Уровень игры. 4 глава. Бизнес-леди

Глава 1: http://www.myjulia.ru/article/789149/
Глава 2: http://www.myjulia.ru/article/789159/
Глава 3: http://www.myjulia.ru/article/789177/

Окончив институт с золотой медалью, Маша пошла работать экономистом на обувную фабрику. Через год вступила в жилищный кооператив. Она была на хорошем счету, поэтому несмотря на молодость ее не стали отодвигать в очереди. Да и директор благоволил к симпатичной и старательной сотруднице. С оплатой "трешки" на окраине города помогли родители и старший брат Сережа, он к тому времени женился на москвичке и работал хирургом в московском диагностическом центре. Зарабатывал про тем временам очень хорошо. И стала Маша с родителями жить-поживать. Жизнь складывалась наилучшим образом, и молодой специалист - хотя и не спортсменка, но комсомолка и, разумеется, красавица - мечтала о еще более радужных перспективах.

Там же, на фабрике, Мария познакомилась со своим первым мужем - Василием Савицким. Их "служебный роман" развивался бурно и быстро. Не прошло и трех месяцев, как Василий сделал Маше предложение. Правда, жених был прописан в коммуналке, в крохотной комнатушке, где вдвоем с женой было бы тесно, не говоря уже о детях. Поэтому после свадьбы Василий переехал к жене. В восьмидесятом году у них родилась дочь Ольга. А через пять лет - Сын Игорь. Жила семья дружно, тесть и теща помогали по хозяйству, нянчились с внуками. Но в жизнь молодых старались не вмешиваться. Однако, внуки росли. И в трехкомнатной "распашонке" с родителями стало тесновато.

Семья начала копить деньги на расширение жилплощади, чтобы поменяться "с доплатой", пусть даже на муниципальное жилье. Но тут началась перестройка. В конце восьмидесятых фабрику перевели на хозрасчет, производство оказалось убыточным и быстро развалилось. Фабрику закрыли.

Одновременно лишившись работы, с двумя маленькими детьми на руках, супруги растерялись. Правда, долго паниковать времени не было. Надо было кормить детей. Друзей и подруг одного за другим "вышибало из обоймы". Кто-то, все продав И с грехом пополам "наметя по сусекам" на билет в один конец, повторял школьный курс английского и обивал пороги ОВИРа, мечтая о лучшей жизни по ту сторону проржавевшего "железного занавеса". Кто-то подался в деревню, возлагая надежды на землю, которая "всегда прокормит". Профессора и учителя подались в крестьяне. Сантехники и слесари - в кооперативы. Чиновники - в бизнес. Мария не питала иллюзий по поводу фермерской жизни. Она все-таки была экономистом и примерно представляла, насколько "прибыльным" может оказаться земледелие в Ленинградской области, где зима длится полгода, а лето - короткое и зачастую дождливое. Ехать на юг, совсем далеко от родных мест, было страшно. Да и как это она, прожив всю жизнь в "Северной столице" поедет куда-то в глухомань? При мысли о возможном переезде Марии сразу представлялись кадры из фильма "Белое солнце пустыни" с унылым пейзажем и непонятным народом, враждебно относящимся к чужеземцам. Да и вообще со страной что-то непонятное происходит... поговаривают о том, что какие-то республики захотели отделиться от родного Союза и стать отдельными странами. Возможно ли такое? Кто его знает... Но лучше не рисковать. Эдак ведь можно оказаться за границей, даже того не желая! И пустят ли ее потом обратно, в родную страну, если захочет вернуться? Мария обсуждала все это с мужем, но Василий старался уходить от этих разговоров, замыкался в себе, Мария видела, что он очень подавлен и стыдится своей неспособности вывести семейный корабль из финансовой ямы, в которую он проваливается стремительно и неотвратимо.

