Оборванная нить Ариадны (глава 3)

ОБРЕЧЕННЫЙ НА МЕСТЬ

В этом шлеме я стал похож на астронавта. Всего три провода соединяли меня с Ариадной. И больше ничто не держало меня в этом мире.
Жена сладко посапывала на диване, у соседей орал телевизор, снизу звучала классика, а на лавочках у подъезда собиралась молодежь. Ребята целовали девушек, бренчала гитара и раздавался звонкий смех чужой юности.

Только я не смеялся. Готовился встретиться с неизвестным. И почему-то не решался нажать клавишу «ENTER».
Это страх схватил меня сильными ручищами и не пускал по ту сторону монитора. Инстинкт самосохранения порождал дикую жажду жизни.
Сорви шлем, выключи компьютер, отдай деньги и пошли всех к черту! Живи тихонько, не высовывайся...

Я крепко закрыл глаза, затем широко раскрыл их, встряхнул с себя липкие объятия страха – и уверенно нажал клавишу. Что ж, дважды не умирать!

И вдруг провалился в какую-то пропасть, даже захватило дух. Ощущение безумного полета было таким невероятным, что я чуть не закричал во весь голос.
Где-то в сумерках памяти привиделось мне что-то ужасное, и я еле сдержал крик, заклокотавший в горле. А потом меня обняла кромешная тьма, и исчезло все – наш старый пятиэтажный дом, моя квартира, жена, соседи, гитара и я тоже.

И только мерцали звезды на живом полотне ночного неба, а затем они превратились в ослепительно холодные точки. Вселенная тяжело дышала, куда-то двигалась, тянула ко мне щупальца неведомых туманностей и угрожала бездонными пятнами «черных дыр».
И медленно вращалась вокруг себя загадочная спиральная галактика – яркая, пульсирующая, живая. И я протягивал к ней руки, и совсем не боялся безграничной пустоты космоса, потому что был уже другим и жил чужой жизнью...

...Мы улыбались. Мы всегда улыбались, когда возвращались домой живыми. Экипаж космической станции встречал штурмовую группу. Ребята хлопали друг друга по плечам, обнимались, шутили. Вернулись без потерь, а значит, можно расслабиться.
– Ну, здравствуй, Шах! – Командор обнял капитана штурмового корабля. – Рад видеть вас живыми, друзья…

Звучала музыка. Старая космическая сага «Возвращение блудного сына». Неслышно и нежно мелодия касалась наших обожженных войною душ, успокаивала и обещала забвение. Забвение, которого для нас уже не было.
– За вас, ребята! – Командор поднял полный бокал вина. – За то, чтобы вы всегда возвращались живыми!
Все уже сидели за праздничным столом в кают-компании. Пили, смеялись, шумели. Радовались жизни, которая так просто могла оборваться в любой момент.

Шах сидел напротив Гуры. Женщина как будто бы не замечала внимательного мужского взгляда. Разглядывала рваный рубец на лице капитана штурмовиков.
Тот улыбнулся, и мрачная жестокость его вдруг исчезла, – вместо нее в глазах мелькнуло что-то озорное, мальчишеское.

Он смотрел на нее и улыбался. Так улыбаться могут только уверенные в себе мужчины, которых не может унизить отказ женщины.
Избранник судьбы, высокий черноволосый красавец с правильными чертами лица и пудовыми кулаками, спортсмен и пилот-ас, который мог летать на всех типах космических кораблей, шутник и любимец женщин, – Шах прошел тернистыми дорогами этой проклятой жизни и ни на миг не потерял своей самоуверенности.

Трепетная, страстная и волнующая его улыбка, немного хищная и опасная, сразу отличала этого мужчину от других самцов. На такую улыбку почему-то мгновенно западают женщины.
Однако Гура смотрела на лучшего штурмовика станции с вызовом. Она не привыкла никому подчиняться. Мужчинам тем более!

Небрежным, но очень соблазнительным движением женщина отбросила назад длинные золотистые волосы, и одна непокорная прядь закрыла ее правый глаз.
И лицо красавицы сразу обрело хитро-загадочное выражение. Ее губы презрительно изогнулись и так сладко раскрылись лепестками розы, что во многих мужских душах (и телах тоже!) пробежал ток высокого напряжения.

