Небольшой отрывок из второй книги Галины Исаковой "Салют, варварята!"

День 46-й.
Дети бесятся. Нервы порой сдают, но на пять минут, не больше. А у вас бы не сдали?! Три десятикилограммовые зубастые пакостные торпеды, один большой корабль и маленькая затурканная я – все в одной комнате!
Утро удивило не слишком. Варвара пищу отрыгнула, дети во всем этом вымазались. Дверца холодильника за ночь потеряла часть своей ...чего там... эмали, что ли... или краски? К колченогому столу прибавился колченогий стул, вместо двух мешков корма привезли один – причем кошачий. У соседки снизу засорилась канализация (видимо, когда мою пол в воду попадает шерсть). На корпоративном сайте мои данные чудесным образом проиллюстрировались фотографией бородатого мужика. При переезде в другое офисное помещение куда-то подевались два стола. А Большой Начальник велел зайти «на серьезный разговор».
Я решила, что с меня хватит и, наверное, к вечеру нужно бы сойти с ума. С сумасшедших какой спрос? Никакого спроса с них нет. Только сочувствие, несложные разговоры о погоде и апельсины на тумбочке.
Но о погоде говорить не хотелось: тридцатипятиградусная жара стала уже надоедать, пропавшие столы нужно было искать, в некой фирме меня ждали за вакцинами для прививок, на восемь вечера было намечено клеймение, к тому же начальник на дух не выносит сумасшедших. …Апельсины на тумбочке откладывались.
В этот момент позвонили друзья-мастифоводы и дали телефон частного питомника, в котором знали обо мне и готовы были взять щенков на августовскую передержку. Когда закрывается одна дверь, непременно открывается другая!
До хозяйки питомника дозвонилась на удивление быстро. И не менее быстро договорилась о приюте для моих мастифозов-мафиозов. Настолько быстро, что, не поверив своему счастью, еще долго разговаривала с доброй женщиной о природе, жизни и собаках как части этой жизни.
Ощущение легкости от снятого с плеч груза было настолько невыносимым, что пришлось найти себе несколько трудных дел, чтобы совсем не улететь в небеса, подобно надутому гелием шарику.
Оказалось, я зря переживала насчет легкости бытия.
Прибыв домой за 10 минут до клеймовщицы, обнаружила… В общем, сказать, что дом был «обкакан» – ничего не сказать. Дом был в полном ажуре, как у соседки снизу при катаклизме с канализацией. Плюс запах.
Успела.
Клеймовщица, правда, застала меня со странного цвета подтеками на коленках, но в своей жизни она видела и не таких чудаков. Мало ли, может, я сию минуту вазы лепила на гончарном круге... Или мазала ноги шоколадом... Или цветы пересаживала, ползая по клумбам... Или, может, семена с этих клумб воровала... «Хозяева редких собак все с придурью, – видимо, подумала тетя, – надо сделать свое дело и свалить по-быстрому». Или вовсе ничего не подумала. А то она мозолистых грязных копыт не видала! Особенно, когда в доме собаки.
Варишна вследствие не сильного дружелюбия к приходящим была заперта на кухне, детей по одному укладывали на гладильную доску и аппаратиком, похожим на детский выжигатель или на бормашину, ставили им клеймо. Татуировка черными чернилами. Три буквы и две цифры.
Дети, конечно, возмущались насилию над личностью, парни – сдержанно, зато Оленька вопила, как обезьяна, которую не кормили три дня. Вопила и вырывалась, а потом еще долго жаловалась мне, что люди – звери. Я ее носила на руках, гладила, успокаивала и шептала, что она моя малышка и хорошая смелая девочка.
Тетя в углу хмыкала над словом «малышка» и спрашивала «сколько в ней весу»; услышав ответ, что почти десять кг, хмыкала опять и рассказывала как она «на днях клеймила помет бордосов, а в помете – ужас! – десять щенков! Но все мелкие»...
