Охранная грамота с круглой печатью

Эльза Железняк

Варвара Божко лежала на мягкой перине и, тем не менее, любое движение причиняло нестерпимую боль в теле. И так каждый раз после каждой чьей-то свадьбы, родин-крестин, входины в новый дом или когда он только строится и хозяева скликают на помочь всё село, идут они с мужем, как люди, а потом она отлёживается после побоев. Ревнивый он страсть! Бабы деревенские мрут от зависти, говорят, что любит её очень, да нежели такая любовь бывает? Когда любят – жалеют, ласковым словом или взглядом душу согревают. А от своего мужа Варвара только взгляды исподлобья и ловила, да ощущала кулаки на своём некогда красивом теле. Говорят в народе, не родись красивой, а родись счастливой. За что так судьба немилосердна к ней, одарила красотой да ещё голос чудесный дала. Варвара горько размышляла над своею судьбою, красота её только горе принесла, а не счастье. Варвара видела себя молодой девушкой с длинной тёмно-русой косой ниже пояса. И брови у неё были, да и сейчас ещё, похожие на крылышки маленькой птички, темнеют на чистом лбу, а серые озорные глаза, в обрамлении густых ресниц, искрились от любой шутки. А ещё она любила петь. Ой, как любила! Песельницей голосистой была на всю округу, теперь и не поётся, душе нет причины для веселья, а безрадостные – себе душу рвать. И пришла к мысли, что больше она себя не позволит бить, а как решиться дать отпор мужу ревнивцу ещё не знала. Была у неё мысль сходить в организованный в соседнем большом селе сельсовет, или в район поехать, посоветоваться с умными людьми, дай только боже сил одужить, а там уж она решиться на всё! Если бы родители не отдали её тогда Роману Божко, который обещал на руках носить их дочку, Варвара сама никогда и ни за чтобы не согласилась, да бедность родителей заставила её со слезами на глазах повязать сватам собственноручно вышитые рушники вместо гарбуза. Был у неё на примете парень весёлый, да кудрявый и такой же неграмотный бедняк, как и она, живший в другом селе, но не сложилось судьба за него пойти. Да и Роман был не из такой уж и зажиточной семьи, но зато из своего села, да и из семьи работящей. Первое время муж не показывал своего крутого нрава, но после рождения первенца стал покрикивать на жену, а то и пускать в ход кулаки. Не обманул тестя и тёщу, что будет носить на руках, только если это было бы правдой. Варвара старалась не ходить на общедеревенские гуляния, чтобы лишний раз не вызвать нареканий со стороны мужа, но и это не помогало, повод для придирок всегда находился. Что делать Варвара не знала. Жаловаться родителям? Так не в глухом лесу живут, доходят же и до них слухи, не слепые и сами, видят, какая дочка невесёлая стала, да и откуда быть веселью с таким мужем? Варвара прикрыла глаза и из прикрытых век скатились на бледные щёки одна за другой извилисто слезинки. Сколько она их выплакала - можно ночвы* заполнить. С трудом, стиснув зубы, чтобы не застонать, перевернулась на другой бок. Второй день пошёл с той минуты, когда упала без сознания от зверского удара, что было потом, не знает, очнулась уже в постели. Видать свекровь обмыла её от крови и в комнате прибралась, и детишек к себе забрала на свою половину. Тоже не сладкой и у неё жизнь задалась: каков отец, таков и сын. Варвара снова вздохнула и с горечью подумала, что вот была бы грамотная, жалобу написала самому главному уездному начальнику. А так что же, дура - дурой неучёная, того и знает, что считать умеет. Ничего, главное бы только подняться, на ноги встать, а там она что – то придумает. С трудом встала с большой деревянной скрипучей кровати, взяла пустой ковшик и медленно прошла на кухню, её мучила жажда. В сумраке без труда она зачерпнула воды и жадно выпила. Присела тут же на скамейку, ноги плохо держали. Мужа дома не было, да лучше бы и не приходил вовсе. И пока он не пришёл, Варвара вернулась в спальню, отодвинула ящик комода и стала складывать в небольшой белый платок кое – что из одежды, в белой тряпочке деньги, в полотенечко краюху хлеба, одним словом всё, что может сгодиться в пути. Завязала концы платка и спрятала узелок в сенях в рукаве висящего там овчинного полушубка. Завтра, ещё до восхода солнца она пойдёт в волостную лечебницу на приём к доктору. Человек он образованный, может быть, что и посоветует дельное. Хотя по нынешним временам правильно сказать не волость, а район, да всё равно нужно идти, так дальше продолжаться не может, иначе она наложит на себя руки и осиротит детей. Грех большой, но выхода больше женщина не видела, значит нужно идти. С этой мыслью Варвара успокоенная, уже не боялась прихода своего изверга-мужа.