Но Шах выдержал этот удар тока, как выдержал все другие удары судьбы. Улыбаясь, он так нежно и одновременно безумно ласкал взглядом ее тело, что Гура сменила гнев на милость. И уже позволяла этому мужчине нежить себя глазами, из глубины которых нарастало дикое желание плоти и постепенно передавалось женщине – даже помимо ее воли.

А вокруг шумело застолье! Космические повстанцы спешили жить, потому что давно уже перешли Рубикон и были вне закона для Корпорации. Они жили по своим законам. И потому были обречены...

Мы все были обречены – я знал это наверняка. Почти три сотни непокорных, осужденных новым правительством Корпорации на смерть. Остатки тех, кто не сдался и не присягнул узурпаторам.

Когда два года назад самые мощные олигархические кланы Корпорации сорвали выборы и затеяли гражданскую войну, никто не верил, что они долго продержатся.
Но мятежники переманили на свою сторону руководство гвардии и армейских генералов. Бизнес тоже занял их сторону. А простых людей новое правительство успокоило повышением зарплаты и уменьшением продолжительности рабочего дня. И все притихли, ведь по большому счету не потеряли ничего.

И только те, кто сразу встал на защиту законного правительства, попали под удар «черных» отрядов новой власти. Наемники Корпорации плевать хотели на принципы Декларации прав человека. Они уничтожали всех, кто оказывал сопротивление.
Тогда впервые против непокорных применили роботов. И «черные шлемы» оказались на высоте!
За несколько месяцев сопротивление было сломлено. Те, кто сдался, попали под амнистию и вернулись домой.

Войну продолжала лишь горстка обреченных. Тех, кто потерял все и жил местью. Враги режима базировались на нескольких боевых космических станциях, откуда наносили сокрушительные удары по кораблям Корпорации. И даже обстреливали ракетами столицу. Но и к ним постепенно добирались «черные шлемы»...

…Мы шли пустым коридором станции и молчали. О чем говорить, когда все между нами кончено, а впереди неизвестность?
Гура остановилась у каюты Шаха и вопросительно посмотрела на меня.
– Ты к нему? – мой голос прозвучал глухо. Даже слишком.

Женщина какое-то мгновение изучала знакомое лицо. Лицо человека, которого знала слишком близко и от которого ушла сама. Потому что личную свободу ценила больше любви.
– Не мучай себя, Марк, – в ее голосе затрепетала запоздалая нежность. – Ты слишком много хочешь от женщин. А алтарь любви не всегда бывает святым… Мне было хорошо с тобой. Но у нас разные дороги... Прости, и будь счастлив!

– Да, у нас разные дороги. Ты – одинокая волчица, Гура. А я одинокий волк... И никогда мы не будем вместе! И с Шахом ты тоже не останешься надолго. Потому что никому это не нужно!
– Не потому… Просто мы уже искалеченные этой жизнью. И войной. И потерями... – грустно ответила Гура.
– Да, мы искалечены... И теперь мстим тем, кто нас покалечил! Мы живем местью... Я думал, что от одиночества меня спасет твоя любовь. Я ошибался... Ты права, Гура. Переплетаться любовью могут только избранные. Я к ним не отношусь...

И вот любимая женщина уходит к другому, а мне остались разве что сладкие воспоминания. Захлестнуло память, затуманило глаза…
Привиделось – я обнял Гуру сзади. И задохнулся от ее запаха! Почувствовал ее всю – и вдруг не выдержал. Вошел резко, нетерпеливо, жадно, слепо подчиняясь пещерным инстинктам. Рвал ее тело неистово, лихорадочно. А потом остановил натиск. Познавал женщину медленно, тягуче, наслаждаясь каждым мгновением близости.
О Боже, как она тогда стонала! И как забыла обо всем на свете… Возможно, и обо мне. Кто поймет этих женщин?

– А кто ее знает, ту судьбу? Может, твое настоящее счастье еще впереди? – Гура легонько коснулась моей небритой щеки мягкими губами и подтолкнула вперед.
Я кивнул головой. Знал, что никогда уже не буду счастлив. Я знал это и не обманывал себя.

