Я родилась!

Эльза Железняк

Я давно хотела написать мои воспоминания о детстве. У меня есть что вспомнить и есть что рассказать. Потому что в них есть место моему отцу. Он ушел из жизни очень рано. Ушел из моей жизни, но не из моей памяти. Совсем недавно я узнала, что фамилия у деда Ивана была в документах искажена, то есть произошла трансформация букв «А» на «О», я не выяснила, да и не у кого теперь. Детская память избирательная, а потому мои воспоминания не содержат точной хронологии. Какие-то детали будут не совсем точны, что-то будет искажено через призму времени, но эти события так мне запомнились, и я так буду их излагать. Что-то стерлось из памяти навсегда, а что-то помнится с фотографической точностью. Поселок, в котором я родилась, располагался в удобном месте. Со всех сторон он был окружен небольшими лесами, которые в Сибири зовутся колками. Кулундинская степь не ровная, как стол, а холмистая, пересеченная гривами, которые тянутся извилисто на несколько километров. Такого разнотравья я не встречала почти нигде. Красота здешних мест неброская, но берет в плен на всю оставшуюся жизнь. И где бы я ни была, буду вспоминать свой маленький поселок, с небольшим количеством улиц, Центральная и Кочережка. Кочережка пересекалась с центральной улицей под прямым углом, дом в котором сначала жила моя мама, Васильченко Ирина Герасимовна, в девичестве, Чуркина, но все её звали Ариной, дом был на этой самой Кочерёжке и располагался недалеко от перекрёстка. Напротив дома, через дорогу находился небольшой пруд, который назывался лягой. Эта ляга напоминала вытянутую восьмерку. Напротив, через дорогу строились дома. На берегах ляги росли вербы, камыш, лопухи и какие-то кусты. Весной воды в этой ляге было много от растаявшего снега, шумными и быстрыми ручьями сбегающих с прилегающих взгорков. В ней плавала домашняя птица и купалась детвора.

Несколько бань, построенных людьми, живущими около этой ляги, стояли на её бережку. В том числе наша там тоже стояла в общем строю. Но это, по словам мамы, а вот сестра старшая, Нина утверждает, что там не было бань. И при моей памяти я не видела ни одну из них, только два холмика. Берег, параллельный улице, был крутым с небольшим овражком, по которому стекала весною талая вода, а вот противоположный берег был пологим и заросшим. Мы старались не ходить, там берег был болотистый. Идущие с пастбища стада коров и овец не проходили мимо, и, забредая по колено, пили воду. Цветущие травы наполняют воздух ароматом меда. В середине лета, когда поспевает земляника, наступает пора сбора ягод и все, кто свободен от работы идут с ведрами за сладкой данью. Аромат земляники несравним ни с чем! Местность, может быть, уступает по многим параметрам, тем местам, которые я посещала в своей жизни, но именно этот уголок Сибири, очень близок и дорог мне. Именно здесь я впервые ступила на землю, и, конечно же, упала. Встала, упала, снова встала, снова упала, встала и пошла! Главное, устоять на ногах. В любой ситуации устоять на ногах! Этому меня научило моё детство. Ведь я сибирячка! А затем, уже после нашего отъезда построили новую улицу для переселенцев из западной Украины. Вот после этого новоселья люди стали вешать замки на двери и на постройки, оттого что стали случаться кражи. Но это так, к слову.


С моим появлением на белый свет связано много интересных событий. Ну, во-первых, я свое первое «ау» громко прокричала вот в этой самой бане под ворчливые причитания старой бабки, сельской повитухи Халанихи, нашей соседки, жившей через двор.
А дело было так. Когда мои родители женились, то оба вступили во второй брак. У матери муж, Васильченко Андрей Иванович, 1943 году погиб геройски, защищая блокадный Ленинград, а у отца, жена Мария, работая в детском саду няней, отравилась хлебом, который разложили для травли крыс. Теперь не скажет никто, что заставило женщину съесть отравленный хлеб. Может быть, у неё на это были свои причины.


В 1944 году отца тяжело ранило и вдобавок контузило. Он долго пролежал в госпитале на территории Латвии. Ранение, усугубленное контузией, дало основание для комиссии уволить отца вчистую. Посоветовавшись, врачи его комиссовали. Вернувшись, он долго раздумывал, что же делать? Как поднимать детей без матери? В это время отец со своей семьёй проживал в районном центре Краснозёрске Алтайского края, в такой запущенной халупе, что могло показаться со стороны, в ней никто не живет. Голодно, холодно. Маленькие дети вынуждали часто ездить в соседний поселок Ново-Лобино, где в то время проживала его старшая сестра Марина, у которой дети были уже большими. В то время автобусы не ходили, да и не было этих самых автобусов, так что добирались всегда на перекладных.

- Женился бы ты, что ли.- Каждый раз зудела брату старшая сестра.

- Да куда мне сейчас с этой ордой.- Отнекивался отец.


- У других орда поболее твоей, и ничего».- Не унималась Марина.- Вон, смотри, сколько солдаток прибегает ко мне, когда ты приезжаешь. Любая пойдёт, только мигни.

