Мёртвый Треугольник Жизни. Глава 7

- Духи могут показаться негостеприимными в своём мире, но это не так. Они с пониманием относятся к тем, кто, ещё будучи живыми, пришли в их царство за знаниями. Это как ребёнок, который, ещё будучи совсем крохой, учится быть мужчиной. Не играет в палки с другими детьми, а охотится и делает предметы, нужные для его племени. Поэтому мы и стараемся как можно чаще быть поближе к духам, чтобы они видели, что мы не дети и не ставим себя выше их, что мы стремимся к тому совершенству, которое есть только в них, оберегающих нас от бед и войн, дающих нам пищу и кров...

- Орлица! - Рагнейд всплеснула руками. - Закрой клюв! Твои духи нужны лишь тем, кто сами ничего не могут добыть в честном бою!

- Нет! - Орлица прикусила губу и осмотрелась по сторонам, пытаясь угадать, не разгневались ли духи на эти слова. - Мы тоже сражаемся, чтобы наша земля процветала и племя было сыто. И духи нам в этом помогают!

- Ах, вот как, - уже мягче сказала Рагнейд. - Возможно, вы не такие жалкие, как мне сперва показалось. Но я не представляю, с кем могут сражаться щепки.

Они шли вдвоём вдоль берега, поросшего густыми деревьями, Рагнейд шла быстрым шагом, а Орлица семенила рядом, стараясь не отставать. Ей хотелось просветить бледнолицую, раз уж она находится на земле духов местного племени. Чтобы показать, что её люди действительно не жалкие, она достала из-за пояса томагавк и швырнула его в прибрежное дерево, стоявшее в двадцати шагах от её пути. Когда томагавк звучно воткнулся в ствол дерева, Орлица посмотрела на Рагнейд с довольным видом.

- Это всё? - тихо буркнула та.

Орлица пожала плечами, видимо, считая, что и этого достаточно. Точнее, она хотела сказать, что и не собиралась тягаться в силе с бледнолицыми, зная, что ей не победить, но по крайней мере, её племя не самое жалкое в мире. Весь этот смысл она вложила в один простой жест. Благодаря её открытости и выразительности её чёрных глаз, Рагнейд её полностью поняла.

Через некоторое время Рагнейд оглянулась на идущих сзади и громко разговаривающих воинов, и прокричала:

- Стойте здесь! Дальше мы с Орлицей пойдём одни.

И решительным шагом направилась в глубь леса.

- Это почему? - спросила Орлица, поспешно её догоняя.

- Твои грибы мне пригодятся. Остальные мне не нужны, чтобы сломать печать.

На самом деле, ей не хотелось, чтобы кто-то видел, как она отказывается от своего настоящего имени в угоду какому-то инородному духу.

Тем временем, далеко на юго-востоке, через редкие джунгли верхом на верблюде ехала Назифа. По обе стороны от неё шли пешком жена старейшины Саманья, безболезненно глядя прямо на полуденное солнце, и пленный воин Кирабо, обмахивающий Назифу опахалом. Позади них ехал на своём верблюде Хаджи, внимательно следя, чтобы его жена не оказалась в опасности. А за Хаджи, в свою очередь, шли остальные воины.

- О, благородная Назифа, - вдруг сказала Саманья, - что тебе стоит подарить моему племени хотя бы один из твоих ярких камушков? Ведь у тебя их много, а для моего народа это неслыханное чудо. Ты подаришь радость людям, которые никогда не ведали счастья.

Назифа вытянула вперёд руку и полюбовалась на свои разноцветные перстни самой искусной работы величайших восточных мастеров. Пошевелив пальцами, она поиграла лучиком солнца на идеально огранённых камнях, перекатывая ослепительную звёздочку с одного пальца на другой.

- За один такой перстень можно купить троих людей из твоего племени, - сказала она. - Если ты отдашь мне Кирабо и пару женщин, чтобы готовили мне еду, то я отдам тебе один свой самоцвет.

- Это невозможно, - вздохнула Саманья. - Я бы предложила тебе себя за камень для моего племени, но мой народ не выживет без меня. Пока лишь благодаря мне они не убивают друг друга.

