Чайки Ричарда Баха. Глава 35.

Глава 1, Глава 2, Глава 3,Глава 4 , Глава 5 , Глава 6 ,Глава 7 , Глава 8 , Глава 9 ,Глава10 ,Глава 11 , Глава 12 ,
Глава 13 , Глава 14 , Глава 15 ,Глава 16,Глава 17 , Глава 18, Глава 19, Глава 20 , Глава 21, Глава 22, Глава 23, Глава 24, Глава 25, Глава 26, Глава 27, Глава 28, Глава 29, Глава 30, Глава 31, Глава 32, Глава 33, Глава 34

Иван пришел к вечеру. Пришел с огромным букетом белых тюльпанов. Сердце пронзительно защемило: тюльпаны ассоциировались у Ирины с самым прекрасным периодом жизни. Ежегодные конкурсы бальных танцев среди подростков всегда проходили в марте. И после выступления Ире Ланге всегда дарили тюльпраны. Впрочем, как и всем остальным. В основном букеты были, конечно, от родственников. Но однажды, когда Ире было лет четырнадцать, совершенно незнакомый юноша подошел к сцене и, неловко вытянувшись, протянул ей три белых тюльпана. Это были первые цветы от поклонника ее таланта! Юноша очень смущался - он был небольшого роста, и ему трудно было дотянуться до сцены, пришлось привстать на цыпочки. Возможно, этот парень просто хотел вручить цветы какой-нибудь из конкурсанток, и его выбор случайно пал на Иру. Может, ему понравилась симпатичная белокурая девочка. Но это было неважно. Ей впервые преподнес цветы незнакомый человек. Не за то, что она дочка, внучка, племянница, а за то, что она танцует! Это было непередаваемо сладкое ощущение. И сейчас оно вернулось - вместе с волной аромата, с копной белых лепестков... Иван не мог об этом знать. Как он догадался купить именно белые тюльпаны? Совпадение? Ирина подумала, что в Иване что-то есть от того юноши. Мелькнула безумная мысль: а не он ли это был? Нет, Иван гораздо выше, солиднее... Или он просто показался тогда Ире маленьким, потому что не поднялся на сцену, как это делали остальные, а тянулся снизу? По возрасту это вполне мог быть он. Тому юноше было, вероятно, немного за двадцать. Ира тогда еще плохо умела определять возраст на вид, но поняла, что парень взрослый, не подросток. Однако, молодой - не тридцатилетний дядька. Неужели все-таки это был он? Да ну, глупости. Так не бывает. Да и не похож, вроде... Впрочем, Ира тогда не очень-то смотрела на лицо юноши. Она смотрела на тюльпаны и упивалась своим положением "звезды".

Иван бросил короткий взгляд на Ирисы в вазе и розы, которые так и валялись рядом на столике - Ирина даже не удосужилась поставить их в воду, и темно-розовые полураскрывшиеся бутоны уже печально поникли на тонких шейках.

- Это с работы зашли проведать, - пояснила Ира и покраснела. Да что ж за проклятие такое! Прямо хоть уксус пей для бледности!

Но Иван, кажется, ничего не заподозрил. Он мягко улыбнулся:

- Я так и подумал, что это был визит вежливости. Ты ведь не любишь розы.

- Да, - улыбнулась в ответ Ирина. И заметила, что ей не хочется объяснять, почему. Не хочется самоутверждаться и показывать зубы, как с Мишей. В Иване она не видела противника, с которым надо бороться. Хотелось быть мягкой, очаровательно-женственной, нуждающейся в защите и опоре... В присутствии Цыплевича она чувствовала себя сильной, дикой, необузданной. С Иваном хотелось быть слабой, милой, нежной. И хотелось быть хозяйкой... она никогда не занималась домашним хозяйством. Дома все делала мама, талантливую, подающую большие надежды единственную дочку не загружали уборкой и мытьем посуды: в ее обязанности входила отличная учеба, тренировки и послушание родителям. Послушание заключалось в соблюдении режима, выработке хороших манер и избегании "дурных компаний". То есть, ровесниц, болтающихся без дела по улице и балующихся пивом и сигаретами. А когда Ира вышла замуж, все дела по хозяйству выполнял обслуживающий персонал. Ирина могла, конечно, помыть за собой чашку или включить стиральную машину, но в чем еще заключаются обязанностии хозяйки в семье, где нет слуг, она не представляла. Интересно, какой она была бы женой, если бы ее жизнь сложилась иначе? Ну... совсем иначе. Например, не приехали бы когда-то их далекие предки в Россию. Остались бы в каком-нибудь провинциальном немецком городке... Ира почему-то была уверена, что их пра-пра-прадеды жили в провинции. В небольшом белоснежном домике с черепичной крышей. Может быть, у них была галантерейная лавочка. А может, маленькая частная пекарня. Или они были гончарами... Фамилия Ланге никак не помогала разгадать секрет происхождения, она лишь иронично намекала на высокий рост всех представителей рода.