Как было ею задумано, она встала тихонько, и слегка пошатываясь, привела себя в порядок и вышла задворками с припасённым заранее узелком. Путь предстоял неблизкий, около двух десятков вёрст, для здорового человека утомительно, а как для её состояния, что и говорить, тяжело будет. Она вышла за огород и, минуя открытое пространство, нырнула в густой подлесок, надёжно укрывавшего от случайных глаз. Ей не хотелось, чтобы кто – то увидел в каком направлении ушла и не спрашивал по какой причине. О том беспокойстве, которое своим исчезновением причинит родным, Варвара не хотела думать. Родители не могли или не хотели защитить её от побоев, боясь огласки, да и как это выглядело, когда они бы забрали из семьи свою венчанную дочь. Варвара, не смотря на простреливающую боль в груди, старалась как можно быстрее обогнуть небольшое озерцо за леском и выйти на тракт, ведущий в район. Пройдя развилку, где шла дорога в соседнее село, ускорила шаг, тихонько напевала в такт ходьбы песню «А я чорнява», в которой был задорный припев, повторяющий последние строчки каждого куплета:

А я чорнява, гарна кучерява. Грибів не збірала, з козаком гуляла!
А я чорнява, гарна кучерява. Грибів не збірала, з козаком гуляла!

Выйдя на тракт, и не видя за собою погони, Варвара шла не таясь так как, увидеть её издали, почти что невозможно. Женщине вдруг открылось, что она давно не видела такого красивого тёмно - синего неба, с бледными редкими звёздочками, едва заметными в розовеющей полосе предрассветной зари. Восточный край неба с каждой минутой становился светлее, и Варваре нужно было пройти оставшийся путь, где тракт нырял в лес, ровной стрелой разрезая его на две части до самого района. Варвара осилила пару вёрст, когда услышала, что сзади её догоняет повозка. Она оглянулась, но кроме как силуэта не разглядела толком ничего и продолжала идти, не прячась за кусты. Пусть будет что будет. Она перешла на обочину, давая возможность вознице объехать её. Услышав сначала «Тпруууууу», женщина оглянулась, а затем последовало приглашение от пожилого мужчины, у которого уже сидели на телеге с бортиками, две толстые тётки.

- Присаживайся, молодка, подвезём. Тебе куда, в волость?

- Ага, туда. А Вы тоже туда или только до Карасева?

- Неее, - протянул мужик, - в волость везу баб к доктору Акиму Демьянычу, да и по другим делам.

- Ну и мне к нему тоже. – Ответила она вознице.


Варвара подошла к повозке сзади, там не было борта, и выступавший кусок хорошо ошкуренной жерди служил подножкой, становясь на которую удобно было влезать детворе и женщинам. Когда новая пассажирка удобно умостилась на охапке сена, возница хлопнул вожжами по лошадиным бокам и та сначала нехотя, но всё же затрусила по пустынной дороге к месту своего назначения. Телегу трясло на небольших рытвинах, ухабах и Варвара уже пожалела, что согласилась сесть, боль в груди отзывалась на самое маленькое сотрясение. Прикусив губу, она старалась лишний раз не застонать. Словоохотливые бабы тут же продолжили прерванный разговор, перемывая косточки какой – то Моте Лапицкой. А заодно вместе с Мотей попали под раздачу орехов ещё пару женщин - Федора с Аксиньей. Варвара сидела к ним спиной, подчёркивая своим положением, что не расположена к разговорам с незнакомыми людьми. Но не тут – то было, одна из них обратилась к Варваре:

- А ты, куда это с таким маленьким узелком в няньки наниматься что ли?

