Пути неведомы

Конец декабря, обледенели тротуары, тоненький-тоненький месяц плывет за одинокой звездочкой по темному небу. Люди торопятся домой к телевизору, к ужину, к семье. Город в огнях, украшениях, наряженные елки, витрины. Профсоюзы закупают сладкие подарки для детей. Суета, подготовка к Новому году.

А в нашем спальном районе еще тихо. На дорожке темновато, фонарь вдалеке. Обгоняю сгорбленную маленькую сухонькую старушку в синем пальто и белой шапочке. Она идет с палочкой осторожно, опасаясь под скользнуться на льду. В руках мешочек, видно идет с магазина. Останавливается перед ступенькой, выбирает куда стать.

- Давайте помогу, - хватаю я ее под руку. Ой! – вздрагивает она, - Вы лучше мешочек мой подержите, пока я поднимусь. Перед нами пять ступенек. Я беру ее мешочек, а она медленно, держась одной рукой за перила, преодолевает ступеньки. По лицу вижу - ей больно. Видно суставы. Ах, эти суставы, болезнь века. У меня самой два года назад болели суставы, знаю, что это за горе такое. Болезненно сделать каждый шаг. После этого я вижу у кого больные суставы по выражению лиц, по тому, как идут люди, как поднимаются в троллейбус.

- Поставьте сумочку на землю, - говорит она, когда мы преодолели подъем, - я передохну и пойду дальше.
- А Вы, в какой дом? - спрашиваю я.
- В пятнадцатый, - показывает она.
- Так и я там живу, меня Валей зовут, давайте вместе дойдем, я донесу ваш мешочек, - вспоминаю, что видела эту старушку раз в подъезде. Я здесь живу недавно, а ее запомнила, потому что она поздоровалась со мной тогда.
- Ефросинья, - назвала свое имя старушка, и мы потихоньку пошли к дому.
На мой взгляд, ей было где-то за восемьдесят. Сгорбленная спина указывала, что прогрессирует остеопороз, походка свидетельствовала о заболевании суставов. Когда-то у моей бабушки, была также сгорблена спина. Я спросила: - У Вас проблемы с суставами?
- Да, - ответила Ефросинья, - и со спиной тоже.
Заглядываю в ее глаза и вижу чистый взгляд, не затянутый поволокой возраста. И как-то чувствую ее страдающую душу.
- А вы лечитесь?
- Не особо, была в поликлинике, говорят «возрастное». Стали выписывать льготы, а заведующая говорит, так она же не наша пенсионерка.
- Что означает «не наша»? – удивляюсь я.
Ее плечики еще больше согнулись, а глаза увлажнились:
- Мы приехали из …, пять лет назад всей семьей. Жить там стало невозможно, гонения от молодежи. Даже с топором приходили в дверь стучали: «Уезжайте в свою страну и все!».
- Вы здесь квартиру купили?
- Нет, мы сняли квартиру, купить было не за что, там продать не удалось. А потом дочь уехала работать в Мурманск, муж умер, сын женился и переехал к жене. Мне одной платить за квартиру стало не под силу, я дала объявление в газету: «Женщина ищет жилье, может помогать по хозяйству. Мне и позвонили Галина, она немного старше меня. Вот так я и переехала в этот дом четыре года назад. Убираю, готовлю, в магазин хожу. И вот сделала глупость, изначально договор с хозяйкой не заключила. В результате прав никаких – рабыня Изаура и все. Сколько я грязи за моей хозяйкой и ее дочерью вынесла, Вам не передать. Днем работаю, а ночью слезами подушку омываю. Чужой дом, он и есть чужой. Возраст свое берет, по ночам спать не могу, ноги болят, спина болит. Днем за хозяйкой ухаживаю, а она намного за меня здоровее, даже давление не поднимается. Но мое дело рабское - работай и молчи, а ее хозяйское – распоряжения давай. Вот сегодня ее внучки приедут, я и пошла за тестом – уж очень они пирожки мои любят. Жизнь прошла, по мелочам растерялась, разве я могла подумать, что в старости так жить придется. Знаете…, - она как-то беззащитно улыбнулась, - не подумайте, что я с ума сошла, но так как надежды ни на что лучшее нет, с каждым днем болеть будет больше, и работать тяжелее… Наверное, с отчаяния написала письмо деду Морозу, как в детстве, и отправила.
- А что Вы написали? - поинтересовалась я.
- Чтоб еще хоть раз с дочкой увидеться! И чтоб у моих деток все хорошо сложилось, а в старости, что был у них свой дом и семья радом.
- А в социальную службу обращались?
- Нет, я же из другой страны приехала. Уж буду здесь, пока передвигаться могу, и пока меня не гонят. Дочка, обещала, что когда зима закончится, она меня к себе заберет. У них там ночь сейчас. - Не заберет, - подумала я. - Если бы хотела, уже забрала бы. Да и некуда ей забирать Ефросинью, если угол снимает.

Мы шли под редкими фонарями, разрывающими темноту, останавливаясь через каждую дюжину шагов, чтобы старушка передохнула. Месяц между домами напоминал о бесконечности далекого космоса, вечности мирозданья и о нашем таком коротком жизненном пути.
- Не печальтесь, - сказала я. - Я схожу в социальную службу, и обязательно к Вам зайду, и надеюсь с хорошей новостью.
- Спасибо Вам за душевность, - сказала Ефросинья, - за беседу. Не беспокойтесь, уж как Бог даст, так и будет.

Я отдала ей мешочек, когда она выходила из лифта, мне нужно было двумя этажами выше. Скажу по правде, у меня несколько дней не выходила из головы старушка, но было много работы и забот. И я решила, что сразу после Нового года заеду в социальную службу и попытаюсь помочь решить проблемы Ефросинье.

На Новый год я уезжала к родственникам, а когда вернулась, забежала в квартиру, где жила Ефросинья, чтобы записать ее паспортные данные и написать с ней заявление в социальную службу. Дверь открыла полная пожилая женщина с недобрым взглядом. «Уехала», - буркнула она, разглядывая меня в упор. «Куда?», - спросила я, но дверь перед моим носом захлопнулась.

Только через день, я узнала, куда уехала Ефросинья. Дворник, тетя Маша, рассказала, что видела, как за ней приехала дочка. «Вы знаете, когда она уезжала, у нее были такие счастливые глаза, и даже спина прямее стала», - сказала она.

Я чувствовала, что душой прониклась к этой старушке, хотя разговаривала с ней только однажды. - Я с ней часто общалась, - как бы прочитала мои мысли тетя Маша, - она удивительно интересный человек, бывшая учительница. Вот как может сложиться жизнь! Никто не знает своего будущего.
- Надеюсь, у нее все будет хорошо! – сказала я, и подумала - Все-таки дед Мороз получил ее письмо. Дай Бог ей здоровья и счастья!