Как бы жила Ира в этом домике? Ее бы звали не Ирина, а Ирма или Инкен. А может, Ирис. Она бы в простом домашнем платье и плетеных, из экологического материала, туфельках легко передвигалась по залитой солнцем чистенькой уютной кухоньке с выскобленным деревянным полом и стопками глиняных горшочков в цветочек. На окнах висели бы ситцевые занавески в горошек, которые если откинуть, открывался бы вид на спускающийся к реке луг с ветряной мельницей посередине и бегущей к ней тропинкой. По утрам молочник оставлял бы на крыльце наполненный бидон. Или у них была бы своя корова? Ирина имела некоторое представление о провинциальной Германии - они бывали проездом в небольших городках, иногда останавливались там на пару дней. Ирине нравилась немецкая простота, порядок, идеальная чистота и функциональность в домах без вычурной помпезности и попыток пустить пыль в глаза. И сейчас, как никогда раньше, ей захотелось примерить на себя образ немецкой фрау, жизнь которой безмятежно протекает под эгидой "трех К" - киндер, кирха, кюхен...

Такие мысли бывали у Ирины и раньше, но в те времена ей не на кого было примерить костюм добропорядочного бюргера. Ни один из окружающимх ее мужчин не вписывался в этот образ. Иван... Иван тоже не очень вписывался. Он был лучше. Обладая всеми положительными чертами бюргера - основательностью, надежностью, аккуратностью, предусмотрительностью и внимательностью к мелочам, он был в то же время человеком тонким, образованным, интересным и даже по-своему непредсказуемым. Но непредсказуемость эта была положительной, конструктивной, а не разрушительной. Она не нарушала стройного порядка, основ жизни... Жизнь с Иваном была бы непредсказуема ровно настолько, чтобы давать свободу полету мечты, но не создавать бытового дискомфорта, нервотрепки, неловких ситуаций. Это - та самая атмосфера, которая делает семью по большому счету нормальной. Такой, в которой могли бы расти и правильно развиваться дети... Дети! Опять она думает об этом. Не время! - оборвала себя Ирина.

Она никак не могла найти подходящую для такого количества тюльпанов вазу. Напольная китайская, стоящая в углу библиотеки, не подходила по высоте - тюльпаны бы в ней утонули. Все остальные были малы. Наконец Ирина налила воды в чашу набора для фондю и подумала, что надо будет купить вазу подходящего размера - именно для таких букетов.

Иван тем временем выкладывал из сумки свежие фрукты.

- Врач сказал, тебе сейчас очень полезны натуральные соки. У тебя ведь есть соковыжималка?

- Где-то есть, - рассеянно сказала Ирина. Потом она достала из бара бутылку белого вина и два тонких фужера. - Я уже почти здорова!

При этих словах ее щеки снова начали предательски краснеть. Что неудивительно, учитывая способ лечения...

- Ты просто герой! Но все же... не слишком ли рано?

- Нет, не рано! - Ирина действительно чувствовала себя практически здоровой. А с приходом Ивана настроение еще больше улучшилось. Теперь у нее будет все отлично. Позитивно. Конструктивно. И по-немецки упорядочено.

- Не рано, - повторила Ирина Вертинская... нет, Ира Ланге. - Я не намерена лежать брюхом кверху, когда до премьеры осталось всего ничего. Я должна как можно быстрее привести себя в порядок и начать работать. Завтра же поеду на репитицию... в крайнем случае - послезавтра. Ведь ты не хочешь, чтобы твоя новая пьеса провалилась из-за меня, дорогой? - Она сама не поняла, как у нее вырвалось это "дорогой", будто она - действительно фрау, обращающаяся к своему мужу, с которым прожила уже не один год. Чтобы сгладить неловкость, она весело улыбнулась, придавая сказанному статус шутки.

Но Иван вовсе не смутился, в его глазах блеснула радость, он откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

- И вообще, я предпочитаю анастезию вином, а не таблетками! - добавила Ирина и лихо сделала первый глоток. Вино сначала обожгло воспаленную слизистую, но второй глоток дался уже легче. Поймав на себе внимательный, даже несколько изучающий взгляд писателя, Ирина хихикнула:

- Ты ведь не думаешь, что я - алкоголичка? Я просто хотела сначала попробовать, смогу ли проглотить что-то спиртосодержащие... чтобы когда мы уже сядем за стол, не портить впечатление своей кислой физиономией.

