Человек, не бомж

Время бежит неумолимо быстро. Меняемся мы, меняется весь мир вокруг нас. Всё чаще ощущается потребность в добрых, искренних людях.

Порой хочется выйти на улицу, остановиться и присмотреться: не видать ли где-нибудь хорошего человека, чтобы подойти к нему, присесть рядом и завести простую, добрую беседу, от которой стало бы теплее обоим.

Почему такое стало происходить с нами? Неужели иссякает доброта? Неужели для того, чтобы найти поддержку, понимание и милосердие теперь нужно выйти из дома, присмотреться, а, быть может, и докричаться, чтобы тебя услышали, чтобы не прошли мимо твоей беды, чтобы протянули руку помощи, чтобы просто не дали умереть и бесследно исчезнуть.

Эта история произошла год назад. Конец июля. Страшная изнуряющая жара, подчинившая себе всё живое. Как будто, выиграв сражение, и оккупировав всю территорию полуострова, жара издевалась, измывалась и получала истинное наслаждение от происходящего. Не хотелось выходить из дома даже в магазин.

В тени под сорок. Но что делать? Идти надо. Настраиваюсь и иду. Отхожу от дома метров двести. За спиной взволнованный голос, явно обращённый ко мне:

- Помогите, пожалуйста, там…

Оборачиваюсь. Передо мной девочка – подросток лет тринадцати.

- Там человек, ему плохо. Я к кому только не обращалась, все мимо проходят, а ему помощь срочно нужна. Он там, не далеко. Пойдёмте.

Девочка берёт меня за руку. Вижу, в глазах застыли слёзы. Переживает. Что-то серьёзное. Подходим к тому месту, куда она меня привела. Под торцовой стеной магазина «Гастроном» сидит человек.

Понимаю сразу, что бомж: грязный, лохматый, всклоченная седая борода, разорванная штанина на правой ноге и нога… Нога, облепленная чёрными здоровыми мухами, которые сидят на кровавом месиве голени.

Рана впечатляющая и, скажу более точно, ужасающая. Человек корчится от боли. Это очевидно: нога причиняет жуткую боль. Девочка просит:

- Давайте вызовем ему скорую помощь. Ему же очень больно. Девочка уже не сдерживает слёз. Набираю номер скорой помощи. Отвечают сразу. Расспрашивают данные человека, для которого вызывается неотложка.

Объясняю, что человеку стало плохо на улице, и никто не может знать его данных. Рассказываю, где конкретно находимся. Ответили, что машина будет через десять, пятнадцать минут. Иринка (так звали девочку ) говорит, что надо бы человеку воды дать попить.

- Пить хотите? – спрашиваю у мужчины .

Кивает головой и еле слышно говорит:

- Прошу вас, хотя бы кусочек хлеба. Очень хочу есть. Вы уж простите меня.- Сил у мужчины говорить нет. Он сглатывает слюну и откидывается всем телом к стене. Достаю кошелёк и даю Иринке деньги, чтобы купила в киоске воды и каких-нибудь пирожков.

Девочка берёт деньги и бегом к киоску. Возвращается очень скоро. Открываю воду и даю мужчине в руку. Ставлю перед ним пакет с пирожками. Я не стану описывать, как ел этот человек.

Мне казалось, что ничего подобного в жизни я никогда не видела. Достаю из сумки носовой платок и, отогнав мух, накрываю рану на ноге платком.

Мужчина кивает в знак благодарности. Я смотрю в глаза мужчины, и меня постоянно преследует мысль о том, что мне очень знакомы эти добрые глаза. Тут же отдёргиваю сама себя, но мысль уже засела глубоко и постоянно свербит голову. Подъехала скорая помощь. Из кабины вышли мужчина и женщина. Иринка побежала на встречу:

- Сюда, сюда, это мы вызывали. Он здесь.

Подходят к нам. Смотрят на мужчину, ради которого приехали по вызову:

- Вот это ради бомжа мы гнали машину? Кто вызывал?


Подхожу. Иринка за мной:

- Мы вызывали.

- Вы с ума сошли? Куда мы его? Грязный, вонючий бомж. Его в машину страшно брать. И, обращаясь непосредственно к мужчине:

- Что с ногой? Вставай. Сам иди к машине.

Мужчина показывает знаками, что не может идти. Медики пугают, что уедут. Иринка подбегает к мужчине и пытается подставить своё плечико. Медики, видя эту картину, возмущаются, но зовут на помощь водителя.

Тот недовольно ворчит, что только помыл машину внутри. Просит подождать, чтобы застелить плёнкой то место в машине, где будет сидеть этот бомж.

Медики всё пытаются в грубой форме призвать мужчину к порядку, настаивая на том, чтобы он сам шёл к машине. Несчастный пытается подняться, но боль не даёт ему возможности сделать это. Он виновато смотрит то на нас с девочкой, то на медиков. Девочка всхлипывает и говорит про себя так, что слышу её только я:

- Ну, что они такие злые? Он же не может сам встать. Его на носилки нужно. Что они так с ним?


