Андрей

Поезд то мчался, то замедлял ход, останавливался на станциях и полустаночках, кого-то впуская и выпуская из себя. За окном проносились безмолвные степи с далекими холодными сопками, и все с большим нетерпением взгляд пытался найти белый ствол с черными отметинами такой родной, незабываемой русской березки. Это было возвращение домой.
 
Ей было семнадцать. В ее жизни только что произошли очень важные события. Она окончила школу, отзвучал последний звонок и смолкли звуки вальса на выпускном вечере вместе с первыми признаниями в любви. Как-то вдруг, неожиданно, несмотря на десятилетнее ожидание этого, ее такая размеренная и понятная до сих пор жизнь перестала существовать. И каждый перестук вагонных колес как будто повторял, что все знакомое и ясное оставалось позади, а впереди было нечто неведомое и оттого немного страшное своей неопределенностью, но, вместе с тем, и радостно волнующее. Она ехала навстречу своей судьбе.
 
Но мысли ее были заняты не этим. Почти всю свою школьную жизнь она провела в другой стране, переезжая с места на место в зависимости от папиной работы. За 10 лет ей пришлось познакомиться и привыкнуть к учителям и ученикам 8 школ. И лишь последние два с половиной года, несмотря на постоянную смену уезжающих и вновь приезжающих в ее класс, ей не нужно было испытывать волнение новичка.
 
В девятом к ним пришло много новеньких. Для начала в классе устроили субботник. Подросшие и загоревшие за лето, с метлами, лопатами и тележками, ребята весело сметали первые опавшие желто-красные листья, знакомились, дурачились и бегали друг за другом со звонкими криками. Когда учительница начала им что-то объяснять, они собрались стайкой вокруг нее, переглядываясь и перешептываясь, не успев еще поделиться своими летними впечатлениями от поездок «в Союз», как это тогда называли.
 
Она тоже стояла в этой стайке, улыбаясь и болтая потихоньку с кем-то, как вдруг какая-то пустота застыла вокруг. Она оглянулась в недоумении и обнаружила, что все с любопытством смотрят на нее и еще на какого-то новенького. Она тоже взглянула на него. Он стоял, опперевшись щекой  о метлу и, не отрываясь, как загипнотизированный, смотрел прямо на нее, ничего и никого не слыша и не замечая.  Удивленная, она взглядом потребовала объяснения от него. Очнувшись от этого требования, он, как после долгого сна, повел глазами вокруг и только сейчас услышал воцарившуюся вокруг тишину и увидел смотрящих на него учительницу и одноклассников. Он смутился, но тут же, как будто бросая вызов всем, вновь прямо и открыто посмотрел на нее. Это было для нее его первое признание в любви.
  
Все эти годы его взгляд преследовал ее, сначала вызывая недоумение, досаду, жалость и, наконец, уважение. Самое удивительное, что в классе это его чувство тоже вызвало уважение. Попытались сначала, как всех влюбленных, дразнить его, но неожиданно, вместо отнекиваний,  он подтвердил, что любит ее.  Никто, естественно, не ожидал такого. Действительно, это было сильно и, пожалуй, многие, примерив ситуацию на себя, поняли, что не смогли бы так.
 
В одних это вызвало уважение, в других – зависть. К нему – за то, что он так спокойно и уверенно признавал это, к ней – за то, что ее так любят. Ее отношения с одноклассниками приобрели более выраженные формы: хорошие отношения стали еще теплее, а натянутые - обострились. Причем, в 10 классе это обострение дошло до такого предела, что она впервые на себе прочувствовала уродливые проявления подлости и лицемерия.
 
Однажды, зайдя к одной девочке за книгой, она удивилась в душе, откуда в той столько участия и вопросов по поводу их с Андреем отношений. Стараясь особо не отвечать на ее вопросы и, в то же время, чувствуя себя от этого не очень удобно, что-то она все равно вынуждена была сказать. Каково же было ее изумление и негодование, когда впоследствии она узнала, что весь разговор был записан на магнитофон по просьбе учительницы и ею же передан матери Андрея, принимавшей во всей этой истории такое же деятельное участие. Это было ударом для нее.
 