- Какая ты добродетельная, - сказала Назифа с иронией.

Затем она глянула на Кирабо, смиренно обмахивающего её опахалом на длинной бамбуковой палке. А ведь когда он не смеётся в эйфории битвы и не высовывает язык, можно заметить, что он весьма симпатичный парень. Чем-то даже похож на белого, за исключением того, что чёрный. Он всё ещё немного прихрамывал, но это его не портило.

- Почему он молчит? - спросила Назифа у Саманьи. - Уж не замышляет ли чего?

- Нет, - ответила Саманья. - Он не говорит, пока его не спросят, и не делает, пока ему не велят. Если бы я согласилась на твоё предложение, он бы не сказал ни слова и служил бы тебе вечно.

- Да я и так его забрать могу, только он мне не нужен. А вообще-то странно. Такой свирепый воин... - Назифа тихонько посмеялась в кулак, вспоминая, как смешно выглядел Кирабо в бою. - И при том такой тихий. А если он есть захочет, так не поест, пока ему не велят?

- Мы едим вместе, - объяснила Саманья. - Для этого не нужно веление. Все наши люди должны быть сытыми.

- Понятно, - сказала Назифа. - Дальше я, пожалуй, пойду только с вами, мои чёрные слуги. Остальные пусть подождут здесь. Кирабо, на всякий случай приготовь копьё.

Воин покорно убрал за спину опахало и взял в руки свои копьё и щит.

Рагнейд и Орлица половину дня шли по густому лесу. Когда начало темнеть, впереди показалось дерево, своим широким старым стволом разительно выделяющееся среди прочих молодых деревьев. Кора этого дерева была такая старая, что в некоторых местах она потрескалась, а сквозь трещины было видно, что дерево внутри пустое. Однако, на его кроне росли густые листья, значит дерево до сих пор было живым.

Посреди ствола располагалась наполовину вросшая в кору металлическая печать с изображением хмурого лица, слишком безобразного для человеческого, но совершенно не похожего на звериное. Оно взирало на людей с презрением и завистью, было видно, что оно их тихо ненавидит.

- Какой он злой, - завороженно сказала Орлица. - Нам точно ничего не будет, если мы её сломаем?

- Спроси у своих духов, - равнодушно ответила Рагнейд. - И отвернись. Мне надо кое-что сказать этой печати.

Орлица послушно отвернулась. Рагнейд сняла с руки рукавицу и положила ладонь на печать. Железное лицо злобно взглянуло на неё одним глазом меж растопыренных пальцев. Рагнейд обратилась к ней с такими словами:

- Печать! Забери себе моё имя. Мне оно больше не нужно. Всего, что мне нужно, я добьюсь и без него. Я довольна именем Рагнейд, а моё прирождённое имя мне нужно лишь для того, чтобы ты открыл передо мной... Кору этого дерева.

Неожиданно кора хрустнула под её рукой и крупными кусками осыпалась на землю вместе с печатью. Услышав хруст, Орлица забыла, что ей было велено отвернуться, и посмотрела на дерево.

- Ух ты... - протянула она. - Ты отдала печати своё имя? Так это прекрасно! Ты теперь сблизилась с духами нашей земли. А раз ты больше не Рагнейд, то я могу повести тебя по пути нашего племени, пока ты сама не найдёшь дорогу. И будет же теперь твоё имя...

- Я от другого имени отказалась, дура! - рявкнула Рагнейд. - В далёком детстве меня звали Людмила.

- Людмила?! - Орлица, казалось, была ошеломлена. - Я... Я помню это имя! Когда-то давно... Я ещё не жила здесь. А там, где я жила, вместе со мной жила девочка Людмила. Ужасно красивая девочка была! Просто невероятно красивая, каких в мире не бывает. Я, впрочем, тоже была красивее, чем сейчас. Возможно, за это она меня ненавидела и часто пыталась убить... Помню, её хотели наказать за это, но она даже в том возрасте была слишком сильна и свирепа, чтобы взрослый с ней справился. И слишком прекрасна. Люди, завидев её, забывали обо всём на свете. И к тому же я за неё всегда заступалась. Я просто не могла допустить, чтобы кто-то пострадал! Я всегда всё делаю, чтобы никому не было плохо, даже если кто-то этого заслуживает... По-моему, не заслуживает никто. Любой поступок можно объяснить.