Под разговоры Оленька успокоилась, но напоследок все же куснула тетю за ноги.
Та в долгу не осталась: «А у ваших, – сказала она, – жуткие грыжи, их надо срочно оперировать!» Но, увидев мое перекошенное сложной эмоцией лицо и вспомнив о подтеках на ногах, быстро поправилась: «Ну, не то чтобы оперировать, но подшить не мешало бы...» Добавив, что никакие массажи, которыми мы развлекаемся, не помогут. Про неживого человека и припарки была цитата. Когда темы татуировок, вышивания и припарок уже были на исходе, на клеймение привезли Сумерки.
Мальчик мой, Сумерки! Хозяин как раз окрестил его Боем, извинился, за то, что тот «худоват», ибо сегодня, «в дорогу», не кормлен. Не без гордости сообщил, что Су... ребенок весел, подвижен, игрив, не капризен, не плаксив, хорошо ест и, «кажется, уже привыкает». Его взяли под опеку супер-ветеринары, обеспечили вакцинами, витаминами, «папа» купил лучшую амуницию и уже «ходит с Боем гулять». Кормит кашами и мясом, всем знакомым советует «купить мастифа».
Про лучшую амуницию и мясо сомневаться не приходилось, ибо большая золотая «гайка» на пальце с подозрительно ярко сверкающими белыми камушками о финансовом положении свидетельствовала лучше, чем справка из бухгалтерии.
На мои осторожные расспросы, мол, помилуйте, какое «гулять», если ребенок не привит, папуля строго сказал, что все под контролем, и это у него не первая собака, и ветеринары не возражают, мясо опять же надо выбегивать. К тому же живет он в коттедже в деревне, так что спите спокойно, товарищ заводчик.
Сумерки тем временем все обнюхивал, ходил-бродил по местам боевой славы. Его братья-сестры на время прибытия делегации были депортированы к Варе на кухню.
Напоследок папа похвастался, что в первую же ночь парень легко перемахнул через «высоченную загородку», которой оградили его место, и с тех пор в передвижениях юного мастифа не ограничивают.
Вместе с папой прибыл его друг, упросивший-таки меня выпустить остальных. Сумерки взяли на руки, и компашка вылетела в коридор. Друзья с перстнями долго обсуждали у кого больше голова – у их пацана или, например, у Димыча, и какого окраса станет Влад, и что «палевая сука» очень хороша.
Кончилось тем, что Сумеречный папа стал уговаривать товарища срочно купить мастифа. Я вытащила стульчик, заняла место в бельэтаже и ждала, чем закончатся уговоры. Сообщив в нужное время сумму, предупредила, что осенью взвинчу цену и буду со свистом сшибать деньгу. Потому как рвач и выжига. Но до августа – так и быть (тут я лениво цыкнула зубом) – могу подумать над их предложением, если оно поступит в ближайшие дни.
Обещали поразмыслить. Но мне, устроившей судьбу собачек на август, и так в общем уже не кисло.
Закрыв дверь за всеми посетителями, я радостно сожрала шоколадку, Варя – очередную порцию консервов, дети с палевой сукой во главе – по миске творога с кефиром. Потом мы с Варей гуляли, потом она опять отрыгивала на пол, потом я опять варила кашу, опять стирала, опять вырывала из маленьких пастей обрывки газет... А вот пол решила не мыть. В конце концов, на вечер было запланировано тихое светлое помешательство, а никак не Праздник труда.
Однако дети считали иначе. Уже засыпая, услышала странный шаркающий звук, новый в нашей фонотеке и посему не поддающийся идентификации. Включила ночник и в его слабом свете увидела дивную картинку, описанную, кажется, советским писателем Носовым. Что-то там про шляпу, которая бегала сама по себе. У нас сама по себе бегала белая пластмассовая Варварина миска.