Варваре волей – неволей пришлось повернуть голову и сказать, что едет к дохтуру, в грудях что – то постреливает, сил нет, чтобы развернуться, так болит. Большего им не и не требовалось, они тут же начали строить предположения: от чего может летом приключится такая напасть.

- А кашель у тебя есть?- Не унималась любопытная баба.

- Кашля нет, но даже руку резко вверх не поднять.


Бабы снова принялись вспоминать, у кого из их посёлка также в груди кололо, чем лечила местная знахарка бабка Халаниха. - И таки ж вылечила, а что дохтура, они разве пилюльками помогут? Тут только к бабке надоть идти,- тарахтели друг перед дружкой, дребезжащими от езды, голосами.

Варвара слушала их, а мысли были в этот момент дома, зря она не сказалась свекрови, та уже, поди, всех на ноги подняла. Молодая женщина вздохнула, жалея старую свекровь. А сколько же ей лет, попыталась вспомнить Варвара, где – то около пятидесяти. Нет, ей, Варе, не дожить до такого возраста, пожалела она саму себя. А ведь ещё нет и тридцати, а уже устала от жизни, жить не хочется.

- А в бане ты хорошо парилась? Может, застудила жилы? Я вот ногой не могу пошевелить, - пожаловалась одна из них.

- Нет, я ни в озере, ни в реке не купалась.- С придыханием отозвалась Варвара.


Кумушки отстали от молодки, из которой ответы нужно клещами вытаскивать и принялись снова обсасывать косточки другим односельчанкам. Углубившись в свои мысли и встряхиваясь, каждый раз при толчке, Варвара обрадовалась, когда повозка въехала на окраину Корсуня.

- Скоро будет уже и больница – Громко понукая притомившуюся лошадь, оповестил возница.

- Да скорее бы уже! – Загомонили тётки. - Ноги уже затекли от сидения.


Варвара в душе тоже с ними согласилась, что уж скорее бы и ей был передых. Наконец лошадь остановилась после и для неё желанного «Тпруууууууу» и женщины слезли кто сам, а кто с помощью с телеги и пошли к входной двери по полутёмному коридору к заветному кабинету, занимая очередь. Дождавшись своего часа, Варвара со страхом вошла в большую светлую комнату, заставленную стеклянными шкафами, в которых были незнакомые докторские инструменты и разные лекарства в бутылочках, а также в плоских баночках.

- Проходите, присаживайтесь. – Пожилой врач в белом халате сидя за столом, указал взмахом руки стул сбоку стола. – Карточка есть? – И, увидев изумление на лице пациентки, продолжил - Фамилия, имя отчество, год рождения, откуда приехали?

Записывая ответы Варвары на сложенном листке бумаги, доктор бросал быстрые взгляды на усталое лицо молодой женщины, которое поразило его с самой первой минуты красотой.

- На что жалуетесь?

- В грудях болит, вздохнуть не могу полной грудью.

Доктор попросил раздеться. Варвара от такого приказа стушевалась, лицо залила краска, и она потупила глаза.

- Раздевайтесь, у меня много ещё народа на приём пришло, времени терять не могу.


Варвара поспешно стала расстёгивать кофточку и сняла лямки рубашки, закрывая руками грудь, а доктор рукой отнял их и стал деревянной трубочкой слушать, а затем велел лечь на кушетку и стал простукивать пальцами, бормоча что – то себе под нос. Он сразу понял причину недомогания по заметным на спине гематомам. Тщательно осмотрел места ушибов, а затем дал разрешение одеваться. Думая о чём – то своём, сел к столу и снова что – то быстро стал писать на том же листе, описывая детально следы побоев.

- У вас, похоже, сломаны два ребра и нужно было бы лечь на обследование.

- Я лечь в больницу не могу, дети у меня маленькие дома, да и скотина ухода требует. Мне бы какого – нибудь лекарства для облегчения.- Почти прошептала Варвара.

- Если вы и дальше игнорировать своим здоровьем, вас надолго не хватит. Нужно с этим бороться, хотя бы ради детей дорогуша. У вас дети есть? –Он мельком взглянул в глаза Варвары и увидел, как набежавшие слёзы заставили женщину опустить веки. -Сейчас выпишу рецепт, в аптеке возьмёте, только принимать нужно регулярно.


