Мой личный ад

Я лежала одна, в темноте. Ну, или почти одна. Справа приткнулся к подушке розовым носиком плюшевый мишка. По палате ходили туманные тени, слышались вздохи, всхлипы, шорохи. Кто-то темный садился ко мне на кровать, почти касаясь моего лица призрачными руками. Я словно заново погружалась в миражи своего детства – крепче прижимала к себе розового мишку и закутывалась с головой в одеяло.
Теперь я понимаю, что эти странные гости были всего лишь отголоском боли, но тогда они казались мне вполне реальными.
Уже прошло трое суток, как я отказалась от уколов – не хотелось постоянно принимать в себя наркотические яды. Ночные боли стали выматывающими, а ночные гости – все более бесцеремонными.
Не сдвигаясь с постели, потому что двигаться мне было запрещено, и я лежала на спине, обмотанная дренажными трубками, я протянула руку к тумбочке и взяла томик Данте. Проверила, не выскочила ли от этого смелого движения игла, прописавшаяся в сгибе локтя, и, сильно приблизив книгу к глазам, стала читать вслух. Мой голос взлетал под потолок больничной палаты, словно под своды готического собора и возвращался ко мне, ослабленный голосами ночных гостей.
Поистине это место стало для меня сумрачным лесом, в котором блуждал измученный ужасом поэт.
Утром больница просыпалась - и страхи рассеивались, и до самого вечера я о них не помнила.

В день, когда начался отсчет времени этого рассказа, меня увезли на перевязку еще до завтрака. Это только так называлось – мирно и буднично – перевязка, на самом деле, каждая из них превращалась в нестерпимую ежедневную пытку. Так мучили грешников в кругах Дантова ада.
Доктор доставал огромный шприц и начинал пунктировать мою ногу, последовательно разыскивая в приживленных тканях вредоносные полости. Толстая игла раз за разом впивалась в мою и словно бы не мою ступню, слышался отвратительный булькающий звук – я закрывала глаза ладонями и читала вслух Шекспира.
Это была наша игра: я делала вид, что мне не больно, а доктор – что ему интересны стихи. Мы уже собирались переименовать «перевязочную» в «поэтическую», как доктору срочно понадобилось уехать на научную конференцию.
Я скисла. Потому что знала, что другие хирурги не притворяются влюбленными в Шекспира и не нежничают с пациентами.

Мы были в перевязочной не одни. Томимая дурными предчувствиями, я едва посмотрела на того, кого доктор представил как моего нового лечащего врача. Не все ли теперь равно? Я приготовилась к боли.
Он держал в руках этот огромный ужасный шприц и почему-то медлил. Потом наклонился ко мне и сказал: «Без стихов я работать с Вами не буду».
Тогда я на него посмотрела. Белый халат был ему очень к лицу, в нем он казался совсем юным и добрым.

Постепенно, от перевязки к перевязке, мы все лучше узнавали друг друга. Мне было достаточно взгляда на его лоб с собравшими складками, чтобы определить, сколько в день он провел операций. Он тоже каким-то шестым чувством понимал пределы моего терпения и вовремя прекращал пунктирование.
Однажды он зашел в палату, когда я спала. У него была скользящая бесшумная походка, я проснулась, но почему-то не открыла глаза, наблюдая за ним сквозь ресницы. Он присел рядом и тихонько взял меня за руку, словно для того, чтобы сосчитать пульс. А потом вдруг сказал: «Мне кажется, что Вы очень добрая и хорошая». Сразу поднялся и вышел.

После этого он стал приходить ко мне все чаще, и я перестала его дичиться. Мы много и оживленно разговаривали. Для меня эти беседы с умным и образованным человеком были жизненно необходимы. Ведь в палате я лежала одна и пока еще не ходила. Костыли сиротливо притаились в углу. Теперь я пламенно мечтала, когда же смогу ими воспользоваться.
Во время ночных дежурств он приносил ноутбук, и мы смотрели старые добрые комедии с очаровательной Одри Хепберн. Вот тогда он и стал называть меня Сабриной, как героиню любимого фильма.
Мои жуткие ночные гости больше меня не беспокоили, дренажи убрали, и, наконец, настал день, когда он поставил меня на ноги. Голова кружилась, как в шторм на палубе парусного судна. Мне показалось, что потолок угрожающе приближается ко мне – я зашаталась и потеряла сознание.
Все же уже через два дня я «летала» на костылях по больничному коридору, падая от слабости на стены.

Однажды в палату дружной вереницей вошли все доктора нашего отделения. Меня окружили белые халаты. Впереди – приятная полная женщина, которую я пару раз сбивала с ног в коридоре, когда мчалась в столовую или в аптечный киоск.
Она улыбнулась мне, видимо, тоже вспомнив мои несанкционированные полеты, и заключила фразой из любимого фильма:
- «Такая подвижная леди!» Будем готовиться к выписке!

Вечером мы опять смотрели «Сабрину», хотя я знала, что сегодня в отделении дежурит похожий на Фантомаса, лысый и белоглазый, хирург.
Вдруг экран ноутбука погас. Мне на запястье легли осторожные сильные пальцы, они словно пытались услышать пульс моей души, словно пытались узнать то, о чем невозможно догадаться.
- Ты же не любишь своего мужа, зачем тебе возвращаться домой?
- Почему? – глупо воскликнула я.
- Потому что ты никогда о нем не вспоминаешь.

Я растерялась. Слушала и не понимала, как будто опять оказалась во власти ночных кошмаров. В одном из кругов Дантова ада, предназначенного лично для меня.
Невозможно было что-то сказать, тем более посмотреть на собеседника.

Невозможно и вспоминать. Я взяла резец скульптора, нож маньяка, асфальтовый каток и отсекла, искромсала, расплющила тот ужасный ночной разговор.
Невыносимо жаль терять друзей, особенно, если ты сделал все возможное, чтобы эта потеря состоялась.

Последняя ночь в больнице показалась мне длиннее полярной. Когда он ушел, я схватила телефон, словно волшебную палочку, способную разом решить все проблемы.
Димка откликнулся не сразу. Мой племянник-студент был слегка нетрезв и потому не слишком сообразителен.
- Что принести? – раздалось у меня в ушах каким-то звериным ревом.
- Ничего. Помоги мне сбежать из больницы.

Теперь на моей кровати сидит целая армия плюшевых мишек. Мордочки у них сконфуженные. Они явно не справляются со своей задачей – бороться с выползающими из углов спальни ночными тенями. К утру мой голос, читающий Данте, становится слегка осипшим.