть на грандиозное зрелище - сожжение еретиков. Посреди площади стояли столбы, обложенные хворостом. Вокруг торжественно ходили инквизиторы. Народ стал волноваться. Послышались крики: "Ведут!", и все обернули в ту сторону, откуда показалась печальная процессия приговоренных к сожжению, в сопровождении монахов.

Сегодня сжигали только женщин. Они шли, потупив головы, босые, одетые в простые рубахи на голое тело.

Епископ громко начал читать проповедь, и люди притихли. Толпа жадно смотрела на происходящее, переводя взгляды с куч хвороста на приговоренных. Они жаждали зрелища!

Наконец, епископ закончил речь. И женщин стали подводить к будущему костру и привязывать к столбам. Некоторые плакали, другие пытались сопротивляться. Несколько еще совсем молоденьких девушек упали в обморок. И только одна спокойно принимала свою судьбу. Она гордо вскинула голову и смело смотрела перед собой.

Солнце уже садилось, и стало заметно темнеть, когда инквизиторы поднесли факелы к костру. Пламя забиралось сначала нехотя, как бы давая последнюю надежду, что это все страшный сон. Но постепенно огонь становился все сильней, и уже скоро языки пламени взметнулись высоко в небо.

Праведный костер озарил летнюю ночь. Крики и стоны жертв заглушал шум толпы. Чужое страдание вызывало опьянение. Всюду были слышны крики: "Ведьмы!" "Еретики!"

Эстель не повезло, она не задохнулась от дыма и не потеряла сознание. Она корчилась от боли. Ее красивое тело, к которому не притронулся ни один мужчина, теперь ласкало пламя. Пышные волосы теперь горели настоящим огнем. Она молчала. Из глаз текли слезы, которые тут же сушил жар костра.

Девушка смотрела в толпу. Многих из них она знала. Еще вчера они клялись ей в вечной любви, а сегодня подбрасывали дрова в карательный костер.

Она нашла в себе последние силы, чтобы засмеяться...