Румянец власти

Подавившая свою природу Людмила Сидоровна, Люсид, годами смиренно носила бумаги начальнику. Бледная, с узким лицом, тонкими губами, серыми волосами, обрубленными до плеч и строгим прямым пробором. Одежда тоже невнятная, бесформенная. Самые скромные туфли на свете. Галоши рядом с ними - буйство красок и формы. Потом произошли непредвиденные расстановки: одна заболела, другая уволилась, третья перешла в другое подразделение, и Людмилу Сидоровну назначили начальницей отдела кадров. Через исполняющую обязанности, но и это не входило в предел мечтаний чинопочитаемой трудовой единицы. Она преклонялась перед любым начальником. А тут за справками к ней потянулись те, с кем раньше заговорить не смела. Все в ее мире перевернулось на голову. Поначалу восторг от должности перехватывал дыхание.

Потом она освоилась и на дверях кабинета повесила правила внутреннего распорядка, памятки и часы приема. Целый день народ принимать она не имела моральных сил. Всякие виды доступности воспринимала, как фамильярность. Полагала, если в отдел кадров каждый будет заваливаться, когда пожелает, то осквернит его природу. Только недоступность может привить пиетет и особую значимость.

Прошло несколько недель. Впервые Люсид властью злоупотребила, когда заведующий отделом попросил справку для себя по телефону. Как раньше было принято. Не снизошел до скромного кабинета. Люсид объяснила сдержанно, но с достоинством:
- Ее нужно заказать. Такие дела по телефону не делаются.
Вчера еще делались, а сегодня, при новой начальнице Люсид Сидоровне ( так тоже ее называли) стало нельзя. И если бы только справку. Нельзя стало отпрашиваться, менять срок отпуска, совмещать, заменять, разбивать, просить и советоваться. Запустился безмолвный ход служебных записок, которые народ уведомляли, предупреждали и напутствовали.

Планомерно, шаг за шагом, Люсид вмешалась в производственный процесс таким образом, что сделала его невозможным. "Караулом" сделала начальница работу обыкновенной поликлинники. Люди стали не врачами, а работниками, соблюдающими трудовую дисциплину и помнящими, что "незаменимых людей нет".

Все правильно, конечно, но караул наступил полный. "Нельзя" шипела Люсид своим помощницам, завела которых в количестве трех. Те, в свою очередь, шипение тиражировали. Сама начальница сделалась народу недоступной и непонятой. Никто не понимал, чего она добивается в конечном случае. Остаться в поликлинике одной? Но кому тогда писать служебные записки? Над кем властвовать? Кому говорить "администрацией решено вам отказать". Во время начальственного спича на ее бледном лице появлялся румянец, ранее возникающий только однажды: когда на выпускном школьном вечере долговязый одноклассник пригласил на танец. Танцевать она не пошла, но вспоминала эту трогательную историю все последующие тридцать лет. Замужем не была и ни с кем никогда не танцевала. И вот снова румянец. Покраснеть ведь без волнения нельзя. Только значимые для личности события могут включить биохимические реакции. Человек должен пережить что - то вроде шока, иначе с бухты барахты не краснеется. А тут румянец стал появляться вслед за отказом в отгуле, отпуске, смене графика.

Чем больше народу становилось плохо, тем лучше становилось Люсид. Каждый румянец вызывал состояние обновления подавленной природы, вдохновения забитой души и свободы властнолюбивой натуры, недавно до власти дорвавшейся. И был бы процесс наслаждения властью бесконечным, если однажды бы Люсид не перегнула палку, заигравшись во всемогущество. Забыла, что власть - это не пожизненное качество. Ее можно лишиться так же быстро, как и получишь. Особенно, когда поддержки среди властьимущих нет, а должность получена случайно ( своих претендентов на это место не оказалось).

Люсид опрометчиво отказала в услуге генеральному директору, сообщив, что справка будет готовиться три дня. Но сначала нужно ее в письменном виде заказать только во вторник с четырнадцати до шестнадцати или в четверг с д-ти до п-ти. И ни в коем случае в другое время. В другое время она население не принимает. И в кадры соваться не стоит, где обязательно облаят и отошлют перечитывать трудовой договор. Генеральный сначала ничего не понял, но секретаря послал заявку на справку написать. Потом опомнился, рассвирепел и вник в ситуацию. Ему давно жаловались на бюрократию, но он масштабов бедствия не представлял. Генеральный в один день назначил новую начальницу, понизив Люсид до прежней скромной должности.

Народ ликовал и ждал последствий свержения. Но не из того материала была создана Люсид, чтобы людям свой крах демонстрировать. В глубине души она осталась властной особой, будто коронована была пожизненно. Внутренне она позиции не сдала и продолжала общаться с людьми сквозь зубы. Проволочек с запросами и часами приема ей сохранить не позволили. Но исполнять обязанности она продолжала надменно, отвечая на просьбы с презрением. Всячески выпячивая одолжение, какое народу она оказывает. И, вроде, исполнительная, не придерешься. А как к ней нужда за справкой посылает, так в душе караул начинается - полное отвращение к походу.

Одно успокаивает. Встреча с такой особой - это неизбежность. В каждой организации есть своя Люсид, превратившая работу в караул. И хорошо, что они равномерно в мире рассеянны. Портят жизнь людям понемногу, как москиты. А то, если бы собрались они где - нибудь вместе, то случилась бы эпидемия, выкосившая большие племена работников. Очень жестокая была бы эпидемия, не совместимая с нормальными условиями. А так, понемножку, по одной Люсид на организацию, человечество, в целом, не страдает. Мало ли паразитов на свете. Не вымирать же теперь от каждого.