Супруги еще не понимали, что проваливается туда вся страна, изнутри катастрофа выглядит иначе: кажется, что не повезло только тебе, а остальные - вон, ничего, устроились как-то... на улицах стало больше автомобилей, даже в их дворе появились иномарки. Значит, кто-то зарабатывает, выкарабкивается? Чем же они хуже соседей! Подбадривая себя образом неунывающей Вивьен Ли из "Унесенных ветром", Мария немедленно взялась за первую же работу, которую смогла найти в течение недели - продавцом на кооперативном рынке. А по вечерам за дополнительную плату мыла там же полы. Детей почти не видела, прихода я работы, валилась с ног от усталости. Ну, что же? Она молодая, сильная. Она справится. И со временем жизнь обязательно наладится, и она найдет нормальную работу, где ее снова будут ценить и много платить. Да и Василий уверял, что у него наклевывается какое-то выгодное дело... Мол, он договорился сдать свою комнату, и скоро будет достаточно денег, чтобы заняться индивидуальной трудовой деятельностью, теперь ведь это можно. Мария не вникала, она полностью доверяла мужу. И, хотя он часто приходил выпивши, объяснял это особенностью деловых переговоров - мол, в России ведь ни одной бумаги не подпишешь, если не выпьешь с партнером.

Но бизнес оставался нереализованной мечтой. Деньги не появлялись, а тех копеек, что выбиваясь из сил зарабатывала Маша, едва хватало на питание и оплату коммунальных услуг. Об обновках и праздниках давно забыли. Со временем Маше все меньше нравились эти его странные идеи, которые так ничем и не заканчивались. Она стала намекать, что, мол, хватит мечтать, лучше просто поискать работу. Ведь ей трудно одной содержать семью. Но он все находил какие-то отговорки. К счастью, родители полностью взяли на себя и хозяйство, и внуков, так что Мария могла не заботиться хотя бы об этом.

А однажды Василий пропал на три дня. Обеспокоенная Маша обзвонила все морги и больницы, а потом догадалась съездить на его прежнее место жительства... Она обнаружила мужа в стельку пьяным в загаженной комнате и в обществе такого же лежащего без памяти собутыльника и... собутыльницы. Живописная картина, представляющая собой уродливую пародию на иллюстрации из Кама-сутры, не оставляла места для сомнения. Это была последняя капля. Мария подала на развод. В восемьдесят восьмом году она осталась одна с родителями пенсионерами и двумя малолетними детьми. Оленьке - восемь, Игорю - три.

Пока занималась бракоразводными делами, потеряла работу на рынке. В пору вешаться! Но вдруг совершенно случайно встретила на улице подругу детства. В пионерском лагере вместе отдыхали. Посидели, поговорили. Мария пожаловалась на свои беды. Оказалось, подруга раньше в Приозерском райкоме работала, у нее сохранились связи с администрацией города. И она рассказала, что их пионерский лагерь давно закрылся. И городские власти продают участок вместе с корпусом. Недорого. Да вот только покупателя пока нет...

Мария Павловна уже в который раз наполнила свою рюмку. И чокнулась по очереди с Бэллой и Тимуром, для которого Оленька принесла бутылку "Кенигсберга".

- И тут вдруг я подумала что это - мой шанс. А что? Новые времена наступают, перестройка, надо и мне перестраиваться... И спросила, почем продают. Правда, без особой надежды. Но когда Света назвала цену, которую просят за участок с корпусом, я подумала, что мы могли бы справиться. В тот же вечер мы с родителями на семейном совете все подсчитали и решили продать квартиру и папину машину, все равно он уже почти не садился за руль. А квартира наша сильно поднялась в цене после того как в район Черной речки метро провели. Позвонили брату в Москву. Сережа против продажи не возражал и на свою долю не претендовал. Его семья не бедствовала, а наше положение он хорошо понимал и сочувствовал. В общем, добавив к деньгам, вырученным от продажи квартиры и машины еще и все родительские сбережения, и взяв кредит, мы наскребли требуемую сумму и выкупили здание. Конечно, все здесь было в плачевном состоянии. Но наш маленький семейный кооператив с энтузиазмом взялся за дело. Сами все шпатлевали, красили, расчищали территорию. Папа своими руками оборудовал в одной из душевых баньку. Отопление здесь автономное, котел надо топить углем. С доставкой - дорого. Самовывозом - не на чем. Но и тут Сережа посодействовал - кто-то из его прежних ленинградских сослуживцев помог почти задаром приобрести списанную карету "Скорой помощи". В ней мы и возили уголь. И на ней же - строительные материалы, песок, гравий... Сняли заднее ограждение над обрывом, выровняли склон - для лыжной трассы зимой. Было очень трудно, несколько раз казалось, что все, не вытянем. Друзья и родственники уже перестали нам давать в долг. Я хронически не высыпалась и несколько раз умудрилась заснуть, присев на табуретку, под грохот отбойного молотка! Устала обивать пороги кабинетов и унижаться, доказывая, что наш семейный кооператив не может платить налоги с прибыли, потому что прибыли никакой еще нет! По плану база должна была начать работать еще полгода назад, но мы не укладывались в сроки ремонта... Однажды мне удалось очень дешево купить на таможне конфискат - финский линолеум для коридоров. А местные работяги, которых мы наняли, чтобы его положить, все испортили! Я ведь такая идеалистка была - думала, что если людям заплатить вперед хотя бы часть, они будут лучше работать, стимул появится. А они, как только получили аванс, так "простимулировались", что с пьяных глаз изрезали линолеум вкривь и вкось...