А вода, ранее находившаяся в ней, а ныне перекочевавшая на кухонный пол, манила свежестью. Два литра – не шутка. Так что пол мы помыли, все желающие успели на ночь поплескаться и покататься по глади, Варвару опять вырвало, и день завершился почти без рукоприкладства. Поцеловав всех на ночь, нежно сообщила, что если меня заберут в дурдом, то они станут собаками-сиротами. Так что всем спокойной ночи. СПОКОЙНОЙ ночи, я сказала!..– повторяю для тупых и тугоухих. Свет выключаю!
День 47-й.
Суббота. Индийским слонам-тяжеловозам выходные не положены. Какие выходные, мама?! Подъем, как в погранвойсках, в 5 часов 45 минут утра. Враг не дремлет, кружит над сопредельными территориями и ждет момента перейти границу у реки. В тот памятный день река как раз у кровати и протекала. Перейти ее не было никакой возможности – ни мне, ни врагам, поэтому реку я оставила нетронутой до момента окончательного вставания.
В 6.00 сползла с койки, зевая и шаркая ногами, как столетний дед, потащилась с Варварой на улицу. Я терла глаза, чесалась и на ходу поддергивала штаны. По моему виду нельзя было сказать, что я люблю ранние подъемы. После прогулки Варвару стошнило.
Под пытками она призналась, что остатки корма, исторгаемые из ее нутра, суть физиология и самый правильный способ кормления детей. И поступает она так, как и положено добропорядочной мамаше. Именно так это происходит в природе. Я пробурчала, что у нас тут, однако, не природа, но природу я им легко могу им устроить – всей шайке. Вот придет август и будет им природа, дача и земляной пол. А пока – «Можно отрыгивать где-нибудь на линолеуме, а не под ванну?» Варвара сказала, что на все воля желудка. Где услышит зов природы, там тому и быть. А будете, хозяйка, правила устанавливать – тут же побежите на рынок за мясом, потому что дети голодают, разве непонятно?
Спор закончился ничьей. Позавтракав таким образом и осчастливив балкон и остальную квартиру новыми кучками, дети перешли к следующему пункту программы: охоте за моими пятками. Ни пяткам, ни мне играть не хотелось. В 6.50 все же удалось абстрагироваться от беготни, лая, массажа конечностей и урвать еще пару часов сна. Засыпая неспокойным сном, с грустью вспомнила, как «в молодости» у детей проявлялся «синдром попугая»: выключишь свет – они спят, включишь – просыпаются. Но кто же выключит июльское солнце?
Из вредности проспала до 12, проснулась от прикосновения к руке холодного носа. Варвара вся в извинениях за давешнее недоразумение с физиологией тактично спрашивала, а не запланирована ли у нас сегодня – случайно – опять прогулка? Я пробурчала, что она, так ловко разобравшаяся со своей физиологией, могла бы уже не тревожить меня по пустякам – подумаешь, кучкой или там озерцом больше...
Но Варвара смотрела вопросительно. После вставания следовало идти гулять, потом завтракать и чесать за ухом. У моей собаки устойчивые привычки.
Слонам-тяжеловозам думать не положено. У них одна забота: встал – пошел. Встала. Пошла. Погуляли. Выдала завтраки-обеды. Почесала. Убрала. Отключила холодильник, чтобы размораживался. Сходила в магазин. Купила детям вкусных полезных косточек и какой-то тоже вкусной полезной ерунды, отдаленно напоминающей печенье из колбасы салями. «Лакомство для щенков крупных пород» – вот как называлась та ерунда. Дети смяли лакомство в один присест, закусив пустой бутылкой из-под минералки, которую виртуозно выудили из мусорного мешка. И мешок отправился на новое ПМЖ. Он теперь висит, радуя глаз, на ручке окна. Как в лучших домах. Как в Букингемском дворце накануне большого приема.