- Мне за один миг не нужна. Марин, а что за женщина, которая только здоровается, а никогда к тебе не заходит?»

- Да это же Аринка Чуркина помнишь? Андрея, мужа её Васильченко на войне убило, так что тоже вдова. Со справного двора, такая за тебя вряд ли пойдет. Но попытка не пытка авось уговоришь, если понравилась.

- Понравилась. Глядит прямо, не рисуется, авось и уговорю.


Отец свою хитрость имел: он не сам пошел свататься, а взял на руки маленькую двухлетнюю Валюшку и пошел в сторону Кочерёжки. На пруду купались дети, и старший сын Шурка уже был там вместе с местными ребятишками. Отец шел по улице, и пытался отгадать в котором же, дворе живёт понравившаяся ему женщина. Гадать долго не пришлось, из двора выбежала наседка с цыплятами, а за ними девчушка, примерно на год старше Валюшки, с воплями «цыпа, цыпа».

- Да куда же ты их погнала? - Со двора донесся женский голос.- Наказание одно, а не помощница!- За калитку вышла женщина, которую искал мой отец.

- А мы вот вам поможем, правда, Валюш? - Напросился отец в добровольные помощники.

Сообща они вернули беглецов во двор, куда были приглашены и нежданные гости. Хозяйка предложила молоко, и предложение было принято с благодарностью. Мама знала, что Марина скупая женщина и вряд ли делится с продуктами с братом, хотя жила зажиточно, девчушка выглядит болезненно, видно не доедает ребёнок. На долгие разговоры времени не было, а поэтому отец приступил к волнующему его вопросу сразу же после того как было выпито предложенное угощение.

-У меня кроме детей и столетней матери нет за душой ничего, но если выйдешь за меня замуж, я тебя никогда не обижу, и дочь твоя для меня будет родной.

-Я подумаю и дам тебе ответ. Когда вы уезжаете?

- Завтра. - Смутился от такого ответа гость.

-Ну, так я сегодня вечером буду идти с работы мимо Марининого дома и скажу свое слово.

-Хорошо.– Согласился отец. – Так и быть тому. Ну, до встречи.

Они вышли со двора, и пошли с девочкой вдоль улицы в сторону озера, которое лежало между Ново-Лобиным и Лобином. В этом большом селе находился сельсовет, так как в этом селе проживало до войны много народу. В свое время, в четырнадцатом году, до войны, когда не стало хватать земли, старики на сходке предложили желающим перебраться на новые земли, которые больше всего подходят для возделывания. На том и решили. Аксёниха и Семихатка стали новым пристанищем для новосёлов. А в двадцать седьмом году произошло новое переселение. На сходке решили, что это самый лучший выход из создавшейся ситуации. Место такое нашлось, по другую сторону озера. Молодежь хотела обосноваться на берегу, да старики отсоветовали: берег низкий – усадьбы топить будет. Послушались доброго совета, и отошли от берега километра на два и стали ставить срубы. Кто не стал дожидаться весны стали копать землянки, в них теплее сибирскую зиму переносить и дров меньше идет на обогрев. Весна всегда приносит надежду на лучшее.

Отец шагал не торопясь и надеялся на это самое лучшее, которое зависело от невысокого роста женщины, у которой было такое светлое лицо. Озорные конопушки на руках, и выглядела хорошо, несмотря на постигшее её горе. До вечера было ещё далеко, и день казался отцу длинным, как на фронте, перед атакой время становилось резиновым. Еще издали он увидел знакомую фигуру, но как назло, в это же самое время стали идти с работы по домам люди. Отец почувствовал такую досаду, что едва мог отвечать на приветствия прохожих, в основном это были женщины и подростки. Наконец мать поравнялась с домом моей тетки, подошла к ограде и сказала отцу:

-Я согласна. На переезд тоже.

Отец просто онемел. Он даже заикнуться боялся о переезде и в душе планировал, в положительном случае, что это будет самая больная тема в дальнейших разговорах. Вот, поди, знай этих женщин.
А у матери на этот счет были свои планы. Работая ветфельдшером на ферме у неё не было ни выходных, ни проходных, с утра до вечера работа, работа и работа, отдохнуть некогда. В районе будет легче, там и работа будет другая. На том и решили.

- Только без росписи не поеду. Хоть и не девка я, а все ж честь блюсти я с детства приучена. Можно и без росписи, да венчалась я с покойным мужем, вот и негоже мне так идти без росписи и без венца за тебя. Но коль ты будешь отцом для моей дочери, то и я стану твоим детям за мать.

- Да хоть завтра в сельсовет.- Заторопился отец с ответом.

- Ну, завтра так завтра.- Ответила мать.
Они договорились вечером встретиться и обо всем поговорить, как и положено.

Вечером обсудили все вопросы, переговорив о многом, они разошлись, чтобы с утра приступить к осуществлению своих планов. Добрые вести, как и лихие, летят быстро, и к обеду уже весь поселок знал, что Арина Васильченко выходит замуж за брата Марины Лазаревой, Никиту, а самое главное, что уже и расписались в сельсовете. Да мало того что вышла, но еще и уезжает в район. Многие женщины, надеявшиеся на свое женское счастье, отговаривали Арину от такого необдуманного шага. Но она твердо сказала, вопрос решен и от своего слова не отпорная.