Мария Павловна махнула рукой и отправила в рот дольку лимона, скривившись то ли от кислоты, то ли от неприятных воспоминаний.

- В общем, столько сил, столько нервов потрачено было! Но мы не сдавались, работали с утра до ночи. Мы были уверены, что строим свое собственное светлое будущее - счастливое, безбедное. Даже дети помогали! Оленька красила трубы и радиаторы, а Игорек на участке шишки и хворост собирал, маленькими грабельками хвою сгребал... Я намеревалась открыть здесь туристическую базу для семейного отдыха. Я все хорошо просчитала - база должна была приносить хорошую прибыль даже при заполнении всего на треть! А в рамках проводимой по стране оздоровительной программы нам должны были дать хорошие льготы по налогам - как предприятию оздоровительной направленности. Я же все это заранее узнавала... Одно хорошо - когда нанимали персонал, проблем не возникло. В поселке и ближайших к нам населенных пунктах работы не было совсем. И люди с радостью готовы были работать за самую маленькую зарплату, и добираться своим ходом за пятнадцать, двадцать и даже тридцать километров. Повар из Карелии вообще согласилась первый месяц только за еду работать... мать-одиночка с двумя детьми. Мы с ней очень подружились, и я предложила ей вообще на первое время вместе с детьми переехать жить на базу, чтобы не мотаться туда-сюда и детей одних не оставлять. Так-то она каждый день на велосипеде приезжала. И вот наступил решающий день: мы открылись! Я чувствовала себя настоящей бизнес-леди, по всем правилам провела рекламную подготовку. Распространила листовки в ближайших городах, поклеила объявления на платформах и в электричках. Дала несколько рекламных строчек в Ленинградские и Выборгские газеты. В первый день презентации (это новое модное слово не сходило с наших уст последние два месяца) вся подъездная дорога была украшена натянутыми вдоль обочин шнурами с флажками. У ворот мы установили большой плакат с красочной рекламой, всю территорию украсили гирляндами воздушных шаров, перед входом бил фонтан, из вынесенных на улицу динамиков звучала музыка... В первый день к нам приехали две семьи. Мы принимали их, как самых дорогих гостей! Угостили бесплатным роскошным обедом - как первых посетителей. Поселили в номера "люкс" на первом этаже. Но, в качестве бонуса (еще одно модное слово), по цене обычных номеров. Первая семья уехала в тот же день, как только они увидели лыжный спуск. Сказали, что беспокоятся за безопасность детей. Мол, дети могут слишком близко подбежать к обрыву и свалиться... хотя как раз обрыв-то был огорожен! А территория самого спуска находилась за деревянным забором, туда можно было попасть, лишь открыв засов на калитке, расположенный слишком высоко для маленьких детей. Но дама с детьми не желала слушать наших доводов. Она считала, что дети могут перелезть через двухметровый забор, что кто-то из отдыхающих может забыть закрыть калитку, и вообще это безобразие, возле опасного места постоянно должен дежурить сотрудник.

Мария Павловна вздохнула, мотнула головой и фыркнула, как лошадь, отгоняющая муху:

- Вот скажите, зачем? Если на дворе лето, лыжников нет, никто из взрослых туда не ходит и калитку не открывает. Мы пытались ее успокоить, заверить, что забор этот для детей непреодолим, а если они приедут зимой, то около спуска обязательно будет дежурить инструктор по горным лыжам, но дама в ответ только осыпала меня оскорблениями и заявила, что жалеет о потерянном времени. Вечером они уехали, не заплатив даже за один день. Вторые постояльцы - пожилая пара из Ленинграда - пробыли у нас неделю, им очень понравилось, красивые места, чистый воздух, прекрасное питание... они долго благодарили и сожалели, что не смогут посещать нас достаточно часто. Очень уж долго и неудобно добираться. Дорога сюда на личном автомобиле слишком тяжела для стариков, а электрички к нам не ходят. С тех пор мы больше их не видели.

