Предсказание цыганки

Моя соседка – самоуверенная прыщавая особа пятнадцати лет.
Пирсинг, тату, яркий макияж «а ля апачи» - вот далеко не полный комплект современной леди.

Татка забирается на мой диван с ногами и обхватывает тонкими длинными руками угловатые коленки.
- Опять с Петькой поругались?..
Девочка тяжко вздыхает.
Я достаю из серванта колоду потрёпанных карт.

Вообще-то соседку зовут Наташкой, но так её никто не зовёт, даже мать.
Татка любит мороженое, чипсы и Петьку из одиннадцатого «а».
Я кладу на скатерть бубновую даму:
- Что на сердце, что под сердцем, чем душа успокоиться…Давно бы сама научилась гадать, - ворчу я.
- Не-а-а, - тянет Татка, - самой – не интересн-аа…
- Семёрка – свидание… Восемь бубей – весёлый разговор… Скоро помиритесь! – подвожу я итог.
Девчонка, словно петлю, закидывает на мою шею свои верёвочные руки и чмокает в щёку.
- Спасибо!.. Тёть Жень, а кто вас научил так хорошо гадать?
- Слушай, ты и вправду веришь во всю эту белиберду?
- Конечно, верю - всегда же сбывается…
Девочка хватает из вазы леденец и засовывает его в рот. От печали, как будто, не остаётся и следа.
Теперь она похожа не на ощипанную курицу, впорхнувшую ко мне полчаса назад, а на взъерошенного воробья, проснувшегося от ярких солнечных лучей.
- Вот бы мне настоящая цыганка погадала! – щебечет Татка. – Я бы ей своё колечко подарила, не пожалела бы!
Наташка крутит на пальце дешёвое, со стразами, колечко. Наивная!
- А хочешь, я тебе историю расскажу, взаправдашную?
Девчонка округляет глаза:
- Ой, давайте!
У неё есть одно, существенное в наше время достоинство – она умеет слушать.
- Тогда слушай, Татка…
Я тоже взяла из вазы леденец, повертела в руках и, не разворачивая, положила на стол.
Девочка, склонив голову, приготовилась слушать.
- Значит, так, - я потёрла виски. – История совершенно невероятная, но вполне правдивая…
- Прадед моего мужа когда-то был удачливым купцом.
Деньги легко доставались и также легко покидали кошелёк Максима Петровича.
- Женись, не то сопьёшься или проиграешься в карты! – увещевали родители.
Женщины и вправду обожали молодого повесу и балагура.
Был он ростом велик, норовом горяч, а внешность имел яркую.

Пряности и шелка, рыба и каменья – всё, к чему прикасалась рука купца, приносило хороший барыш.
В трактирах он щедро раздавал чаевые, на паперти – милостыню, а цыганам за песни и пляски дарил дорогие безделушки.
Как-то раз прицепилась к Максиму Петровичу цыганка:
- Дай, красавец, погадаю!
Протянул купец свою ручищу, покрытую рыжими волосами:
- Гадай, черноглазая!

Зыркнула цыганка глазищами, монисто на шее поправила:
- Не серчай, батюшка, если что… Быть тебе к Ореховому спасу обручённым… Через год жди первенца – мальчонку… Дела твои в гору пойдут пуще прежнего. Сам знаешь, липнет к тебе золотишко, как банный лист – к телу.
Максим Петрович звякнул тяжёлым кошельком, достал серебряную монету и вложил цыганке в смуглую ладонь.
- Дай- то Бог, чтобы сбылось!
- Не спеши, касатик, - шепнула цыганка на ухо, - главного я тебе ещё не сказала!
- Мне ничего более и не надобно! – отвечал купец.
- Как знаешь, барин! Предостеречь я тебя хотела…Но воля твоя!
- Сказывай, - говорит купец.
- Опасайся, Максим Петрович, зверя лесного, хищного…
- Волка? – спрашивает купец.
- Его, батюшка, его! – отвечает цыганка.
Купец в ответ только рассмеялся:
- В наших краях волков давным-давно повывели! Врёшь ты всё, черноглазая… Ну, да серебряный мне не жаль. Деньги – что вода…
Татка повела худыми плечиками:
- Ой, как интересно!.. А дальше?
- Ну вот, прошло, значит, восемь лет, - продолжила я рассказ. - Максим Петрович удачно женился, на девушке скромной, но состоятельной. Родила она ему сына-крепыша, такого же рыжего, как отец.
Максим Петрович стал примерным семьянином, на сторону – ни-ни! Один только грешок остался – по трактирам шляться и деньгами сорить. Как только жена ни просила – всё бестолку.
Заключит супруг выгодную сделку – ищи его в каком-нибудь кабаке, с друзьями-товарищами…
- Все мужики одинаковые! – выдала Наташка.
- Не перебивай! – цыкнула я.
Девочка прикрыла рот ладошкой:
- Молчу, тёть Жень…
- Вот и молчи… Дальше вот что было…
Зима в том году выдалась лютая, как никогда.
Максим Петрович, сидя в трактире и подливая водки собутыльникам, бахвалился:
- Если дела так и дальше пойдут, к весне пароходишко куплю, путешествовать стану!
- Да ну? – удивлялись собутыльники. – А ну как прогоришь? Подведут тебя твои подельники под монастырь. Это они с виду агнцы божьи, а хватка у них – волчья!
Максим Петрович хрустнул солёным огурчиком:
- Волчья, говоришь?
Он задумался, будто что-то припоминая, затем сдёрнул с груди белоснежную салфетку и швырнул её на стол.
Собутыльники удивлённо переглянулись.
Опершись на стул, он с трудом поднял грузное, непослушное тело.
Потом, пошатываясь, направился к картине, висевшей над камином.
На ней был нарисован зимний лес, а на переднем плане – огромный волк, готовящийся к прыжку.

Шерсть на загривке его стояла дыбом, пасть ощерилась, а глаза налились кровью.
- Никогда, никого не боялся Максим Петрович Скоробогатов! – воскликнул купец.
Он с силой ударил по потемневшему подрамнику старой картины.
В тот же миг она сорвалась с петли и больно ударила пьяного купца по голове и предплечью.
Максим Петрович охнул - с тыльной стороны ладони его торчала ржавая игла. Кто и зачем воткнул иглу в подрамник – одному Богу известно.
В трактире воцарилась гробовая тишина…
Вскоре Максима Петровича не стало. Поговаривали, что умер он от заражения крови.
А ещё говорили, что в бреду горячечном он звал цыганку:
- Эх, права ты оказалась, черноглазая! Права…
Наташка громко вздохнула и поднялась с дивана:
- Тёть Жень, я больше не приду гадать, ладно?..
- А чего так?
- Не хочу будущее знать…
- И правильно, Татка! Ты забегай просто так, чайку попьём!
- Ладно, забегу…
И Татка тихо прикрыла за собой дверь.


(все фото взяты из интернета)