- Нет, я подумал, что ты слишком смелая. Ты действительно собралась завтра выйти на работу?

- Конечно!

- Но это слишком опасно. Нужно долечиться.

Ей никто никогда не говорил, что для нее что-то "слишком опасно"! Родители говорили "это неприлично" или "недостойно порядочного человека". Или просто: "Тебе нельзя!" Тренер мог сказать: "Это неправильно" или "Ты к этому не готова". Муж говорил: "Я тебе не разрешаю", "Это недопустимо", "Выбрось это из головы". Но чаще просто многозначительно фыркал, смерив ее властным взглядом, и Ирина понимала: спорить бесполезно. Но "Это слишком опасно" - в этой фразе была забота о ней, но и уважение к ее воле. Иван предупреждал об опасности, но не настаивал на ее отказе от своих намерений. Он оставлял за ней право выбора. Как же это приятно!

- Но премьера...

- Ирочка, никакая премьера не стОит твоего здоровья. Ее можно немного отложить.

- Но уже билеты проданы!

- Это все решаемо. Поверь, это не первая премьера в истории, которая переносится из-за болезни актрисы.

- Но я... я боюсь, что меня просто заменят кем-то другим! - Выпалила Ирина. - Я не такая супер-актриса, чтобы быть незаменимой! И роль у меня небольшая. Бэлла Аркадьевна не будет откладывать премьеру, она выставит дублершу.

- А если и так? - Иван снова наполнил бокалы. - Премьера - это еще не вся жизнь. Это не последний спектакль. На премьере бывает много накладок, недоработок... Ну, выставят сейчас дублершу - и что? Пьеса будет идти только в "Чайках" еще два года, прежде чем остальные театры начнут ее ставить. И то это если "Чайки" не захотят продлить срок эксклюзивного права. И все это время ты будешь в ней играть.

- Но я не хочу... я так ждала!

- Значит, ты будешь в примьере. Я попрошу, чтобы с тобой порепетировали дополнительно... Но не сомневаюсь, что ты и так уже будешь готова выйти на сцену. В конце концов, я поговорю с Шорниковой, скажу, что по авторскому замыслу вижу в этой роли исключительно тебя!

- Правда?

- Ну, конечно! - Он поцеловал ее в нос.

- А если я еще дней пять проваляюсь? И все забуду?

- Не забудешь. А забудешь - я тебе буду звонить каждый вечер и талдычить твою роль в телефонную трубку! И ты ее не просто выучишь, а возненавидишь! - И он снова ее поцеловал - в обе щеки и в губы. Но не страстно, а нежно, осторожно. Как-то... благоговейно даже. Ирину захлестнуло мягкое, солнечное счастье. Все будет хорошо! У нее все получится. И с ролью. И с Иваном. И вообще - с жизнью!

Вертинская обвила руками его шею и доверчиво уткнулась носом в воротник рубашки, все еще пахнущий тюльпанами. Они были знакомы всего несколько дней, но ей казалось, что она знает Ивана всю жизнь. Просто они очень долго не виделись. Ей хотелось думать, что он был именно тем юношей, что тянул тогда через рампу руку с тюльпанами. Впрочем, разве это важно?

За окном совсем стемнело. Они выключили свет и зажгли свечи. Блики огоньков и отсветы от наполненных вином бокалов раскрасили белый, похожий на ангельские крылья букет, в нежно-розовые и янтарные оттенки. Потом Иван разогрел что-то восхитительно-жарено-мясное, принесенное с собой в блестящей кастрюльке. Протертое мясо не походило ни на одно блюдо из тех, что Ирине доводилось пробовать. Похоже на какую-то дичь... но в виде пюре со специями узнать было трудно. Зато необычное блюдо легко глоталось. Они сидели на мягком диване перед низким столиком, Ирина не заметила, как оказалась у Ивана на коленях. Звучала тихая приятная музыка... кажется, Иван что-то включил. Ирина положила голову на плечо писателю, а он подливал ей вина и кормил с ложечки, как маленькую... где-то в глубине души у женщины мелькало сожаление о том, что она сегодня днем так опрометчиво поддалась инстинктам. Нет, ей вовсе не было стыдно, как не бывает стыдно маленькому ребенку. Но она сожалела о том, что растратила вожделение раньше времени, и теперь, когда это было бы так кстати... да, она сегодня ляжет в постель с Иваном. Она уверена. Она видит, что он этого хочет. А она? А она получит по заслугам - ее радость будет неполной. Но... как сказал Иван - это не последний спектакль. Сегодня будет премьера, в которой неизбежны недоработки... Может, она и не очень хорошая актриса, но с имитацией оргазма справится. А уж в следующий раз она не совершит никаких глупостей, и ей не придется притворяться с Иваном! Она простит себе этот маленький грех, извлечет урок, и с этих пор будет хорошей девочкой. А вот сейчас... сейчас. Ласки Ивана становятся все настойчивее, все откровеннее... Ничего, что она пока не может возбудиться, ей все равно невероятно хорошо и приятно! Сейчас она сама расстегнет остальные пуговки на халате... нет, чуть погодя. Хочется продлить это щекочущее, как теплая трава, ощущение внутреннего счастья. Боязно разрушить атмосферу момента, ощущения романтичной сказки, завораживающего, как позвякивание колокольчиков в шкатулке, что в голливудских фильмах дарят детям на Рождество. Хочется раствориться облачком в сияющем небе тихого счастья... "Тихое счастье с окнами в сад" - звучало в голове.