Варвара не всё поняла из слов доктора, но то, что нужно бороться за себя ради детей, она поняла, быстро вытирая, непрошеных свидетелей её беды. Выйдя из больницы во двор она увидела своих попутчиков, но не всех, одной тётки не было.

- Ну что, красавица, домой едем, али тут остаёшься? Может, что сродственникам передать? – Возчик посмотрел с любопытством на молодую женщину.

- Домой буду ехать. Вот только лекарство нужно купить, да гостинцев детям и домой можно. – Проговорила в ответ Варвара.

- Это нам по пути, она как раз за райисполкомом, не одной тебе доктор лекарства прописал. – Подала голос оставшаяся тётка.- А рядом с аптекой и продуктовая лавка, можно купить что хочешь, – показала свою осведомлённость попутчица.

Минут через десять пришла и вторая женщина, возница отвязал лошадь от коновязи, взмахнул кнутовищем, причмокнул, нукнул на лошадь и та неохотно дёрнув головой, тронулась с места и затрусила в обратную дорогу. Возле большого одноэтажного здания, возница остановился и сказал, чтобы кому в аптеку или ещё по каким делам, шли не мешкаясь. Варваре было легче слезть и пойти в ту сторону, куда указал возница, чем тёткам с их крупными телесами. Она уже завернула за угол, когда увидела перед собою какую – то важную бумагу всю в печатях, сверху прямоугольную, а снизу ещё и с большой круглой печатью. Эта бумага для неё будет спасением, молниеносно пронзила Варвару мысль. Сначала она как бы остолбенела, а затем резко наклонилась, испытывая неимоверную боль, подняла этот документ, и быстро сложив вдвое, сунула за пазуху, посматривая при этом по сторонам, не видел ли кто. Убедившись в отсутствии свидетелей, Варвара с облегчением перевела дух. Эта бумага будет у неё последним козырем в защите от побоев мужа. Найдя взглядом здание аптеки она вошла и встала у окошка, протянув провизору рецепт, полученный у доктора. Пока провизор отсчитывала порошки и паковала их в большой бумажный конверт, зашли в аптеку попутчицы, весело гомоня, внося в тишину аптеки импульс жизни. Варвара оплатила своё приобретение вышла на улицу и потихоньку двинулась в сторону повозки. Взгромоздясь на телегу, молодая женщина развязала свой узелок с продуктами, предложила вознице своё нехитрое угощение, мужчина не отказался. Они перекусили до прихода тёток и поехали в обратный путь, который отдохнувшая за день лошадь проделала с большим желанием. На развилке дорог Варвара попросила остановиться, дальше она дойдёт сама. Поблагодарила своих попутчиков, поклонилась поясно и направилась в сторону села, стараясь дойти до захода солнца.

К своему двору подходила со сжавшимся сердцем, и дрожью в теле: как встретят её муж и его родители. Вскинув голову от мгновенно нахлынувшей решимости, взялась за ручку двери и вошла в комнату. Все дружно перестали махать ложками, глядя на неё.

- Мамка! – Вскрикнул младший Тимка. – Мамка возвернулась! Живая!- И вскочив со своего места с плачем кинулся навстречу Варваре, обхватив её за талию и уткнулся в живот.

Приобняв плачущего сына за торчащие лопатки, нарушая установившуюся тишину, от страха внутреннего громко возвестила, приветствуя сидящих за столом домочадцев:

- Всем добрый вечер и приятный ужин. В районе была у доктора и ходила к начальнику милиции за справедливостью. Выслушал он о моём житье – бытье и дал мне бумагу с печатями, что если только хоть один раз на меня попробуешь руку поднять, очутишься в Туруханском крае сухари жевать, вот так - то! - И она, как победным флажком, взмахнула подобранной бумажкой.

Затем развернулась и пошла в другую комнату, по пути сворачиваю заветную бумагу, чтобы надёжно спрятать. Закрыв за собою дверь, она сунула её за притолоку, младший ребёнок отколупал небольшой кусок глины, образуя трещинку, прикрытую дверными занавесками. Переодевшись в повседневную одежду, Варвара вышла в столовую, отдавая детишкам по прянику, а умывшись с дороги, с удовольствием вытерлась и присела к столу, придвигая к себе тарелку с картошкой и помидорами.