Я обращаюсь к мужчине – медику с просьбой помочь больному. Напоминаю, что перед ними человек, какой бы ни был, но человек. Мне грубо отвечают, что таких бомжей, которые превратили свою жизнь в ад, по городу тысячи:

- Нам, что же бросить всё и заняться бомжами? А кто оплатит лечение этого бомжа? Мы ещё не знаем: примут ли его такого в больнице.

Девочка, услышав это, заплакала уже навзрыд. Я попросила, чтобы при ребёнке не говорили такие страшные вещи. Видя, что девочка действительно искренне переживает, женщина – медик спросила у меня шёпотом:

- А , простите, кто он, собственно, девочке?

Я даже, честно сказать, растерялась от такого вопроса. Ответила, как есть:

- Да девочка, одна из всех прохожих, не смогла пройти мимо человеческой беды. Он ей никто, но в отличии от вас она не называет его бомжем. Для неё он человек, прежде всего. И она пожалела его, как человека. А вы врачи.

Клятву Гиппократа давали. Это ваш профессиональный долг. Помогите вы уже, наконец, до машины ему добраться. Плохо же человеку.

Женщина выслушала меня и, подошла к водителю, как раз в тот момент, когда тот орал на больного:

- Встал и пошёл, я тебе сказал. Никто тебе тут почестей оказывать не собирается.

Женщина – врач взяла водителя за рукав, что-то шёпотом сказала ему. Тот зло посмотрел на нас с Иринкой и замолчал. Кое – как он и врач – мужчина всё же помогли мужчине подняться и усадили его в машину.

Скорая помощь уехала, а мы с девочкой всё стояли, провожая её взглядом. Девочка посмотрела на меня и спросила жалобно, жалобно:

- Ему помогут?

-Ну, теперь-то конечно помогут, - ответила я Иришке, - а ты молодец, ты большая умница, что отозвалась на чужую боль.

Мы попрощались с девочкой и больше я её никогда не видела, но в памяти моей до сих пор её взволнованное , встревоженное личико, заплаканные глаза, её огромное желание помочь человеку, которого она никогда не знала и не видела. Замечательная, добрая девочка с большим сердцем.

Возможно, когда-нибудь, эта девочка станет самым добрым врачом, заняв своё место в жизни. Когда я уходила с того самого места, откуда забрали, спасённого нами с Иринкой, мужчину, ко мне подошла знакомая и спросила:

- Узнала Витьку? Помнишь, года четыре назад, Женя - жена его умерла? Ну, что не помнишь? Они всё с Женькой за ручку ходили. Идиллия в семье была. Видно, что хорошо всё у них было. Ну, вспоминаешь?

Меня, как током шибануло: я только теперь поняла, почему мне казались такими знакомыми глаза того мужчины. Холодок по коже пробежал. Я помнила хорошо ту счастливую пару. Я не знала ни его, ни её.

Они просто каждый день проходили через наш двор по утрам на работу, а вечером, опять же, возвращались с работы домой. Мы все знали эту пару, здоровались с ними, а они всегда, улыбаясь, приветствовали нас.

Потом я слышала, что умерла Женя – его жена. Мы все очень огорчились тогда. Действительно, милая пара была. И всё, больше я с тех пор ничего не слышала об этом Викторе. Такой мужчина был интересный, видный, всегда ухоженный.

Знакомая рассказала мне о дальнейшей судьбе этого человека. После смерти жены он сильно запил. Ну, не смог он смириться со смертью любимого человека. Через год совсем опустился.

Тогда-то и нашлись доброжелатели, которые хорошо напоив его, без всякого насилия дали ему на подпись бумагу на дарственную. Подробностей я сама не знаю, но рассказываю со слов той самой знакомой.

Так этот человек остался без квартиры. Детей у них, говорят, не было. Некому в ту пору было руку помощи ему протянуть. Так оказался человек на самом дне. А тот человек, которого мы с девочкой спасали, был уже не Виктор, каким мы все его помнили, а тем, что от него осталось. Очень грустная история.

История сломанной, изуродованной обстоятельствами, человеческой жизни. Но это ещё не конец этой печальной истории. Совсем недавно я встретила, всё ту же, свою знакомую. Она рассказала мне о том, что произошло дальше с Виктором. Оказывается, ему ампутировали часть ноги по причине уже запущенной гангрены.

Умер Виктор в больнице через девять дней после операции. На реабилитацию после операции нужны были деньги, нужно было лечение. Врачи, зная, что он бомж, махнули на него рукой. Ему делали только обезболивающие уколы. Он умирал в коридоре на раскладушке в одиночестве, никому не нужный человек.

Вот и нам с вами ничего не остаётся, как помолчать в память о людях, незаметно живущих рядом с нами, о людях, чья жизнь, по тем, или иным причинам, разбилась, как цунами о сильную, мощную скалу жизни.