Одиночество

С этой женщиной я познакомилась 25 лет назад. Я в то время искала работу, и мне посоветовали обратиться к ней. Помогла она мне в моем трудоустройстве или нет? Я думаю, что нет. А она сейчас свято верит, в то, что это именно она поспособствовала моему устройству на комбинат питания. Мы, то были близко «связаны» работой, то «отдалялись» друг от друга, но с 90 года по сей день мы рядом.

Эх, те далекие годы. Когда мы были молодые, разудалые, заводные. Она руководила нашим коллективом. Для всех была «Паллна»-мама. Мы шли к ней со своими радостями, бедами, печалями, с разговорами о детях, мужьях. Мы жили одной семьей. На работу, как на праздник. Коллектив бабский. И сплетни, и суды-пересуды, все присутствовало. Мы радовались за успехи наших детей, за то, что «Слава Богу!», чей-то муж вышел из запоя и жизнь в семье более-менее наладилась. Мы отмечали праздники и Дни рождения. Что греха таить, «отмечали» и просто в обед, потому что «да, просто». «Чужие» люди у нас не задерживались. Не то, что мы им создавали такие условия, а просто не задерживались. «Паллна» могла с первого раза определить – «наш человек» - «не наш человек», хороший или плохой работник. Если «новенький» оставался, то сразу и надолго. Аура такая была в кафе. А она – хранитель. Ангелом ее не называю. Она далеко не ангел. Недостатков у нас у всех хватает. Но. Она была нашим щитом. Нашей опорой. Мы за нее стояли горой. Я не вспомню ни одного случая, чтобы коллектив ее подвел. Она обладала каким-то колоссальным внутренним чутьем. Из любой ситуации выходила победителем. Это тот тип человека, о котором говорят: «я бы с ним в разведку пошел». Она знала свою работу досконально. Вся жизнь в общепите. Это - тонные морозильники, это пьяные грузчики, которых надо было таскать вместе с ящиками, это работа у горячей плиты, это 20-30-литровые бочки, это обвалка тушек мяса, это килограммовые сумки с базара, да много еще «это». Отсюда и болячки: и артроз, и диабет, и печень и т.д.

Однажды, я приехала к ней в больницу. Был выходной. Соседки по палате разъехались по домам, а ее врачи не отпустили. Она сидела одна в большой палате, на своей больничной койке, в домашнем халате, такая маленькая, как ребенок, и читала книжку. У меня защемило сердце. Голос сверху сказал: «Не бросай».
Проходили годы. Коллектив менялся. Приходили другие люди. Но она могла всех сплотить. Она для нас была авторитетом. Она заслуживала уважения. В трудную минуту мы всегда могли рассчитывать на ее поддержку, и не только моральную.

Всякое в жизни случалось. И шли к ней «на ковер», подали лбом на стол: «Паллна, миленькая, прости». И выслушивали ее: «трам – тара - рам, там, там, едрит - тудыт, и в хвост и в гриву», и передавали ее перлы - «пошел на фиг, возьми в холодильнике». И знали, что простит.
Жизнь начала меняться стремительно. И общепит уже не тот. И возраст. И болячки. Мне, кажется, она долго не могла себе сознаться, что за этим бешеным ритмом ей не угнаться. Я пыталась ей объяснить, что времена «советской кухни» прошли. Прилетели «куры в ананасах», приползли «омары фаршированные», майонез уже не роскошь, а лучше соус из авокадо, молодежь не хочет пельмени (глупые), а желает «сяки - мяки». Этого она уже не понимала.

Коллектив заметно поредел. Из двадцати человек нас осталось только пять и кошка Муся – Паллны любимица. После очередного визита в больницу Паллна на работу больше не вышла, а кафе сдали в аренду.

Первое время она наслаждалась тем, что не надо с утра бежать на работу. Радовалась, что не будет больше следить за унитазами, вызывать сантехников. Что не надо заглядывать под холодильники – не потекли ли. Не надо считать тарелки – хватит ли на банкет. Не надо крячить сумки с базара.

Я приходила к ней. Рассказывала последние новости. А она наслаждалась своей «свободой». Она еще не понимала, что вокруг нее – вакуум. При всей своей общительности и расположенности к людям, у нее не было подруг. Нонсенс. Но это факт. Она не дружит с соседями. У нее есть родственники, но это – ну очень занятые люди. Я ждала когда она взвоет. Ее хватило на полгода. Ее «свобода» оказалась хуже тюрьмы. Иди куда хочешь, а идти не куда. Делай, что хочешь, а делать нечего. ОДНА. Я уговаривала ее вернуться. Просила – сиди рядом, я за тебя все сделаю. Нет. Она сломалась. И вот бродит она по своей уютной квартире, от одного телевизора к другому. Единственное развлечение в жизни – дойти до больницы и получить инсулин.

ОДИНОЧЕСТВО. Это СТРАШНО. А еще страшнее ОДИНОЧЕСТВО при муже, дочери, сыне, внуках.
Бог всем воздает по заслугам. Наверное, она не заслужила любви своих близких.