Лягушка на пороге

Тоня, не снимая обувь, зашла с сумкой на кухню. Из-под сапога выглядывал, желтый кленовый листок. Приклеился и зашел в дом, как посланец осени. Хлеб в хлебницу, молоко в холодильник…. Звонок в дверь был неожиданным и резким. Он не удивил, хотя Тоня никого не ждала. Она делала все на автомате, в душе была печаль. Она с Валерой разводилась….

Подошла к двери и щелкнула замок. На пороге с клунками в руках стояла цыганка, довольно симпатичная и наглая. Пара широких юбок выглядывало из-под третьей, цветной платок на плечах. Глаза цыганки впились в Тоню: «Мы погорельцы! Помогите, чем можете! Может, одежонка, какая на деток есть?». Пытливый взгляд скользнул за хозяйку, оценивая обстановку.

Тоня молча пошла вглубь квартиры, цыганка последовала за ней. Верткая она готова была сама все найти, но Тоня ткнула ей пальцем в кресло: «Посиди». Стала собирать детские вещи, шубку, комбинезон, туфельки…. Оставляла, думала, еще ребенка родит. А теперь другая забота, как одной двоих вырастить.

Поставила мешок с одеждой: «Забирай!». Но цыганка уходить не собиралась, даже с кресла не вставала: «Дай погадаю!». «Чего мне гадать? Что будет, никто не знает», - отмахнулась Тоня и опустилась на диван. Ей не хотелось ни с кем, ни о чем говорить. Цыганка как бы и не услышала: «Жить в этой квартире ты уже не будешь. Не твоя она уже…».

Тоня снисходительно улыбнулась. «Хороший психолог, - подумала о цыганке, уловив ее взгляд на сапоги. - Увидела, что по паркету в сапогах хожу, вот и сделала вывод, что жить здесь не буду!». И тут заметила кленовый листок, приклеившийся к сапогу: «В самом деле, чего я их не сняла?». Хотела снять листок, но рука стала тяжелой.

«Не надо меня программировать, - вяло сказала Тоня. – Уходи, никаких гаданий». Однако зерно соблазна уже проникло в сознание: «А может погадать? Вдруг я делаю ошибку, вдруг все наладится? Не надо будет разменивать квартиру и разъезжаться». «Не наладится, но ты не жалей….», - как прочитала ее мысли цыганка.

Легко сказать - не жалей! Столько лет прожили, дети, квартиру получили. Она за эту квартиру столько отработала, выстрадала и навоевалась, сколько на одних собраниях выступала, требовала ускорить строительство дома. От нее даже стали скрывать, когда собрания в объединении проводятся. Душу в квартиру вложила. Каждый уголок с любовью обустроила и вылизала, а теперь надо разменивать. Эта мысль не уколола, а расплылась тупой болью, как болит живот. От переживаний ее последнее время подташнивало.

Липкий взгляд цыганки не отрывался от ее лица. Надо бы выпроводить ее. Но тело обмякло, а веки стали тяжелыми. Цыганка что-то говорила, а Тоня куда-то уплывала, отдалялась. Понимала, что это гипноз и надо сопротивляться, но она так устала, и так хотелось забыть обо всем….

Тоня увидела себя в детстве в их домике на окраине улицы. Тоже была осень, и листья на вишнях под окном пожелтели. И такого же цвета, как листья, их собака Пушок бегала во дворе. Отца с матерью не было дома, они разводились, и им было не до нее. Тоня бегала с детьми на улице дотемна.

Она боялась темноты. Оглядываясь, прошла по пустому двору, Пушок и тот куда-то убежал. Открыла ключом скрипучий замок и с замиранием сердца, прислушиваясь к тишине, перешагнула порог. Нога коснулась чего-то мягкого, скользкого, мерзкого и живого. Тоня вскрикнула и отпрыгнула в сторону, и снова нога коснулась чего-то мягкого и мерзкого.

