Оборванная нить Ариадны (глава 8)

В ОБЪЯТИЯХ МЕДУЗЫ ГОРГОНЫ

Блудный сын возвращался к жизни слишком медленно.
Я еще летал там, в звездной бесконечности, но боль уже проснулась во мне и настойчиво будила, вырывая из цепких лап забвения.

Белый потолок, белые стены, белый пол. Четырехугольник медицинского бокса.
Замуровали, гады!

Ослепительный свет резал мне глаза, прессовал душу и забирал осколки последней надежды на спасение.
Где я?

Память, отбитая молниеносным ударом Насти, медленно возвращалась в родные пенаты.
И вдруг я вспомнил все – и разгром космической станции, и Настю, и Шена.
Резко вскочил. Меня тут же качнуло в сторону, но я выпрямился.
Я еще не успел отомстить!

Ухватился за стену, чтобы не упасть. Удивился, что она такая мягкая, как персидский ковер.
Это, видимо, для того, чтобы я голову себе не разбил от отчаяния.
Я бросился искать двери, люки, любые отверстия, которые могли бы вывести меня на свет Божий.
Но ничего не было в этой ловушке!

Семь шагов от стены до стены по упругому полу – прямоугольник моего отчаяния.
И просижу здесь всю оставшуюся жизнь, и будут исследовать меня, как кролика, и ставить психологические эксперименты.
И, наконец, доведут до сумасшествия или самоубийства.
Люди, где вы?

Внимательно осмотрел себя. Мой темно-синий комбинезон исчез.
Широкая белая блузка, белые брюки. И босиком.
Неужели в психиатрическую клинику меня упрятали?

Боль медленно затихала. Кажется, ничего не сломано, двигаться могу. Бросился к стене, с размаху ударил кулаком.
Стена по-женски мягко ответила на мою агрессию. Ударил ее несколько раз ногами. Тот же результат.
Стена нежно погасила все мои удары. Не больно. И ничего не слышно.
Я один в целом свете. В крошечном мире моего безумия.

И мне вдруг стало так страшно, что чуть не задохнулся от жалости к самому себе.
Я упал и закричал, казалось, на всю Вселенную, но никто не услышал моего отчаяния.
И заплакал – неумело, некрасиво, мешая скупые слезы с ненавистью.
Заплакал от бессилия и от того, что не успел завершить самое главное. Отомстить...

Вдруг одна стена потускнела – и исчезла. В комнату вошли трое.
Женщина и два робота, которые невозмутимо замерли за ее спиной.
Они рассматривали меня с чисто профессиональным интересом, и я почему-то разозлился.

Одним резким движением вскочив на ноги, я сделал шаг вперед и напрягся, готовясь к атаке.
И только теперь разглядел женщину.

Она стояла совершенно спокойно и совсем не боялась моего нападения. Видимо, врач, потому что одета в служебный белый комбинезон.
Это у них любимый цвет, что ли?
Давит на глаза, на душу, на сердце.
Стоп! У тебя же нет сердца.
И у них тоже. Ведь это враги.

Я немного согнул ноги в коленях и осторожно шагнул вперед, раздумывая, кого из роботов ударить первым.
Женщина правильно поняла мое намерение, потому что едва улыбнулась уголками губ.

Жестко так улыбнулась, по-мужски.
– Не делай глупостей! Еще один шаг – и мои ребята мигом сломают тебя. Живого места не оставят, – почти ласково предупредила дама в белом.

Черные блестящие волосы ее разметались по плечам и спине. Красиво – черное на белом.
А глаза безжалостные, это уже профессиональное.
Видимо, не одного такого, как я, поломала здесь.

– Я умру, так или иначе, – услышал я, наконец, собственный хриплый голос. – Но лучше, когда прихвачу с собой на тот свет кого-то из твоих охранников. За компанию. Мне веселее будет...
И снова шагнул к женщине в белом с волосами цвета вороньего крыла и пустыми глазами.

Врачиха снова улыбнулась, почти ласково, и покачала головой – мол, куда ты лезешь, дурачок.
Узкое хищное лицо, нос немного великоват. Впрочем, на любителя.
А глаза большие, глубокие и даже жуткие.
Страшный взгляд, совсем не женский – такой взгляд затягивает в темноту, парализует волю, отнимает силы.

– Остановись. Все хорошо. Ты дома... Тебе ничего не угрожает. Мы твои друзья. И пришли, чтобы спасти тебя... Успокойся. Сядь. Смотри мне в глаза. Ты послушный мальчик... Ты успокоишься и сядешь у моих ног. Ты расскажешь мне все... Война закончилась. Ты вернулся домой. Теперь ты будешь счастлив. И послушен моей воле... Закрой глаза и слушай мой голос. Единственный родной голос для тебя в целом мире... – этот проникающий в самую глубину души всемогущий голос медленно закручивал меня в мертвый узел безысходности.