Бэлла сочувственно покивала, давая понять, что полностью разделяет возмущение хозяйки по поводу капризных постояльцев. Хотя на самом деле ей были понятнее претензии гостей, чем возмущение бизнес-леди". Действительно заброшенный медвежий угол. Действительно трудно добираться. Да и интерьеры здесь какие-то... пожалуй лучшим названием для этого места было бы что-то вроде "На руинах СССР". Но, может, Бэлла не права и слишком строго судит отечественный туристический сервис? Честно признаться, Бэлла не могла ответить себе на тот вопрос. Она давно не отдыхала на родине. Да и вообще... редко отдыхала. Все эти соображения она предпочла оставить при себе, а хозяйка продолжала рассказ:

- В то лето нас посетило еще несколько гостей. В основном - молодежь, студенты. Но я видела, что им почему-то не очень здесь нравится. Несколько раз приезжали на выходные новоиспеченные коммерсанты со своими... - Мария Павловна несколько замялась. - Ну, подругами. Чаще всего это были бывшие спекулянты, которым теперь дали возможность легально перепродавать втридорога то, что раньше они продавали из-под полы. Их легко было узнать - у всех были красивые блестящие иностранные машины, непременно кожаные куртки или длинные пальто и начищенные ботинки, хотя для отдыха на природе больше подходят кеды или кроссовки. И вели они себя так... по-барски. Меня и особенно родителей это коробило, но мы терпели, потому что эти люди всегда хорошо платили, даже оставляли "чаевые".

Мне пришлось выдержать тяжелый разговор с отцом на эту тему. Он настаивал, что эту практику надо прекратить - "чаевые" унижают человека, мы не холопы какие-нибудь. А я убеждала, что теперь такое время, что все так живут. И теперь это нормально, это бизнес, а не унижение. Хотя в глубине души понимала, что папа прав: эти клиенты относились к нам именно как к холопам. подай-принеси. "Почему душ не отрегулирован? Ужин мне в номер! И чтобы не эта старуха с кислой рожей принесла, а та девчонка, рыженькая, которая утром клумбы поливала". И я кивала с улыбкой, и отправляла папу на машине в поселок за садовницей Танечкой, и утешала ее, когда она потом плакала, что ее в номере облапали. Но хорошо, что не изнасиловали... и даже денег дали. Некоторые клиенты так прямо и заявляли, что будут сюда ездить, только если я "девок" заведу. И не таких недотрог, а "нормальных".

Правда, вскоре этот контингент к нам ездить перестал - турагентства начали продавать дешевые путевки в Финляндию. А вокруг нас появилось множество отелей, кемпингов, санаториев, охотничьих и рыболовных баз, оборудованных с учетом запросов богатых клиентов... Но мы все еще хотели работать для простого советского народа. Да и не потянуть нам было ту роскошь, какую требовали нувориши. Я надеялась, что пока не потянуть. Но мы еще даже с долгами не рассчитались, а поток клиентов начал спадать. Несмотря на то, что мы к осени еще больше снизили цены, а обслуживание улучшили с учетом пожеланий клиентов - поставили линию мангалов под железной крышей, а папа даже купил охотничье ружье, чтобы в сезон водить группы желающих пострелять уток и глухарей. Но это не помогло. Я не понимала, в чем дело. И все еще надеялась - вот наступит зима, выпадет снег, и к нам поедут лыжники. Но за весь декабрь так никто и не появился. На дорогах снежные завалы. А ветка, идущая к нашему поселку, не имеет государственного значения, поэтому никому нет дела до ее состояния. И если летом люди просто жаловались, что пока к нам доберешься, можно машину разбить, то с наступлением зимы для большинства машин дорога стала вовсе непроходимой.

