Дурачок.

Я очень боялась вечеров в детском саду. Мой папа самым последним забирал меня домой, обрекая свое не совсем смелое дитя на нечеловеческие муки. Оставаясь один на один со сторожихой тетей Катей, я, затаив дыхание, ждала появления ее сына, Николая.

Тот всегда приходил в одно и то же время, пугая меня своим видом: маленькие глазки на широком лице, раскрытый рот, вываленный огромный язык, который никогда не помещался целиком в рот. Долговязый подросток не мог говорить. Он утробно мычал, когда ему что-то надо было. Тетя Катя убегала на кухню и приносила сыну кружку воды или кусок хлеба.

Помню, однажды я вздумала спросить у нее разрешения дотронуться до Колькиного языка. Женщина , в первый раз за все время, вспылила.

- Иди, поиграй в куколки! Ну что ты выдумываешь!- крикнула она мне, отворачиваясь в сторону.

Тогда я не поняла, что она плакала.

Вообще-то, плакала женщина часто. Особенно, когда видела, что детишки издеваются над «дурачком».

Колька мог целыми часами стоять у стены и не обращать внимания на галдящих малышей, щиплющих его, подобно злым гусятам.

Я делилась с ним конфетами, когда была в настроении, и играла в лошадки. Тетя Катя сгоняла подростка с детской игрушки, когда тот пытался примоститься на нее, ожидая, что машинка, у которой отваливались колеса от его тяжести, вдруг поедет.

Я разъезжала на этой самой машинке, лихо отталкиваясь ногами от вымытого тетей Катей сырого пола, и тем самым дразня Кольку. Тот неподдельно отчаивался, роняя слезы, и ходил следом за мной, что-то мыча.

- Тоже хочет кататься!- объясняла тетя Катя, наблюдая за нами. Она довязывала очередной пуховый платок, сгорбив спину и о чем-то думая, а я продолжала рассекать на игрушечном транспорте, шутливо врезаясь в сотоварища и выслушивая его жалобы-мычания.

Спустя долгое время, я узнала, что Колькина болезнь называется синдромом Дауна и не поддается лечению.

Но тогда этот несчастный был для меня просто странным малым, который, к слову сказать, ни разу никого не ударил, очень многое понимал, и составлял для меня, пусть и сомнительную, но всё же компанию.

Он был очень добрым мальчиком.