Пощёчина (продолжение)

Весь вечер Вера Сергеевна старалась отвлечь девочку от грустных мыслей. А Оленька, то и дело, всё на часы поглядывала. И, столь, очевидны были пожилой женщине страдания шестилетнего ребёнка, столь сильны были любовь и привязанность девочки к матери, что какое бы участие не принимала добрая соседка в судьбе девочки, она прекрасно понимала, что её забота и внимание не могут заменить материнского участия в её детской, но уже надорванной судьбе.

Сердце Веры Сергеевны разрывалось на части, глядя на страдания Оленьки. Чего только не пришлось видеть этой женщине за свою долгую и нелёгкую жизнь, но такой несправедливости по отношению к чувствам ребёнка она не могла понять и принять в свою добрую душу. И решила для себя Вера Сергеевна, что обязательно должна помочь непутёвой матери одуматься. Только, вот, с чего начать и, как это сделать, она пока не понимала. Одними разговорами бороться со Стефкой было бесполезно. Да, и сколько можно говорить? Тут какие-то особые, кардинальные меры воздействия нужны. Не допускать же ситуацию до лишения её материнских прав? Пропадёт девочка без матери, не выдержать ей разлуки.

Рано утром Вера Сергеевна, оставив спящую Оленьку и, осторожно прикрыв за собой дверь, вышла на лестничную площадку и, для начала, тихонько, не настойчиво постучалась в дверь Стефки. За дверью была роковая тишина. «Спит, непутёвая, спит спокойным сном… Да, как же это возможно»? – подумалось Вере Сергеевне. Она постучалась более настойчиво, понимая, что в такое время, ещё не протрезвевшую, Стефку разбудить будет не легко. На удивление, сонный голос за дверью отреагировал незамедлительно:

- Серёга, ты? Чего так рано припёрся? Есть чем здоровье поправить, - брякая замками с внутренней стороны и, наконец, открыв дверь и, не поднимая головы на Веру Сергеевну, бубнила пьяная женщина.

- Ждёшь кого-то, милая? - сохраняя спокойствие, спросила Вера Сергеевна.

- О, тётя Вера, здрасти вам, пожалуйста, воспитывать пришла? Ты бы ещё в пять утра меня построила для воспитательной работы. Надоело всё, - шипела недовольная Стефка, пытаясь преградить соседке путь в квартиру.

Но Вера Сергеевна была настойчива в своём желании повлиять на мать-кукушку. Оттолкнув злую, не проспавшуюся Стефку, она прошла на, загаженную, прокуренную, закопчённую кухню и, брезгливо качая головой, присела на край табурета.

- Иди сюда, горе-мать, потолковать с тобой пришла.

- Недосуг мне, тётя Вера, толковать с тобой. Иди домой. Видишь, болею я. Пока здоровье не поправлю, не человек я.

- А ты уж давно, девка, человеческий облик потеряла. Видели бы тебя твои родители. Ни стыда, ни совести в тебе не осталось. Ты в зеркало на себя давно глядела?

- Ой, тётка Вера, не лечи меня, очень прошу. Голова взрывается от боли. У тебя, случаем, ничего нет здоровье поправить? Будь человеком, налей сто грамм, иначе разговора не получится.

Всклоченная, растрёпанная, неряшливая Стефка стояла перед пожилой женщиной, скрестив руки на груди, и кривлялась, показывая всем своим видом, как ей, бедной, плохо.

- А Оленька-то твоя где, мамаша?

- Оленька… А, что Оленька? К подружке, наверное, побежала. Ей бы только гулять, да по гостям шастать. Я, вот, ей задам, как вернётся. Совсем от рук отбилась, дрянь такая.

- Эх, Стефка, Стефка, до чего же ты докатилась? Ночь ребёнка дома нет, а ты и не хватилась Оленьки. А мало ли, случилось что с девочкой? Совсем малая ведь ещё.

- Да, никуда не денется твоя Оленька, тёть Вера, не нагнетай, без тебя тошно.

- Ладно, Стефка, не получится, видать, у нас с тобой путёвого разговора. А, коль, не получится, так и не надо! Я-то, по старой дружбе, уважая память о твоих родителях, хотела помочь тебе, да, видно, не судьба. Вот, что я сказать тебе, девка, хочу: тут все соседи наши объединились и бумагу на тебя состряпали, в которой указали на твои, с позволения сказать, шалости.

Так, вот, просят они лишить тебя материнских прав, ибо все, как один, считают, что не нужна тебе твоя дочь, нет у тебя, бедной, времени на её воспитание. Так что, жди комиссию. Отнимут у тебя Оленьку, отнимут и глазом не моргнут. И будет твоя Оленька в детском доме маяться при живой-то матери. А, впрочем, какая из тебя мать? Ты уж и думать забыла о своих материнских обязанностях. Нет в тебе ничего от матери! Нет и уж, видать, не будет никогда. Пропила ты свои материнские чувства, Стефка, пропила.

Вера Сергеевна, вдруг, почувствовала резкую сердечную боль. С кровью давался ей этот тяжёлый разговор с молодой женщиной, которая, похоже, слушала и не понимала толком о каких серьёзных вещах говорит с ней, не равнодушная к её беде, женщина. Вера Сергеевна посмотрела на Стефку осуждающим взглядом и, махнув рукой, давая понять, что напрасно рвёт себе душу и тратит время, уже хотела было направиться к двери, чтобы поскорей покинуть это грязное, неухоженное жилище, как, вдруг, Стефка прегродила ей дорогу и, грязно выматерившись, закричала:

- А ты кто такая, чтобы воспитывать меня? Не твой ли мужик на тот свет ушёл, водки обпившись? Своё забыла? И Светка твоя за ним в могилу ушла. А почему, не помнишь, тёть Вер? Да, времени у тебя на Светку не было. Мужика вытаскивала, а девку упустила. А припекло, так вспомнила, да поздно было...Светка твоя свечкой догорала уже. Иль забыла? Стефку учить пришла? Поглядите на неё, явилась. Да кто тебя приглашал, воспитательница...

Лицо Стефки перекосилось от злости. Крича и извергая грязные матерные слова, она размахивала руками и всем своим видом походила на сумасшедшую, не долечившуюся в психиатрической лечебнице. Вера Сергеевна, подошла на шаг ближе к Стефке и, не контролируя себя, вдруг, отвесила той такую пощёчину, от которой Стефка, не ожидая такого поворота, аж пошатнулась. Она стояла, ошарашенная, белая, как мел, и молчала, потирая, пострадавшую, щёку. Вера Сергеевна, схватившись рукой за сердце, медленно направилась к выходу. У самой двери женщина остановилась и произнесла:

- Уверена, твои родители сделали бы тоже самое.

Ей становилось всё хуже. Её доброе сердце давно было изрешечённым от горя и тоски по мужу и дочери. Долго боролась Вера Сергеевна за своего мужа, хорошего и добрейшего человека. Но проклятая водка сгубила и отняла его у Веры Сергеевны. Так и умер от белой горячки. А потом и дочь, Светочка, в свои пятнадцать лет покинула любящую мать, оставив в горе и одиночестве. Не было у Веры Сергеевны даже шанса попытаться помочь своей девочке. За три месяца сгорела: опухоль головного мозга. Теперь бы Светочке тридцать могло быть. Дал бы Бог, так уже и внучата давно согревали бы сердце Веры Сергеевны.

Но всё это уже случилось в жизни бедной женщины, случилось, не спрашивая на то её согласия, оставив страдать в одиночестве, длинною в долгие годы.

(Продолжение следует)

Начало здесь http://www.myjulia.ru/article/757685/