- Доктор сказал, что у меня сломаны рёбра, струс мозга и отбиты почки. И сказал мне, чтобы я пошла к начальнику милиции и подала жалобу на моего обидчика. И теперя муженек, если не желаешь на нары тюремные, поукоротить тебе придётся свои руки и отцу скажи, что и на него бумага распространяется. А то ишь, ты моду какую взяли - руки распускать когда и куда ни поподя!

Муж, поражённый известием, принесённым женой был не просто огорошен, а пригвождён к табурету, у него даже язык перестал повиноваться. Он только тяжело сопел, а затем выдавил из себя, сверкая грозно глазами:

- А мы тут тебя обыскались, что же,ты, никому не сказалась- то! Мать твоя уже два раза прибегала узнать про тебя. Кирьянко, - обратился он к старшему сыну - сбегай к бабе Федоре, скажи, что мамка домой вернулась,пусть перестанет голосить.

Мальчик, посмотрел на мать, та кивнула головой.

- Сбегай сынок, а я выйду тебе навстречу, ежели стемнеет.

- А я, мам, темноты не боюсь вовсе. Я уже большой.

И откусив пряник выбежал вприпрыжку во двор, в душе радуясь, что мать вернулась домой, что она живая, а не утопилась в озере, как причитала бабушка Федора, выговаривая отцу за его скверное поведение.

С тех пор поселилась тишина в доме Божков, которая нарушалась только детскими громкими криками во время весёлых игор, да песнями, которые стали чаще звучать во дворе. О принесённой бумаге Варвара больше никому не говорила, а домашние тоже помалкивали, выносить сор из избы было не принято.

Шло время, и Варвара уже стала забывать о своей прошлой жизни, которая напоминала о себе перепрятанной в надёжное место охранной бумаге с печатями. Роман несколько раз просил выбросить грозную бумагу, он клялся всем, чем только мог, что больше никогда не поднимет на неё руку, сам всё осознал: каким был дураком. Но Варвара только посмеивалась, отвечала, что бумага есть не просит, пусть лежит, как памятка. И Роман только вздыхал, удивляясь решимости своей жены. Она за эти годы расцвела, ещё стала краше, и даже когда он вернулся с войны, бумагу не выбросила. И так прошло больше трёх десятков лет, когда Варвара заболела. Сначала был сильный жар, а потом появился и кашель, который выматывал до изнеможения. Когда – то красивое лицо с возрастом покрылось морщинами, и теперь марнило** на глазах. Роман привёз доктора, который прослушав, громко выругался:

- Ах, чёрт возьми, чего канителились, почему не вызвали? Боюсь, что не выдержит ваша больная. В лёгких жидкости полно, в больницу надо, откачивать.

- Нет, доктор, никуда я не поеду.Я в жизни не сделала ни одного укола и в больнице не лежала отродясь. - Она передохнула чуток и продолжила -сколько довелось пожить - пожила, не жалею. Детей и внуков вырастила, пора и честь знать.

И никакие уговоры не могли заставить больную изменить своего решения. Умирая, она, прощаясь с мужем, сказала заветное место, в котором хранилась её охранная грамота. Хлопоты, связанные с похоронами и поминками отодвинули теперь потерявшее для Романа значение когда – то грозной для него бумаги, и которую, он время от времени пытался найти, во время отсутствия дома жены. Но перед тем как созвать на девять дней людей, Роман достал бумагу, разгладил старческими руками на столе и, водрузив на нос очки, стал читать:

- Наряд на отпуск дров номер 23 от пятнадцатого августа одна тыща девятьсот тридцать шестого года в Корсуновскому райисполкому в количестве пятнадцати кубов на зимний период. – Он в недоумении смотрел на бумагу, потёртую на сгибах, со штампом и печатью райисполкома, державшую его столько лет в страхе перед тюрьмой. Он вытер сбежавшую слезу и произнес, обращаясь к невидимому собеседнику, подняв голову к потолку: - Пусть бы я дольше не видел этой бумаги, только бы ты, Варюшка, была живой, как же я смогу-то жить без тебя? Нет мне теперь никакой жизни! – И скомкав бумагу, кинул на стол, склонившись на него, заплакал…


*Ночвы – по определению В.И. Даля, ночвы, это как небольшое тонкостенное корытце иногда, просто лоток.

** Марнило – становилось осунувшимся.