Зато появился пожарный инспектор, нашел кучу нарушений, сделал еще больше предписаний и пригрозил, что нас закроют, если мы не решим проблему в ближайшее время. Я стала "решать проблему", как я это понимала - то есть, потратила половину того, что мы заработали за лето, на выполнение этих предписаний... Но когда он пришел снова - нашел новые "нарушения". Я растерялась - как же так, ведь мы все исправили, что нам велено, никаких других нареканий в прошлый раз не было! Тогда он прямо назвал сумму и сказал, что если буду продолжать упрямиться, то пожалею об этом. А я и не упрямилась вовсе! Мне просто в голову не приходило, что надо дать взятку...

Бэлла вновь понимающе кивнула. На этот раз сочувствие было искренним. Она не понаслышке знала, каково иметь дело с пожарниками. Они с Тимуром регулярно откупались от местной инспекции за свою "пожароопасность" в виде декораций из папье-маше, кулис и занавеса. Как будто театр может обойтись без занавеса и декораций! После того как им предложили убрать декорации, а текстильный занавес заменить железным, либо закрыть театр, они с Тимуром перестали "упрямиться". И начали прилежно платить "дань", к счастью вполне приемлемую для их бюджета.

- После мзды инспектору, - продолжала Мария Павловна, - осталось всего ничего. Но все-таки еще достаточно, чтобы продержаться до весны и открыть новый сезон. И тут пришел счет из налоговой. Я ахнула! Нас почему-то лишили всех обещанных льгот! Я поехала разбираться, но мне ответили, что, мол, во-первых антиалкогольный ажиотаж давно прошел и льготы эти уже отменяют, а во вторых, конкретно для нашей базы у них нет оснований для предоставления льгот. За разъяснениями меня отправили в администрацию района. Там мне заявили, что я сама виновата - не представила отчета о проведенных на нашей базе антиалкогольных мероприятиях. Более того, от некоторых отдыхающих именно нашей базы поступали жалобы в администрацию, что у нас-де поощряется пьянство, и хотя на самой базе спиртное не продается, но оно в изобилии имеется в поселковом магазине, а также многие туристы привозят алкоголь с собой, распивают его на базе, после чего устраивают дебоши. Это, конечно, была неправда. Никаких дебошей у нас никто не устраивал. Да, молодежь иногда вела себя шумно. Громко включала музыку, запускала фейерверки... Ну, так ведь они отдыхать приехали, веселиться! И не могу же я запретить молодым людям пить пиво, которое они принесли с собой. Каким образом? Поставить у ворот охранника, чтобы каждого обыскивал и отнимал бутылки? Это же бред! Я была возмущена и расстроена до предела. Но оказалось, что это были еще мелкие неприятности, главная беда - впереди.

Под Новый год к нам заявились какие-то молодые люди на машине с затемненными стеклами. Они представились "охранной организацией" и предложили свои услуги. За баснословную на мой взгляд цену. Я отказалась. Они спросили, услугами какой охранной организации я пользуюсь в настоящее время и сколько им плачу. Я ответила, что никакой, мы не нуждаемся в дополнительной охране, да и охранять у нас особенно нечего. На качели и грабли с метлами пока никто не покушался. А все ценное у нас в кладовой за железной дверью, замок надежный. Тогда они настойчиво стали убеждать меня, что я должна принять их предложение. Держались они очень вежливо, хотя чувствовалась в них какая-то... скрытая угроза, что ли. Я решила быть дипломатичной, ответила, что подумаю, пока еще не решила. На что они ухмыльнулись и посоветовали думать недолго, иначе я могу пожалеть о своей нерешительности. Это был конец девяностого. Я уже, конечно слышала о таком явлении как рэкет, но почему-то рэкетиры представлялись мне такими бритоголовыми бандитами, матерящимися через слово и плюющими себе под ноги. А эти мальчики выглядели вполне интеллигентно, разговаривали со мной на "Вы", улыбались, никаких прямых угроз не было. И вообще разговаривали со мной дружелюбно и даже как будто с сочувствием... мол, все понимаем, что всем сейчас трудно, и что если мы будем сотрудничать, то всегда сможем обсудить детали, договориться о приемлемых для меня условиях. И я не испугалась всерьез. Мне казалось, что такие культурные ребята не способны на серьезное злодейство. К тому же, они оставили мне телефон, по которому я должна позвонить, когда передумаю, и даже адрес своей фирмы. Мне дали срок на раздумье - неделю. В назначенный день я не позвонила. У нас лопнули трубы в бане, залило весь подвал, пока я ездила за сантехниками, а еще трубы нужного диаметра на складе не оказалось... в общем, я просто забыла! Честно, забыла... - Мария Павловна как будто пыталась оправдываться за свою забывчивость. Она явно чувствовала себя в чем-то виноватой.