Но я напрягся – и разорвал замкнутый круг. Оторвал свой цепенеющий взгляд от ее мефистофельских глаз.
Стряхнул с себя чужие путы и рванулся на прорыв.
Другого выхода просто не было!

И тут же один из светло-синих ее стражей молнией поднял руку, направив на меня открытую ладонь.
В тот же миг неведомая сила отбросила меня к стене. Распластавшись на бархатной поверхности, я сполз вниз.
Упрямо вскочил, размахнувшись для удара – и снова оказался на мягком полу.

Подняться мне не дали. Небесного цвета роботы с обеих сторон так рьяно взялись за мое воспитание, что я не успевал хватать воздух открытым ртом.
Их широкие ладони излучали что-то невероятное.
Такого оружия в «черных шлемов» не было!

Я взлетал вверх и падал вниз, меня било о стены и бросало на пол.
Хорошо, что бокс делали не с космических материалов, а то меня уже давно бы расплющило.
Меня корчило, и я задыхался медленно и неотвратимо.
И ничто не могло остановить этих чудовищ!
Кроме той черноволосой дамы в белых ангельских одеждах.

А она явно не спешила.
Хотя вряд ли получала особое удовольствие от созерцания того, как меня колотят ее верные слуги.

И в той безумной круговерти, где-то там, за чертой сознания, остались гипнотические глаза брюнетки в белом, а я падал во тьму и с ужасом ожидал, когда новая волна лучевых ударов полностью сокрушит меня, обратив в ничто.
И вот – наконец-то! – мой мозг взорвался от боли, и спасительный черный мрак поглотил меня...

…Черноволосой Медузе Горгоне хватило месяца, чтобы лучевыми экспериментами довести меня до безумия.
Наблюдая за мной по ту сторону прозрачной стены, эта железная леди испытала на мне, кажется, все свои средства воздействия.
А их у нее было достаточно!

Я затормозил собственное сознание, отрекся от прошлого, загнал в неизвестность память – и все для того, чтобы эта стерва не смогла ничего прочитать в моем мозгу, даже разобрав его на атомы.
Я никто и зовут меня никак.
И ты, брюнетка, обломаешься со своим гипнозом и лучами!

Но силы мои таяли. После каждого сеанса я едва приходил в себя.
Я не мог подняться с пола, истощенный борьбой с неумолимой чужой силой.
И не надо бить, ломать ребра и зажимать пальцы в дверь.
А всего-навсего круглосуточно пронизывать человека электромагнитными волнами, время от времени включая излучатель на полную мощность.

И когда я, похожий на слюнявого идиота с пустыми глазами и заторможенными рефлексами, бессмысленно хватал воздух на полу своей камеры, последним усилием воли пытаясь вернуться в человеческий облик, стены снова меняли свой цвет – с белого на свинцовый, а затем на светло-зеленый.
И я знал, что это спасение.
Проклятая Горгона почему-то не добивала меня до конца, хотя уже сидела в печенках.

И тогда, когда моя ловушка хамелеоном меняла свою сущность, на меня, почти раздавленного, вдруг проливался благодатный дождь.
Капли сначала падали медленно, мягко, неслышно касаясь моего измученного тела.
Затем они набирали скорость, летели метеоритным потоком и пронизывали меня насквозь, растворяли в себе мою хламиду и брюки.
И возвращали меня к жизни.

Полностью обнаженный, как первобытный человек, я дрожал от холода и приходил в себя – словно рождался вновь.
И так радовался, что плакал от неистового желания жить!
И проклинал тех, кто сидел сейчас по ту сторону добра и зла, за прозрачной стеной, и внимательно наблюдал за моими мучениями.
И моей слабостью.

…Всего месяц я побыл в шкуре подопытного кролика – и дошел до предела.
И черноволосая Медуза Горгона эту грань уловила четко.

– Подпиши обязательство о повиновении – и выйдешь отсюда. Будешь жить по-человечески! Никто не желает твоей крови... Выбирай – подписываешь бумаги и выходишь вместе со мной в эти двери. Если нет, то снова в палату под лучи!
Голос ее взлетел высоко – к небу, где медленно плывут в неизвестность белые облака и свободно парят птицы.

Меня еще шатало от предыдущего сеанса.
Следующий лучевой удар я мог уже не выдержать.
Ты не права, брюнетка! У меня уже давно нет выбора.
Если я не могу отомстить, то у меня есть право умереть.
Только по-твоему, сучка, не будет!