...На далекой Земле я оставил жену и пятилетнюю дочь. Оставил навсегда – наш маленький городок на берегу Днепра сгорел дотла от ракетного удара наемников Корпорации.
Истребители шли на столицу, и один из них для развлечения – просто так! – выпустил ракету на беззащитный город. Вакуумный заряд уничтожил все живое и неживое в радиусе тридцати километров.

А я ничего не мог поделать! Потому что лежал раненый неподалеку от разбитых дверей лаборатории с излучателем в руках и ждал, когда снова ринутся в атаку десантники полковника Шена.
Впрочем, те не спешили. Четверо из них навсегда затихли в узком коридоре орбитальной станции, скрюченные и прожженные насквозь нашими выстрелами. Другие затаились – на помощь им уже летели роботы.

Пробитое левое плечо, три заряда в пульсаторе и мертвый товарищ у обожженной стены отсека – вот все, что волновало меня в тот момент. И до смерти всего лишь мгновение!

А друг лежал такой спокойный, будто совершил все, что хотел в этой жизни. Мой помощник в лаборатории, талантливый биомеханик и надежный товарищ.
Он смотрел в пластиковый потолок, как в небо, а прожженная грудь пенилась кровью, и в тесном пространстве лаборатории густо пахло смертью.
И я ждал ее, прижавшись небритой щекой к короткому стволу излучателя, и прощался с окружающим миром.

А жить оставалось всего ничего! Ведь сейчас на меня пойдут «черные шлемы», а они роботы и плевать хотели на условности. И их не остановишь – нечем, и сил уже нет, а лишь давит глотку ностальгия за тем, чего не успел...

Я не успел перерезать горло Шену, тогда еще не полковнику, а капитану. Бывшему другу, а теперь врагу. Он вовремя переметнулся на сторону Корпорации, и вот добьет меня здесь, в лаборатории, где мы как раз и создавали новые модификации роботов.
Подожди, Грегори, придет время, и ты тоже станешь не нужен олигархам. Они заменят тебя и твоих ребят «черными шлемами» – это же значительно дешевле и эффективнее, чем жертвовать людьми…

Вдруг в коридоре, где засели десантники, поднялась суматоха. Трое из них медленно отступали, лихорадочно отстреливаясь. Кто-то оттеснял их просто на меня, и я поднял тяжелую голову, целясь в ближайшего врага.
Тот дико закричал, когда луч поразил его в незащищенную спину. Другой парень успел обернуться на выстрел, и я всадил заряд ему прямо в голову. Третий что-то закричал, отбросив оружие, но сегодня я не страдал гуманизмом и срезал его последним выстрелом.
И застонал от боли и безысходности, снова опустив голову на залитый кровью пластик.

А когда поднял ее, то увидел ...«черного шлема». На мгновение страх парализовал волю, и я чуть не закричал, сжав рукой беспомощное оружие. Так захотелось жить, ну просто до безумия!
И встать, чтобы погибнуть стоя, уже не было сил...

Я напряженно смотрел на прямоугольный черный шлем с узкими прорезями глаз и ждал выстрела. Может, робот будет добивать меня медленно, наслаждаясь моими мучениями. Будет тупо прожигать лучом, равнодушный к чужой боли и отчаянию.

И вдруг робот ...снял шлем. Я открыл рот от удивления – передо мной стоял Шах. Собственной персоной. В черном бронированном комбинезоне (слева белый серийный номер – как у настоящего робота!), держа в правой руке излучатель, а в левой шлем.

– Черт побери! – тут я вспомнил все матерные слова, которые знал. Хотя из благодарности адресовал их не Шаху, а новой власти.
Шах засмеялся.
– Раз ругаешься, значит, все будет хорошо. Выдюжишь… Ну-ка, ребята, сюда! Есть раненый... Это мы специально переоделись в роботов. Никто и не спохватился! Всех десантников уложили. А Шен убежал… У него всегда был нюх на ловушки. Жаль...

...Воспоминания пронеслись так быстро, что Гура и не заметила, как на мгновение остекленели мои глаза.
– Прости – и будь счастливым!

В ее голосе я услышал многое – и прощальную нежность, и затаенную боль, и даже облегчение. Словно женщина, наконец, освободилась от ненужного бремени.
– Все, иди! Тебя ждут...