А где-то там весна

Ты можешь сколько угодно кричать, биться головой об стену, рвать на себе волосы, можешь ненавидеть весь мир, свою судьбу, можешь протестовать до умопомрачения, но одного ты не изменишь: ты неизлечимо болен. Эта болезнь съедает тебя медленно, по частям проглатывает, пробует тебя на вкус, всасывает сначала твое уже ни на что не годное тело, а потом и душу. И от тебя постепенно ничего не остается. И ты понимаешь, что конец один, и он неизбежен - это смерть.


За десять лет работы в центре профилактики и борьбы со СПИДом я видела многое: видела, как люди приходят-уходят, с какой легкостью ломаются человеческие судьбы, я видела боль, которая сводит с ума, которая доводит до беспамятства, заставляет биться в агонии. Говорят, что мы привыкаем, учимся смело смотреть в глаза смерти и умеем спрятать свое сердце так, что ничто его не сможет потревожить. Но это не правда. Я так и не научилась прятать свое сердце и мириться со смертью. Наверно, к смерти привыкнуть невозможно.

Однажды дверь в мой кабинет открылась, и порог переступила она. Мертвенно-бледная, но все же необычайно красивая девчушка семнадцати лет с глазами цвета неба и длинными волнистыми соломенными волосами смотрела на меня с непередаваемой надеждой и мольбой. Ее тонкие губы сильно дрожали, мне это уже было знакомо, в ее глазах я видела полное отчаяние и дикий страх. Еще одна человеческая жизнь, еще одна судьба. Такая молодая, ребенок еще, а уже находится в моем кабинете. Каждый раз, когда мою дверь открывает новый человек, у меня замирает сердце. До сих пор.

- Я не хочу умирать. Доктор, пожалуйста, спасите меня, я жить хочу, - шептала она, вцепившись в мою руку.

Что я могла ей сказать. Семнадцать лет. Первая любовь, секс, наркотики, побег из дома и мой кабинет. Так все сложилось.

- Мама выгнала меня из дома, когда узнала, что я…

Моя девочка замялась, стиснула зубы и продолжила:

- Но я знаю, что она меня любит. Отказывается со мной разговаривать, но все равно любит. Я совершила много ошибок. Мне страшно. Вы меня спасете? Спасете ведь? Не позволите мне умереть?

Я бы хотела сказать, что спасу и что ничего с ней не случится, она будет жить, но я не могла. Я молчала. Я отводила глаза, невыносимо было смотреть на этого ребенка и видеть в глазах надежду, которую я не могла себе позволить дать ей. Умный не по годам ребенок и очень мужественный. Первые месяцы, пока она приходила, мы много разговаривали, мы сблизились. Я сознательно нарушала первое свое правило не сближаться с пациентами. Она так хотела жить, я видела в ее глазах страсть, которая не угасала до самого конца.

Зимой прошлого года она попала в больницу с воспалением легких. Я видела, как с каждым днем она тает, будто льдинка под солнцем. Когда я выходила из палаты, она отчаянно цеплялась за мои пальцы, хотела мне что-то сказать, держала их несколько секунд, а потом бледные пальцы обессиленно падали на свое прежнее место, и она замирала снова.

Однажды она меня спросила:

- Весна?

Я кивнула и ответила:

- Весна. Солнце, тепло.
- Покажи мне.

Я подошла к окну, открыла жалюзи, и палата наполнилась светом. Она уже и плакать не могла. Ей стоило больших трудов улыбнуться и попытаться поднять веки. Уже тогда она целиком и полностью зависела от лекарств, которые мы ей давали для облегчения боли. Невероятно сильный ребенок. Очень сильный.

- Там, наверное, тоже есть весна. Я бы этого хотела. Как ты думаешь, там что-то есть? - тихо сказала мне она.
- Я не знаю, - честно ответила я, и она задумалась на несколько минут.
- Скажешь маме, что я ее люблю?
- Ты сама ей об этом скажешь, когда она придет.
- Нет, пожалуйста, скажешь?
- Скажу.

Спустя несколько дней, когда я зашла к ней в палату, она кричала. Снова кое-как схватила меня за руку и прошептала:

- Я больше не хочу. Пожалуйста.

Это ее тихое "пожалуйста" словно нож, вонзилось в мое сердце.

Каждый раз, когда видела меня, она иногда пыталась закричать, а иногда просто шептала:

- Пожалуйста, не могу. Сделай же хоть что-нибудь.

И я видела бесконечную мольбу в ее глазах.

Иногда она долго звала маму, которая так и ни разу к ней не пришла, иногда какого-то человека по имени Вадим. Я не знаю, кто такой Вадим, но он очень был дорог ей. Иногда бормотала что-то несвязное и затихала, обессилев.

- Я хочу умереть. Помоги мне умереть, - сказала она однажды, когда боль уже ничего в ней не оставила.

И я ей помогла. Она так этого хотела. Она уже не могла бороться, и я думала, что поступаю правильно. Такая хрупкая, словно хрустальная куколка, такая бледная и изможденная, она мечтала о покое. Я поцеловала ее в лоб и сделала то, о чем она меня так просила, она просто заснула, чтобы никогда больше не просыпаться. Она обрела долгожданный покой.

Мне иногда ночами снится, как она в коротком лиловом платье бегает по усеянному пестрыми цветами полю и улыбается, и она счастлива. Ветер развевает ее длинные соломенные волосы, вместе с ней кружится ее платье. Она поднимает голову и, улыбаясь, смотрит на небо. Оно синее-синее.