- Той же ночью мы проснулись от звона и грохота - кто-то побил все стекла на первом этаже. Когда мы оделись и выбежали, хулиганов уже и след простыл. Наутро прикатила знакомая черная машина с тонированными стеклами. Оттуда вышли уже знакомые ребята и сокрушенно покачали головами: "Ай-я-яй! Какая неприятность! Вот видите, вы отказываетесь от охраны, поэтому и от хулиганов некому защитить. А если примете наши услуги, такого больше не случится".

Я поняла, что это, конечно, их рук дело. Но сказала, что у меня сейчас нет денег, и в ближайшее время не предвидится, просила подождать хотя бы до весны. Они снова сокрушенно покачали головой и ответили, что рады бы, да не могут. Я удивилась: почему? Разве они в таком бедственном положении? Они же видят, что я едва концы с концами свожу, а теперь мне еще стекла вставлять по всему этажу... где я возьму деньги? Мне все еще казалось, что с ними можно договориться по-человечески. Хоть и бандиты, но ведь люди же. И они же должны понимать, что не рожу я им деньги, если их нет!

Оказалось - не совсем люди. Они ответили, что в бизнесе есть свои законы, которые нарушать не позволено никому. И если я не хочу этого понимать, то это - мои проблемы. И развернулись, чтобы уйти. А я разозлилась... не то что разозлилась, я просто была доведена до отчаяния, у меня нервы не выдержали, и я крикнула им вслед, что мне плевать на их законы, что платить мне нечем, и что если они не войдут в мое положение, я просто заявлю в милицию, что у меня вымогают деньги! - Мария Павловна тяжко вздохнула. - Боже, и зачем я только это сказала?

В ее глазах отразилась глубокая, застарелая боль, покрытая толщей времени, но четко видимая, как огромный подводный камень сквозь толщу воды.

- Один из них обернулся, так это нехорошо на меня посмотрел и холодно произнес: "А вот это, Мария Павловна, уже совсем лишнее. Мы хотим с Вами дружить, а Вы с нами - воевать. Нехорошо". Вот тут я впервые испугалась по-настоящему. И решила, что теперь-то уж точно надо в милицию. Моя милиция меня бережет, - горько усмехнулась она. - Как только они уехали, я тут же побежала... нет, не в отделение, в управление района! Написала заявление. Оттуда куда-то позвонили. Сообщили о моей ситуации. Просили подождать. Я сидела и ждала, как дура, пока не пришло мне сообщение на пейджер: "Срочно приезжай. Мама".

Я помчалась домой. Перед домом на площадке были какие-то пятна, не обратила на них внимания. Главное, машины с тонированными стеклами не было во дворе, и немного успокоилась. Зря. Мама сидела на веранде. Бледная, как полотно. успокаивала детей. Я до последнего не понимала, что случилось, пока она не сказала плачущему Игорьку (Оленька не плакала, только глазки были испуганные): "Ну, идите. идите к себе в комнату. Оля, иди посиди с братиком. Дедушке стало нехорошо, он устал и заснул. Он просто заснул". Вот тут у меня внутри все оборвалось...

Глаза хозяйки увлажнились. Тяжелая капля набухла и покатилась по одутловатой щеке. Мария Павловна не обратила внимания и не стала вытирать слезы. Мокрые дорожки поблескивали на толстом слое пудры, как ручейки в песке, и медленно высыхали.

- Они приехали сразу после звонка в управление. Их было пятеро. Отец велел матери оставаться в доме с детьми и вышел к ним один. Они стали требовать денег и угрожать, что сравняют базу с землей, если мы не заплатим завтра же. А если кто-то еще вздумает писать на них какие-то заявления, то с хозяйкой, то есть со мной вообще жестоко расправятся. Услышав это, отец переменился в лице, ушел в дом, а через минуту вернулся с ружьем и, направив на них двустволку, велел убираться. И еще сказал, что если хоть волос упадет с головы его дочери, он их всех найдет и перестреляет, как стрелял фашистов под Ленинградом. Мама все это слышала, сидя в доме, обнимая детей и дрожа от страха. А потом услышала негромкий хлопок и звук отъезжающего автомобиля. Она выскочила наружу. Отец лежал перед домом с пулей в голове. Руки его продолжали сжимать охотничье ружье... - у хозяйки перехватило голос и последние слова она произнесла почти шепотом. Бэлла молчала и ждала. В такие минуты лучше ничего не говорить. Через минуту хозяйка справилась с чувствами и вновь наполнила рюмку.