Собрав все вещи, закрыв хату на замок, забив окна досками и привязав к повозке корову, Арина со своей дочерью Ниной, поехали жить в райцентр. Повозкой управлял отец, а Нина крутилась у матери на руках и всё допытывалась, куда же они едут и скоро ли приедут. Добирались долго, почти три часа, корова не лошадь быстро не погонишь, да и лошадёнка была уже старенькая, так что два сапога пара. Но всё-таки приехали, и Ирину охватил тихий ужас: такого жилья она ещё нигде не видела. Одним словом не дом - развалюха. Но делать нечего раз решила, значит не чего отступать! На следующий день накопала красной глины, нашла соломы, удалила места, которые осыпались. Сделала замес и замазала все дыры, через которые едва не заглядывали в дом прохожие с улицы. Вечером отец пришел с работы и поразился: ветхий домишко был разрисован как леопард. Когда сели ужинать, отец погладил маму по руке и сказал:

- Мне теперь ничего не страшно. С такою женою я горы сверну!


Соседи нет - нет, и заглянут вроде бы по делу, а сами смотрят, чем же занята новая соседка. А она помазала домик второй раз, и когда все высохло, дважды побелила. Повесила занавески на окна и на полочки, постелила домотканые половики, перемыла и перечистила всю посуду, перестирала вещи. Просмотрела после стирки бельё, наложила заплатки на вещи, требовавшие починки, пришила оборванные пуговицы. Каждый день находилась работа для рук привыкших трудиться. Старая свекровь, которая хотя и помогала по хозяйству, но из – за наличия большого количества лет, быстро уставала. Как потом рассказывала бабушка, они переехали из Украины сразу, как только отменили крепостное право. Ехали долго около трех лет, обозом, каждый раз останавливаясь на зимовку в каком-нибудь посёлке, а весной снова в дорогу. Рождались дети, умирали, кому пришло время или от болезней переселенцы, но они упорно продвигались вглубь Сибири на вольные богатые земли. Когда приехали, переселенцам объявили, берите земли кто сколько хочет и в состоянии будет обработать.


В селе, где обосновались наша бабушка со своей семьёй, называлось Лобино, по фамилии здешнего купца, который напоил стариков и все население посёлка, и попросил дать его имя. В этом селе есть улицы Полтавская, Московская, Сумская, Короча, Самарская и еще больше десятка. А потом уже через много лет люди от перенаселения снова выезжали на пустующие земли. Теперь этих поселений, как Семихатка, Карасево, Палкин-Водопой уже нет и в помине, оставшиеся руины были распаханы, когда поднимали целину.
Родители моей матери переселились из Самарской губернии. Семьи в то время у всех были большими и земли для того, чтобы прокормить всех, нужно было много.

Вот так потихоньку и начал налаживаться быт в новой семье моих отца и матери. Мать привыкла к тому, что бы в доме всегда был хлеб, была еда, пусть скромная, но была. Если нет мяса, можно сварить яиц, напечь пышек, да мало ли что можно придумать, для утоления голода? А район – это маленький городок, в котором хлеб продавали в магазине, кур тоже надо было чем - то кормить, да корове сено нужно было где-то добывать. Дети хотя и окрепли, но всё равно с едой было очень тяжело, не помогал даже маленький огородик, на котором росли овощи. Прожив, таким образом, около двух лет родители продали свой домик в районе переехали снова в посёлок на постоянное место жительство. Домик к тому времени обветшал и родители купили себе вскоре другой на центральной улице, недалеко от перекрестка и прежнего дома, с другого берега пруда или как я уже говорила, ляги. Соседями у них с одной стороны жил бывший председатель колхоза, а с другой стороны семья немцев, которые были эвакуированы во время войны с Поволжья. Бывший председатель был не очень добрым соседом: он часто прикладывался к рюмке, гонял и избивал жену, которой изменял. Ну, как говориться, хоть и нужно не дом выбирать, а выбирать соседей, но так сложились обстоятельства, что другого жилого дома на тот период в селе не было. Мама часто спасала от побоев жену соседа Прасковью, прятала у себя.


Однажды, когда мама кормила меня грудью, во двор влетела Прасковья, за которой гнался пьяный Андрей, её муж, с матюгами. Она прожогом пробежала мимо матери и заскочила в дом, а мать, в это самое время быстро вскочив, загородила ему двери. Пьяный Андрей замахнулся на маму, а та, подставив ему меня, сказала, убьёшь – в тюрьму сядешь! Как бы там ни было, но этот возглас остановил буйного мужика, он вытаращил глаза, а мать не останавливаясь, кричала, вот возьму сейчас девчонку, кину об землю, а скажу, что ты убил. С тех пор Параня часто спасалась от побоев у нас, муж матерился, а во двор боялся заходить. Так она сама напросилась в мои крёстные. Теперь прожив на белом свете много лет, я могу сказать: нет худа без добра, но всё по порядку. Я ещё вернусь к нашим соседям.

( Продолжение следует)