- Я поняла, поняла! - закричала Рагнейд. - Теперь заткнись и иди назад, к своему племени. Ты мне больше не нужна.

- Я должна проводить тебя, - тихо сказала Орлица с долей вины в голосе.

- Ладно, провожай, - махнула рукой Рагнейд. - Но о детстве своём больше ни слова! Я хочу побыстрее на драккар засесть. Интересно, что там всё-таки за тварь обитала, в этом треугольнике...

Стояло раннее утро, когда Назифа верхом на верблюде подъехала к водопаду, бьющему из высоких камней посреди джунглей. На верхнем камне сидела большая птица с яркими разноцветными перьями и пила из водопада прохладную ключевую воду. К одному из камней, торчащему в самой середине водного пути и рассекающему широкую струю надвое, была приделана деревянная печать, на которой было вырезано странное лицо с закрытыми глазами. Это лицо не имела никакого выражения, хоть и было видно, что оно не спит, но всё окружающее было для него абсолютно безразлично. Назифа спрыгнула с верблюда в текущий по камням ручей и, утопая в воде по колено, прошла к печати. Следом за ней прошла и Саманья. А Кирабо остался возле верблюда охранять женщин от возможных опасностей с копьём наготове.

Назифа склонила голову на бок и в задумчивости уставилась на печать.

- Саманья, - сказала она, - ты знаешь, как её сломать?

- Да, - кивнула Саманья. - Если пожелаешь, я сломаю её для тебя, но тогда ты пообещаешь, что никогда не причинишь вреда моему племени.

Назифа почесала пальцем подбородок, размышляя о том, может ли она дать такое обещание.

- Пожалуй, рабов у меня достаточно, - сказала она. - Хорошо. Обещаю. Сломай печать, а то у меня почему-то не получилось в прошлый раз.

- Я верю тебе, Назифа, - сказала Саманья, проникновенно глядя в её красивые холодные глаза.

Она подошла вплотную к печати и тут же от брызг промокла вся до нитки. Правда, нитки на ней не было ни одной. Положив руку на печать, она сказала:

- О, древняя печать, открой свои двери мне, той, чьё имя Дарена.

Печать под её рукой хрустнула и распалась на две половины. Тут же струя водопада сузилась, ослабла и, быстро избавившись от остатков воды в камнях, исчезла. Удивлённая птица на вершине каменной скалы обиженно вскрикнула и упорхнула высоко в небо, скрывшись за ветками деревьев.

- Ты назвала себя Дарена? - Назифа подошла к ней, по хозяйски скрестив руки на груди.

- Когда-то меня так звали, - ответила Саманья, продолжая глядеть на то место, где раньше была деревянная печать.

- Так вот оно что, - усмехнулась Назифа. - Печати нужно прирождённое имя. Дарррена, - процедила она с неприязнью. - Я ведь знаю это имя. В селе, где я родилась, так звали одну смазливую девчонку, вечно лезшую не в своё дело, мешавшую мне на поприщах, которые были под силу лишь мне одной, но которым, впрочем, так и не суждено было сбыться. Эта маленькая дрянь была красивой, поэтому люди обычно были на её стороне. Можно было подождать ещё лет десять, тогда бы люди забывали о нашей борьбе только лишь завидев нашу красоту, но нет, не дождались. Разделили...

- Меня тоже разделили, - сказала Саманья. - Какой-то шаман решил, что мир не достоин такого щедрого дара. Так что у тебя нет причин для гнева.

- Ты ещё не видела меня в гневе, - прошипела Назифа. - Теперь пошли обратно. Меня ждут воины.

Назифа поспешно уселась на своего верблюда. Саманья пошла за ней следом, медленно и задумчиво, тихо бормоча себе под нос:

- И никто даже не подумал о том, что вот в этот самый момент оборвалась жизнь великого древнего существа, старше которого нет никого в этом мире.