Поезд (памяти Татьяны Опалько)

По льготному списку, как по этапу
в тридцать седьмом в Магадан,
токарь – к станку, поварята – постряпать,
кто-то взял бубен – шаман.

Эх! Пошаманим, ребята, с устатку
под вечер, где снег серебрит.
По льготному списку работа не сладкая,
тяжёлая, чёрт побери!

Здесь мужику-то и то отрыгнётся,
а баба, подавно, не в счёт,
но есть ещё рядом тот, кто смеётся,
мол, баба всё выдюжит, вот.

Баба, быть может, всё стерпит, понятно,
не привыкать ей терпеть,
но, кажется мне, что было б занятней
ей где-нибудь в хоре петь.

Иль за прилавком стоять, улыбаясь
в белом халате под снег,
чтоб с ней у подъезда, порою встречаясь,
здоровался человек.
И, глядя ей вслед, говорил, не стесняясь
хороших лучистых слов,
а женщина эта, опять улыбаясь,
дарила б улыбкой любовь.

Но как подарить ей улыбку такую,
после работы такой,
когда зимний ветер под лёгкие дует,
а женщине жарко, как в зной.

Но кто-то ж сказал, что женщина – баба,
работать взахлёб – не рожать,
кто так говорит. они – баобабы,
откуда им женщин понять.

Им бы себя понимать, да и только,
как в сказке, Конёк Горбунок,
они шутники после выпитых стопок
и пляшут, не чувствуя ног.

А в пляске игристой не замечают
женских задумчивых глаз,
которые после работы отчаянной
тоскливо смыкаются враз.

Им не до пляски игристой, ребята,
им бы чуть-чуть отдохнуть,
по льготному списку, как по этапу
вы их отправляете в путь.

Кто-то доедет до пенсии славной,
кто-то отстанет на век,
поезд повёз своих льготников плавно,
всё убыстряя свой бег.

Там, за окном, проплывали посёлки,
поля растревоженной ржи,
глухие леса, где не вывелись волки,
при виде которых дрожишь.

Поезд умчался, рельсы уснули,
как дети в детском саду,
по-льготному списку, словно под дулом
того и гляди пальнут.

А ведь стреляют годы, как пули,
жестоко бьют по вискам,
зазывают вас в льготники жулики,
всем бы им дать по мордам.

И записать бы их в льготники ротами,
да по этапу – вперёд,
а женщин российских всех на курорты бы,
Вот!