Я молча развернулся и похромал в свой застенок.
И вдогонку услышал:
– Дурак упрямый! Сам в петлю лезешь…

И я полез в петлю, а разъяренная Медуза Горгона осталась ни с чем.
То есть со своими роботами и лучами.
Я уже не видел, как женщина вздохнула, устало сгорбилась и ушла по ту сторону жизни.

...Моя голова напоминала нашу разгромленную орбитальную станцию. Космические сквозняки продували ее насквозь.
И я никак не мог собрать свои мысли, или их уже не было?

Прошлое переплеталось с будущим, а настоящее казалось мне страшным сном.
Я потихоньку и неуклонно сползал в безумие – и от осознания этого иногда выл волком.
А за прозрачной стеной, сидя за пультом, меня внимательно слушала Медуза Горгона в белом комбинезоне психиатра.

Однажды, когда я уже потерял большую часть своего человеческого облика, она зашла ко мне без охраны.
И чего бояться, ведь я едва держался на ногах.
И броситься на нее не мог, хотя и скрипел от бессильной ярости.

– Может, хватит? – спросила ласково.
Я кивнул утвердительно – мол, действительно хватит, моя дорогая, если не хочешь совсем превратить меня в обыкновенный кусок мяса.

– Может, хватит себя мучить? – уточнила моя инквизиторша.
– Кому и что ты хочешь доказать? Через две-три недели мы сломаем тебя полностью...
И все – нет больше бунтаря и штурмовика, грозы космических трасс. Будешь пускать слюни и глядеть в потолок. Тупо, бессмысленно...
И не чувствовать ничего – ни ненависти, ни любви, ни душевных мук, ни полноты жизни. Все! Станешь травой, бурьяном, хламом...

– Ну, скажи, ради чего? И кому нужно твое ослиное упрямство?
– Мне... – слова уже давались мне с трудом. – На нем и держусь. Пока...

Она покачала головой. Волшебной такой головкой.
Только носик великоват. А так ничего.
Губки такие сочные, что и сейчас бы не удержался от соблазна.
Как давно я не держал в руках женщину?
Целую вечность...

– Долго на упрямстве и ненависти не проживешь. Возвращайся в мир, к людям, – неожиданно попросила брюнетка.
– Начни жизнь сначала! У тебя обязательно получится. Такие парни, как ты, нам нужны…
Мы же тебя давно уже раскусили! И такие нагрузки давали, что кто-то другой давно бы сломался и просил пощады, валяясь у моих ног. А ты выдержал!
Подумай – иначе погибнешь…

Хитрая Медуза Горгона все окутывала меня вроде бы искренними словами, внимательно изучая мое бесстрастное лицо.

Рано ты радуешься, Горгона! Ты еще не выбила меня из седла.
А когда выбьешь, я тогда уже никогда не встану.
Разве что на том свете. Где меня ждут все – и жена, и дочь, и побратимы мои погибшие.
И Гура тоже.

– Все, война закончилась! Ты проиграл и уже ничего не изменишь. Возвращайся к мирной жизни, сколько дел у тебя еще не сделанных... Хочешь – снова будешь работать в космосе, моделировать новых роботов. Ты же один из лучших специалистов...
Мы же все о тебе знаем! И если бы не месть, ты бы уже давно сложил оружие. Но уже некому мстить... – убаюкивала меня госпожа инквизиторша.

Врешь, мстить всегда есть кому!
После этого было уже столько смертей, что я до конца жизни не рассчитаюсь с вами...

Медуза Горгона почувствовала мою ненависть.
И замолчала на полуслове. Но ненадолго.
Когда в глазах моих угасла безнадега, черноволосая дама тут же зашептала, осторожно коснувшись своими тонкими пальчиками моей руки.

– Не спеши подписывать себе приговор! За тебя такие большие люди просили... – увидев мое удивление, женщина зашептала горячо:
– Соглашайся! Скажи «да», и жизнь закрутится снова, только в другую сторону. Ты уже навоевался. И не отрекайся от тех, кто протягивает тебе руку помощи...

И тут я разозлился по-настоящему.
– Да кому я нужен? – и резко сбросил ее цепкие пальцы со своей ладони.
– Кто меня ждет, кроме мертвых? Я уже давно чужак здесь, на Земле. Уже два года...
Добей меня! И проблема исчезнет сама по себе. Прошу тебя...
Только сделай это быстро, чтобы я не очень мучился...

Медуза Горгона помолчала. А потом тихо вздохнула.
– Упрямый ты... И что она в тебе нашла? Разве с тобой можно быть счастливой...