Покрывшись холодным потом, она нащупала выключатель. На полу у порога сидели две лягушки. И надо же было ей коснуться каждой? Как они попали в дом? Тоня не боялась ни лягушек, ни мышей, но эти повергли ее в суеверный ужас. Впилась сознание некогда услышанная примета - если лягушка появилась в доме, хозяевам уже не жить здесь. Шестым чувством учуяла - так и будет, это предзнаменование. Это был последний год, когда они жили в том доме….

Тоня открыла глаза, на полу лежала ее новая цигейковая шуба, а рядом стояла соседка Вера Петровна. «Тоня! Тоня! Очнись…», - тормошила она её. Среди комнаты лежал мешок с вещами, собранными для цыганки. Все разбросано. Не сразу узнала свою комнату. «Что это?», – пробормотала она, пытаясь понять что происходит.

«Цыганка тебя обобрала. Я вот у лифта у нее твою шубу вырвала. Вцепилась она в нее, как клещами, еще и ударить меня норовила. Милицию я вызвала. Посмотри, чего не хватает?», - возбужденно говорила Вера Петровна, поглаживая оцарапанную руку. Не хватало золотого колечка, обручального, сережек сердечком, цепочки….

Вера Петровна не могла успокоиться: «Как ты ее в дом впустила? Представляешь, она в меня пальцем тыкнула и прошипела: «Тебе будет плохо!»». Ну, я ее обрезала: «Нет, это тебе будет плохо!». «Спасибо, - сказала Тоня. – Вы молодец. Я никогда не поддавалась гипнозу, видно сильна эта цыганка в своем мастерстве».

Цыганку не нашли. Но Тоня почувствовала облегчение, что-то плохое ушло из ее жизни. Возникла странная идея: «Цыганка вместе с золотом забрала и ее горе». Всплыли слова: «Не жалей…». Ей стало спокойнее, может оттого, что клин клином выбивают. А может, в самом деле, цыганка с золотом унесла неприятности.

Загулял ее Валера, уже пару лет, как завел себе пассию. Меняется изо дня в день, все наглее и наглее становится. Охамел, временами кажется, что получает удовольствие, оскорбляя, специально цепляет, что бы поскандалить. Год назад Тоня подала на развод, Валера жутко разозлился, просто вскипел, грозил убить. А потом стал просить прощения….

И Тоня простила. А через полгода их организация сдала в эксплуатацию жилой дом для сотрудников. Тоня к тому времени уже отстояла в очереди на жилье одиннадцать лет. И ей должны были выделить квартиру. Еще была возможность развестись, и получить квартиру только на себя и детей.

Сомнения будили Тоню среди ночи, заставляли думать, или становились кошмарами. Она не была уверена в Валере. Подумав, предложила: «Давай сейчас разведемся. Тебе останется однокомнатная, а я с детьми получу двухкомнатную. А там видно будет. У нас будет возможность разъехаться, если тебя занесет налево». Он тогда побледнел от ее слов. Тоня даже испугалась, что зря это сказала, обидела. Валера клялся в любви и верности. Женское сердце податливо, Тоня опять поверила.

Делили жилье по очередности, кто с какого года состоит на учете нуждающихся в жилье. Сначала разделили по управлениям, а их в объединении было семнадцать. А потом в каждом управлении среди работников. Ей выделили квартиру на пятом этаже пятиэтажки. Она радовалась, однако Валера среагировал по-другому: «Что? Я на пятый этаж не пойду. Чтобы с крыши на голову капало! Меняй, как хочешь». «Ждать еще 5 лет?», - Тоня пришла в ужас. «Захочешь, поменяешь! – Валера сказал, как отрезал, и ушел на работу.

Тоня заметалась в поисках выхода, она была в отчаянии. Если Валера не пойдет в трехкомнатную, он не выпишется из однокомнатной, которую надо сдать объединению, и квартиру им не дадут. Развестись они уже не успеют, кроме того, квартиры распределены и протоколы утверждены. Она не спала ночь, чего не передумала.

Решение пришло, как откровение: «Надо перепроверить, председатель профкома (Таркун И.Л.) мужик крученный, явно что-то заныкал. Может, есть нераспределенная на другом этаже?». К утру у нее уже был план.