А за окном кружились и беззвучно падали крупные снежинки, устилая жемчужно-бриллиантовым ковром крыши, двор, улицу... Искрящийся ковер, будто фата невесты, легко ложился на Литейный проспект, набережную, на лед Невы. И по этой набережной сквозь мерцающую снежинками мглу шел крепко сложенный человек среднего роста. Он поеживался от усилившегося к вечеру морозца, поднял воротник. Но походка его была решительной и целеустремленной. Человек точно знал, куда и зачем он идет. Он даже будто бы слегка пританцовывал от радостного возбуждения, предвкушения чего-то очень заманчивого.

* * *

- Я сейчас... - Ирина обдала Ивана сладким дыханием, наполненным терпким ароматом вина и сливочного десерта, и соскользнула с его колен. Проскользнула в ванную. Что-то в животе чуточку сжалось... Не потерять это ощущение! Но надо сходить в туалет... О, черт!!! Это должно было быть завтра! Завтра, не сегодня! Или уже сегодня? Она в календарь-то посмотрела? Дура я, дура, дура! Что делать?!

Менструации всегда проходили у Иры легко, безболезненно и продолжались не более трех дней. И она никогда их не воспринимала как негативное явление. Но, Боже, почему именно сейчас?! Вот он, календарь... Должно было начаться завтра! В крайнем случае ночью... И тут пришла на ум фраза, вычитанная в какой-то пошлой книжке современного автора. Конечно, ей "прочистили трубу"! Или этот сбой - из-за болезни?

Ощущение сказочного счастья мигом улетучилось. Осталась досада, злость на себя, чувство потери, глупо упущенного шанса. Вот как теперь дальше?

Ирина положила в трусики прокладку, умылась, высморкалась и, постаравшись перед зеркалом придать своему лицу не слишком несчастное выражение, вернулась в комнату. Иван сидел уже без рубашки. Как ни странно, фигура у него была очень даже ничего. Ирина ожидала увидеть бесформенного увальня, но грудь и плечи были подкачаны, и небольшой животик не портил впечатления, а вполне вписывался в общее добродушно-богатырское сложение. Мужчина раскрыл объятия ей навстречу, но Ирина остановилась в нерешительности.

- Ваня, я...

Иван немного растерялся.

- Понимаю... ты не готова? - в его голосе читалось огорчение, но не недовольство и ни в коем случае не обида.

- Нет, нет! Я так рада, что ты пришел! Я думала... - поспешила Ирина заверить его в своем настрое, - Я просто... ну, мне пока еще не очень хорошо...

- Прости, конечно же! - теперь интонации были сокрушенными и виноватыми. - Я дурак. Ты больна, а я только о себе думаю... конечно, тебе нужно отдохнуть.

Он осторожно обнял ее, легко поцеловал в кончики губ.

- Ирочка, иди отдыхать! А я быстренько тут приберусь, посуду в машину поставлю. Хочешь, я завтра приду? То есть, я приду обязательно. Днем. Но не буду таким эгоистом! У нас впереди еще много времени, ведь так?

Ирина улыбнулась сквозь слезы. Какой же он все-таки милый! Страх ушел. Осталась только досада на себя и сожаление. Иван убрал бокалы и тарелки. Ирина слышала, как он включил посудомоечную машину. Она вышла из комнаты встретила его у выхода.

- Прости, что так получилось... я скоро поправлюсь.

- Я люблю тебя, - шепнул Иван и вышел, тихонько притворив за собой дверь.

Ирина оглянулась на открытую дверь комнаты, где на столе благоухали тюльпаны и догорали свечи, затем перевела взгляд на зеркальную стену.

- Тупая овца! - она погрозила кулаком своему отражению. - Что ты натворила? Чего ждала? Молодец, дождалась!

И она села писать письмо Надюхе.

Продолжение: http://www.myjulia.ru/article/791875/