Я настолько устал от этого бессмысленного разговора и был измучен «лучевой терапией», что даже не обратил внимания на последние слова черноволосой Горгоны.

– Неужели вы меня отпустите просто так? Врага Корпорации, который два года воевал с вами... Даже если я подпишу эту бумажку, неужели поверите на слово? А вдруг я сделаю диверсию. Или атакую Белый дом из космоса?

Медуза почему-то обрадовалась моим словам.
– Ты будешь жить свободно. И делать, что захочешь. Конечно, в рамках закона... Но теперь за тобой всегда будут следить! И если ты захочешь отомстить, тебя быстро остановят. Сделают больно! А ты уже знаешь, как это бывает...

Инквизиторша в белом комбинезоне дарила мне последний шанс.
А может, надо им воспользоваться?
Иначе сгину здесь бесславно. И не отомщу.

И вдруг мне так захотелось жить, что я едва слышно застонал.
– Хорошо! Ты уговорила меня, Медуза Горгона. Ты выжгла всю мою душу, вдоволь помучила и теперь соблазняешь жизнью… И мне не остается ничего, как ухватиться за протянутую тобой соломинку!
Я подпишу твои бумаги. Но ты меня теперь знаешь! Как никто другой. В любой момент я могу снова начать войну...

– Ты только подпиши... А потом выйдешь, вдохнешь воздуха свободы, увидишь, как прекрасен этот мир, – и не захочешь снова возвращаться в мою клинику. Ты захочешь жить…

Черные бездонные глазищи Медузы Горгоны вдруг наполнились слезами.
Разве она умеет плакать?
– А еще тебя ждут! Та женщина, которая сделала все, чтобы вытащить тебя отсюда. Не забудь поцеловать ей ножки, когда будешь благодарить и кланяться... Ну, чего ты ждешь – сделай шаг к свободе!

И я его сделал.
Встал, пошатнувшись, и двинулся к прозрачной стене, чувствуя за спиной жаркое дыхание своей мучительницы.

Меня завели в другую комнату – успокаивающего зеленого цвета. И погрузившись в благодатную тишину, я едва не заснул.
Роботы уже не охраняли меня.
Пожилая медсестра, тоже белая, как ангел, заботливо усадила меня в удобное кресло, а на голову опустила серебристый шлем.

Под тихую мелодию осеннего леса я задремал.
А проснулся, когда теплые руки женщины осторожно освободили меня от шлема.
В зеркальной стене напротив я увидел себя – чисто выбритого и аккуратно подстриженного.

А потом исчезла и медсестра, и кресло.
Стены изменили зеленый цвет на небесный – и сверху ударил упругий весенний дождь.
Его капли тщательно смывали с меня грязь, боль и страх. Смывали прошлое, кровь, отчаяние.
И только жажду мести не могли смыть. Потому что для этого меня надо было бы просто убить...

Сброшенные на пол хламида и брюки растворились, как и не бывало.
Я стоял под теплым дождем в костюме Адама и наслаждался живой водой.
И, уже готовый к новой жизни, чистый и безгрешный, как младенец, я сделал шаг вперед, к овальному отверстию двери, где уже ждала моя одежда.

Чистое белье, темно-синяя рубашка, черные брюки, такого же цвета лакированные туфли. Неужели я снова человек, а не затравленный зверь? Как все-таки хорошо одеться по-человечески!
Я затянул пояс, провел рукой по коротко остриженным волосам.
Ну, вот и все. Где мое настенное зеркало?

...Чужой мужчина тяжело смотрел на меня по ту сторону стены.
Или по ту сторону жизни, кто знает.
Среднего роста, худощавый, заостренные черты лица, плотно сжатые губы. Седой «ежик» прически.
Высокий лоб мыслителя – и узкие, как бойницы, глаза.
И прячут они в себе какую-то глубокую пропасть.
Не ту ли, с которой я только что выбрался?

И взгляд. Неужели это ты, друг?
Тяжелый, недоверчивый и очень усталый взгляд.
И на лице твоем уже видны следы времени, войны, потерь и поражений.
И последнего «лучевого» эксперимента.
Сорок лет – это уже срок. Но еще можно начать жизнь сначала.

Я улыбнулся. И улыбка эта мне понравилась.
Есть еще порох в пороховницах!

Как добрая фея, на моем горизонте снова возникла госпожа медсестра.
Осмотрела довольно, подарила улыбку и вежливо пригласила следовать за ней.

В конце длинного фиолетового коридора я увидел открытую дверь и напрягся.
Подошел осторожно, остановился на мгновение – и решительно вошел...