Очень долго после этого она не могла прийти в себя. Искренняя и чистая душой, она никогда не смогла бы так поступить с другими. Прежде всего потому, что перестала бы быть самой собой. Конечно, она понимала, что в мире царят не только добро и любовь, но также зло, подлость и ненависть. Но, пожалуй, многие люди, зная это, в душе надеются на то, что все плохое - чужая зависть,  предательства, подлость - уж их-то  не тронут,   обойдут стороной.
 
Увы, ее не обошло, не миновало. И это было лишь началом. Если опустить подробности всей этой некрасивой истории, которая продолжалась последние полгода, то можно сказать, что результатом стал их разрыв с Андреем. Три завидующие девицы сначала пытались унижать Андрея, называя его тряпкой, затем изменили тактику и, выказывая «уважение и участие» и поливая ее грязью, в качестве доказательства  подсунули ему эту злосчастную кассету. Она до сих пор не знает, что именно им удалось там смонтировать, потому что ничего плохого или того, чего он не знал бы, она не говорила, и потому ее совесть была чиста. Но тогда три новые «преданные подруги», которые старались раздавить ее своими взглядами и колкостями, преподнесли ему все так, как будто она предала его.
 
Это было тяжелое для нее время. И хотя она всегда относилась к нему только по-дружески и всячески отклоняла его, надо признать, все же приятные ей признания и попытки сближения, теперь, потеряв их, она поняла, насколько значимо все это было для нее. Не стало тех его взглядов, прогулок, встреч и стихов, написанных им. Теперь раздавался его искусственный смех с теми тремя и испытующий взгляд.
 
Он не был единственным, кто был влюблен в нее. Но он был тем, чью любовь она не смогла не заметить.
 
И вот теперь они ехали в одном поезде, в разных вагонах и в разные города. Они почти не видели друг друга, но знали и чувствовали, что каждый из них думает о другом и о предстоящей разлуке.
 
Поезд приближался к ее станции. «Вот и все, тук-тук-тук, вот и все, тук-тук-тук…» Слова, и сердце, и колеса отстукивали последние минуты перед расставанием. Поезд остановился.
 
Легкая и невесомая, с какими-то вещами в руках, она соскользнула со ступенек на платформу. Их кто-то встречал – родственники, знакомые и даже незнакомые. Но она никого не видела и не замечала. Встречавшая ее подруга сразу поняла, в чем дело, остановилась на платформе. Подбежали прощаться одноклассники, теперь уже бывшие. Поцелуи, прощания, обещания писать.… Объявили отправление поезда. Она не хотела видеть, как он исчезнет.
              
Повернулась и пошла, ничего больше не желая и не ожидая. Странно громко среди всего этого грохота и сутолоки, пробежав током по нервам, прозвучал голос Андрея, зовущий ее. Резко обернувшись, она неожиданно для себя оказалась в его объятиях. Он сильно прижал ее к себе, боясь выпустить, говорил что-то бессвязное, одновременно осыпая поцелуями. И снова ее поразила воцарившаяся вокруг тишина. Все уже зашли в поезд, для них это была промежуточная станция. Ее бывшие одноклассники и их родители молча смотрели на них из открытых окон. Его мать, пытающаяся всю дорогу не допустить их встречи в вагоне, теперь каким-то испуганно-истошным голосом звала Андрея. Поезд тронулся. Но он не хотел ни замечать, ни понимать это. Впервые он так открыто, при всех обнимал и целовал ее. Впервые она это принимала.
 
Четыре года спустя они снова встретились, теперь уже в его городе. Прежде чем пригласить его к телефону, его мать долго допытывалась, не Она ли это. Потом  начала объяснять, что он наконец-то женился, и что она боится появления той его первой любви.
 
Да, он был женат, и у нее были муж и ребенок. Но для него это мало что изменило. Он смотрел на нее все тем же взглядом, в котором без слов видны были и его любовь, и его страстное желание. В какой-то момент он не выдержал и с жадностью, напугавшей ее, буквально набросился, вновь, как тогда на платформе, осыпая ее поцелуями. Но тот раз так и остался единственным, когда она не оттолкнула его.