- Помянем папу...

Все четверо выпили, не чокаясь.

- С того дня я хотела только одного - добиться справедливости. Я обратилась в областную прокуратуру. Этих мерзавцев быстро нашли. Да они и не особенно прятались. На суде держались самоуверенно, даже нагло. И, как выяснилось, у них были на то все основания. Хотя экспертиза установила, что из отцовского ружья не только давно не стреляли, оно даже не было заряжено! Но пока дошло до суда, эти страницы из дела странным образом затерялись. И адвокат повернул все так, якобы это была необходимая самооборона. Смешно и дико! Какая самооборона? Пятеро здоровенных амбалов, вооруженных до зубов оборонялись от старика с незаряженной двустволкой? Или от старухи и двух перепуганных ребятишек? У нас при обыске в доме даже ни одного патрона не нашли! Но что-то там они в бумагах нашли, что в у отца было неправильно это ружье оформлено или еще что-то... А все бандиты действительно числились охранниками и имели право на ношение оружия. В результате получилось так, что чуть ли не мы - бандиты, а они - защитники закона, исполнившие свой долг... В общем, только одному из них - тому, который стрелял, вменили в вину превышение самообороны... да и то дали условный срок.

Весь мой привычный мир перевернулся уже давно. Но в тот момент, когда судья зачитывала приговор, закончив его словами "...и освободить из-под стражи в зале суда", я подумала, что нарушаются уже не просто человеческие или государственные законы, а какие-то законы природы! Как она могла с невозмутимым видом это зачитывать, когда в зале сидят жена и дочь убитого? Мама настояла, чтобы я ее привезла на последнее заседание, хотя ее свидетельские показания уже были выслушаны. Хотя врач ее не отпускал. Ее только-только откачали от сердечного приступа. Но мама так хотела увидеть этих негодяев за решеткой, что пообещала сбежать в больничном халате, если я не уговорю кардиолога отпустить ее на судебное заседание. Когда зачитывали приговор, я думала, мама опять упадет прямо в зале суда, как уже случилось несколько дней назад. Я сказала маме, что не оставлю этого просто так, подам кассационную жалобу. Есть еще верховный суд. Мы добьемся справедливости! Когда мы выходили, в коридоре ко мне подошел какой-то пожилой человек, так это покровительственно обнял за плечо и отозвал в сторонку. Мол, надо потолковать. Я подумала, это кто-то из судейских, и он поможет мне добиться справедливости. Тем более, что как только мы с ним отошли, он начал выражать соболезнования, говорил, что ему очень жаль, у нас такое горе... а потом с тем же участливым выражением лица сказал, что чисто по-дружески советует смириться с потерей и больше никуда обращаться, потому что хотя у меня теперь нет отца, но ведь остались еще мать и дети. И будет так обидно, если с ними тоже что-нибудь случится. Я все поняла. И никуда больше не стала писать. Хотя сама себя за это презирала. Но я понимала, что мы беззащитны перед этим злом, перед этой новой породой существ, получивших власть в новом мире... Единственное, что остается - это покориться судьбе и приспособиться... Что ж, я - не рыцарь без страха и упрека, а просто слабая женщина. Я - мать. И жизнь детей мне дороже собственных растоптанных идеалов или чувств. Я отказалась от мести. И маме я ничего тогда не стала говорить. Врала ей, что пишу, куда надо, что делу дан ход, просто все это долгая песня. Бюрократия и все такое... Как буду выкручиваться потом, я не думала. Но выкручиваться и не пришлось. Мама долго не протянула. Весной девяносто первого был новый приступ, мама снова попала в больницу и уже оттуда не вернулась. Я осталась с детьми одна. Брат, конечно, поддерживал, как мог. Приезжал из Москвы. Дал денег на похороны. Но у него была своя семья, детей на тот момент уже двое, старший - подросток в самом сложном возрасте, а девочка только в школу пошла. А время помните, какое было... Ой, что я говорю, откуда Вам помнить? Вы же молодая совсем!

