Белое облако

В последнее время она почему-то стала слишком часто думать о смерти. Почему? Зачем? Ей не хотелось умирать. Хотя и огромного желания жить она не имела. Смерть… Что за слово? Что она знала о … Ней? Да ничего…

Она помнила, как еще в раннем детстве спросила у кого-то из родителей: что значит умереть? Ей ответили: «Ксанка, понимаешь, вот ты сейчас есть, а потом тебя вдруг не станет, просто не будет больше тебя». Она помнила, как потом стало страшно, жутко: как это так, ты есть, и вдруг тебя нет?.. С того момента она стала панически бояться… Её, она боялась умереть, боялась исчезнуть, боялась непонятного. Ее детскому сознанию это было недоступно.

Странно. Теперь Оксана размышляла: почему родители не придумали чего-нибудь, какой-нибудь красивой пустячной отговорки, которую всегда ищут взрослые, чтобы как-то объяснить ребенку то, что не знают, как объяснить… Почему они не рассказали ей, как она станет румяным, белокурым ангелом и будет сидеть на облаке, свесив ножки… Боже! Какие глупости! Глупости… Но только тогда ей было действительно жутко, она очень долго не могла избавиться от дурных мыслей, выдумывала всякие страшности. И отчего дети такие выдумщики?..

Впервые с настоящей смертью Оксана столкнулась, когда ей было лет восемь или девять. Умерла любимая бабушка, с которой она провела все свое детство. Она помнила, как до этого бабушка очень сильно болела, и она частенько заходила в ее комнату, чтобы просто посидеть с ней. А потом она умерла. Оксана помнила, как бабушка лежала в гробу в своей комнате, на ее веки были положены монеты, а рядом, на стуле, стоял стакан с водой и лежал кусок хлеба. Девочка не понимала, зачем все это, и спрашивала. Ей говорили, что так положено, а она все равно не понимала, но от нее отмахивались рукой. Никто не посчитал нужным объяснить, что произошло, и как теперь с этим жить. Тогда Ксанка не могла ощутить всей полноты утраты, она только наблюдала за происходящим. К ним приехали родные, все ходили, суетились, разговаривали шепотом, качали головами. А девочке было жутко неудобно оттого, что вдруг стало невыносимо скучно, внезапно напала какая-то неуправляемая веселость. Она пыталась скрыть навязчивую улыбку, но ничего не получалось, и все смотрели на нее с осуждением, прикладывали палец к губам. Но ей вдруг стало обидно, она вдруг почувствовала острую потребность в том, чтобы ее наконец заметили, чтобы на нее обратили внимание. Она села возле гроба, стала смотреть на него, на лицо бабушки, на сложенные руки и сознательно начала заставлять себя прочувствовать случившееся. Она буквально выжимала из себя тяжелые слезы. Слезы заметили, начали жалеть, гладить по голове, утешать. А она сквозь эти выдавленные слезы по-детски эгоистично наслаждалась всеобщим вниманием. Однако чем больше ей сочувствовали, тем больше она ощущала стыд за то, что при всей искренности намерений она не могла осознать это горе. Она знала, что должно быть больно, и отсутствие этой боли пугало. Это сейчас Оксана понимала, что тогда просто не сразу впустила происшедшее в свое сердце. Но позднее у нее появилось мучительное чувство долга перед образом бабушки, и она всегда боялась забыть упомянуть ее в своих молитвах. Она хранила в себе какую-то необъяснимую вину. Это осталось у нее и до сих пор. Но ведь она не знала этого чувства, и никто не помог ей. Теперь ей казалось, что та необъясненная, не прочувствованная ею смерть лежит белым облаком в памяти. И этот страх перед неизвестным, перед непонятным все еще терзал ее…

Оксана не хотела думать о Ней. Она Её не знала, не понимала. Но Её было так много вокруг… Она понимала, что когда-нибудь придется столкнуться с Ней вновь, и это будет гораздо большим потрясением. Она боялась, что не найдет в себе сил справиться с этим…