Воспользовавшись тем, что она член профкома в своем управлении, Тоня села на телефон. Обзвонила председателей профкома, всех 17 организаций, переписала номера, выделенных их организациям квартир.

Потом начертила таблицу (шахматку), где каждой квартире соответствовала клеточка с номером. Отметила птичкой полученные, и…. О! Чудо! На четвертом этаже торцевые трехкомнатные остались не отмеченными. Кому-то их оставили! Утром с решимостью на лице она вошла в кабинет Таркуна.

Таркун засуетился, заулыбался, предложил стул и сел напротив. Он любил красивых женщин. «Пришла просить путевку», - подумал он. Что вопрос коснется жилья, не мог и предположить. Все распределено, утрясено, подписано, запротоколировано. Обошлось без скандалов. Ему нравилась эта женщина и ее боевой характер, и он уже собрался предложить ей путевку.

«Хочу попросить поменять этаж», - твердо сказала Тоня. Глаза у Таркуна округлились. «Все квартиры распределены!», - он растерялся от неожиданного поворота событий. «Дайте мне посмотреть списки квартир выделенных управлениям?», - попросила Тоня. Она подготовилась, в сумочке лежали шахматка и красный карандаш.

Требовать сразу не решилась, нужно убедиться, что не ошиблась. В углу кабинета стоял стол, там, на время оформления документов по жилью, сидел председатель жилищной комиссии, пожилой мужчина с усами. «Да, кто она такая, - возмутился он, – чтобы требовать отчет!». Улыбка Таркуна испарились: «На каком основании?». «Вы председатель профкома, а я член профсоюза, голосовала за вас, плачу взносы и хочу посмотреть, как распределены квартиры».

Таркун не предполагал подвоха. « Дай ей списки», - сказал он председателю жилищной комиссии, хотя жевлаки у него заходили. «Не разберется, номера разбросаны в произвольном порядке по 17 спискам», - подумал он, но кошка скребанула за нерв.

Однако, когда Тоня достала шахматку и стала красным карандашом перечеркивать в ней номера квартир в соответствии со списками, мужчины вскочили, как ужаленные. Без слов из ее рук выхватили списки и шахматку и, к удивлению Тони, убежали из кабинета. Пару минут она приходила в себя, а потом пошла к управляющему.

Зайти в кабинет управляющего было уже слишком. Но… Отчаяние бывает сильнее разума. И она вошла…. Таркун и председатель жилищной комиссии молча на нее уставились. Похоже, управляющего уже ввели в курс дела. Тоня ожидала, что ее выставят, и приготовила ответ, даже угрозу, типа: «Пойду выше жаловаться».

Управляющий поднялся ей навстречу: «Мне изложили вашу просьбу, вот есть две трехкомнатные на четвертом этаже. Выбирайте?». Она ткнула пальцем в одну из них. Управляющий протянул руку: «Поздравлю, она ваша». Все произошло очень быстро. «Спасибо», - почти шепотом сказала Тоня и вышла, сдерживая подступившие слезы.

Только за дверью окончательно осознала, что произошло. Она получила квартиру на четвертом этаже и это на всю жизнь! Они переехали быстро. Она помнит, как они вышли на балкон, и Валера положил ей руку на плечо: «Смотри, город, как на ладони. И так будет всю жизнь». Но на всю жизнь не хватило, и года не прошло, как снова загулял. И вот, будут размениваться.

И зачем она поверила ему? Почему он не остался в однокомнатной? Ей было бесконечно жаль эту квартиру. Видно и ему тоже. Они уже развелись, но жили здесь. Она надеялась, что он одумается и будет просить прощения, а он надеялся, что ей будет жалко квартиры, и она примет и будет терпеть его образ жизни. Несколько месяцев она тянула с разменом. Но ничего не менялось, не улучшалось…. И вот теперь цыганка: « Не надейся…», да еще эти лягушки всплыли в памяти. И унесенные ей ценности…. Зато теперь Тоня знала, что делать.