- Отчего же? Очень хорошо помню, - мягко улыбнулась Бэлла. - Я ведь не так уж намного младше Вас. Мне сорок восемь. Я в девяносто первом уже институт закончила и работала в конструкторском...

- Не может быть! - вдруг перебила ее до сих пор молчавшая Ольга. - Вам? Сорок восемь? Но Вы выглядите младше меня! Я бы Вам дала от силы тридцать три... а то и двадцать два!

- Двадцать два - это Вы загнули. У меня дочь старше. - Бэлла слегка поморщилась. Она не любила, когда ей грубо и глупо льстили.

- Но как Вам удается так потрясающе выглядеть? - Не унималась Ольга.

- Это не мне удается. Это удалось моему пластическому хирургу. Я два месяца как сделала круговую подтяжку лица.

- А правду говорят, что это не надолго, а потом все опять возвращается?

- Вечной молодости не бывает. Но надолго или нет зависит от многого. Особенности кожи, метод операции, квалификация врача, послеоперационный уход...

- А Вам каким методом делали?

- Оленька, ну как тебе не стыдно? - вмешалась Мария Павловна. - мы только познакомились, а ты уже такие личные вопросы задаешь.

- Простите... - Ольга потупила глаза. - Просто меня так поразила Ваша внешность... Вы в жизни еще больше красавица, чем на экране!

Мария Павловна удивленно взглянула на дочь.

- Ну, мама, неужели ты не узнала? Это же Бэлла Гутман! Ну, помнишь, в сериале "Любовь под прицелом" она главную роль играла! А потом еще в "Лед и страсть" - там она в роли амазонки, а еще...

Хозяйка растерянно переводила взгляд с Бэллы на дочь и обратно.

- Извините я... просто не смотрю сериалы.

- Мама, но ты точно видела Бллу Аркадьевну! Ты же смотришь передачу "Путешествие для всех", так вот она там вторым ведущим была - не который путешествует, а который как бы в зале сидит и комментирует... неужели не помнишь?

- Я действительно принимала там участие, но всего в нескольких выпусках, - сказала Бэлла, которую уже начало тяготить это восторженное перечисление ее ролей в рейтинговых проектах, от которых сама Бэлла была далеко не в восторге. Особенно от "Путешествия для всех". Неплохую в общем-то режиссерскую идею продюсер потребовал превратить в балаган: передача заключалась в том, что отснятый на натуре материал потом обсуждала теплая компания во главе со вторым ведущим. Вроде интересно. Но Бэлле не нравился заданный продюсером тон передачи. Очередная теле-жвачка для завистливых лентяев, которым не хватает духу самим отправиться в экстремальное путешествие, а пощекотать нервы и заодно повысить свою самооценку хочется. И они, находят удовольствие в том, чтобы идентифицировать себя с расслабленными ухоженными леди и джентльменами, которые развалившись на удобных диванах в студии, вальяжно потягивая коктейли из тонкостенных бокалов, презрительно обсмеивают человека с рюкзаком, пыхтя карабкающегося по горной тропке или проваливающегося по колено в болото. Конечно, это не такая гадость, как наблюдение зажравшихся толстосумов за "боями без правил", но суть явления та же. Разве что исполнение помягче.

- Да-да, теперь вспомнила! - кивнула Мария Павловна. - Конечно, как я могла не узнать... Вы так остроумно отвечали на вопросы зрителей!

- Давайте не будем о моей работе, что тут интересного? Мы ведь просто приехали в гости, как... как частные лица - нашла Бэлла подходящее слово, потому что чуть не ляпнула "как простые смертные". Но вовремя спохватилась, подумав, что эти люди, вероятно, не оценят ее шутку, примут все за чистую монету. Получится, что Бэлла действительно считает себя принадлежащей к какой-то избранной касте. Она совсем не хотела произвести подобное впечатление. К тому же, Мария Павловна вызывала у нее сострадание, а простодушная и гостеприимная Оленька - умиление. Бельчонок не хотела их обижать.

Продолжение: http://www.myjulia.ru/article/789179/