То был лишь сон

Бог мой, кого я вижу, рыцарь мой!
Да, как на вас сверкают эполеты!
Какая выправка, осанка, строгий взор.
Глазам не верю, сударь, вы ли это?

Когда юнцом безусым были вы,
И волю чувствам юности давали,
Вы мне в любви, столь искренне, клялись.
Вы помните об этом? Ах, едва ли!

Вы помните, мой рыцарь, на балах,
Как взглядом, жаждущим, меня искали.
Как с вами мы, до утренней зари,
Под музыку мазурку танцевали?

А помните, мой сударь, как клялись
В любви своей неистовой до гроба?
Ах, Боже мой, как были мы юны,
Как влюблены мы с вами были оба!

Когда ваш полк драгунский уходил,
Наш городок уютный покидая,
Я плакала тогда, что было сил,
Вас, рыцарь, на прощанье обнимая.

А вы, мой рыцарь, спешившись с коня,
С такой печалью на меня смотрели,
И аксельбанты, на закате дня,
В лучах последних так на вас горели.

А я, сгорая от любви своей,
Разлукой, предстоящей, убивалась.
Вы уходили со своим полком,
А я вас ждать, с надеждой, оставалась.

Вы помните? Уж сколько лет прошло,
А я всё жду безусого повесу,
Который в танце стан мой обнимал,
И обещал любить свою принцессу.

Так, сколько лет минуло, рыцарь мой?
Вы изменились: не юнец, мужчина.
Так, что же вы, забыли обо мне,
Или была на то у вас причина?

Ах, да, мой друг, по видимости всей,
Там, где ваш полк, затем, расположился,
Где вы несли святой военный долг,
Юнец безусый заново влюбился?

И, так же, закружившись на балах,
В любви клялись, кому-нибудь, до гроба?
Да, не смущайтесь, рыцарь беглый мой,
Давайте, будем откровенны оба.

И, заглянув, в погасшие глаза,
Уже, себя в них, зная, не увижу ,
Я понимаю: это был лишь сон,
В котором я люблю и ненавижу.