В файв о’клок слонам положен чай. Но чай дети выпили на прошлой неделе, как и хороший кофе. И чай, и кофе были в легкомысленных пакетах, за что и поплатились. Остался кофе Гранд, от которого в восторге только актер Калныньш. Ну и слоны-тяжеловозы, которым все равно, что пить, лишь бы посидеть в кресле, поджав ноги и разрешив себе «полчаса ни на что не обращать внимания». Мое время – мое удовольствие, как написано на рекламном щите около нашего дома. Удовольствия в нашем доме – почти столько же, сколько и времени. Все, что есть, все наше.
Дети тем временем дрались за место на нижней полке пустого размораживающегося холодильника. Победил Димыч. Неудобно запрокинув морду на стенку и поджав ноги, он все-таки выпихнул конкурентов и просыпался только тогда, когда очередной кусочек льда падал ему на голову. Дим недовольно жмурился и прикрывался бархатными лоскутами ушей. Оленька (сука палевая!) с досады взялась было грызть дверцу, а Влад – Оленьку, но тут мои полчаса истекли, и пассажирам, оставшимся без мест, было предложено веселое купание в ванне.
Варвара, боящаяся большой воды, сидела у порога и внимательно следила за мной. Не собираюсь ли топить молодняк?
Сориентировавшись по усюсюкающему голосу, что страшное откладывается, пересилила себя, зашла на цыпочках и (жадина) вытащила из ванны игрушки, плавающие «для антуражу». Бегемоту с гантелями опять не повезло: его все время кусают, а плавать не дают. Потом мы, конечно же, мыли пол. С гавканием, кусанием, отряхиванием мокрых шубеек на стены, и наскоками на мои руки в стиле «тройной тулуп».
Жаль, чиновники из Олимпийского комитета не видят, как мы, резвяся и играя, моем полы. Какой там керлинг! Поломойко-ведротряпкинг! Международные соревнования!
И Голливуд – не того актера взял на роль ловкого Человека-паука.... Да и Цирк на Цветном бульваре много потерял. Зато, говорят, Гостелерадио скоро пришлет мне контракт. Озвучивать семейные комедии и сниматься в мультфильмах. Я теперь умею говорить разными голосами и даже лаять.
А что? – Варвара гавкает, когда отпрыски к ней в миску лезут, вот и я, устав просить «не кусай меня!», решила, что у нас просто языковой барьер. И стала лаять. Они ржут надо мной. Не верят. Не боятся ни фига. Надо избавляться от акцента.
А кто у нас смеется последним? Хе-хе.
Дети уперли из-под шкафа коробку, в которой умирало несколько клубней картошки, и начали ее, коробку, рвать. А коробка высокая – в таких коробках бумагу продают, сразу несколько пачек – плотная, заскорузлая уже от времени. Дети раззадорились, в раж вошли, рычат, зубы, в которых края коробки, не разжимают, головенками из стороны в сторону мотают, лапами упираются... Ну волкодавы, честное слово! А потом картошка оттуда ка-ак выскочит, ка-ак выпрыгнет! То-то смеху было.
Да, ну и что с того, что смеялась я в одиночестве. Как жена этого... как его... мистера Роччестера из «Джейн Эйр»... Та, которая на чердаке обитала и домик потом спалила. Не понимал никто ее тонкой душевной организации.
Окончательно войдя в роль, я взяла кастрюлю и диким голосом туда пробухтела: «ВА-А-АР-ВА-А-АРААААА!»
Варвара этого жуть как не любит, волноваться начинает и лаять: «Мать, ГАВ! ГАВ! Прекрати меня нервировать! Видишь, гав! гав! я от этого психическая становлюсь! Твою ГАВ!..»
Но раздухарившегося слона-тяжеловоза уже не остановишь. Да, признаюсь, пока мальчиков тут нет, было дело: надела кастрюлю на голову и, сидя на полу, начала орать песню, наиболее подходящую для погранзаставы. «На позицию девушка провожала бойца. Темной ночью простилися на ступеньках крыльца». И – в такт – головой, то есть кастрюлей, в стенку – бамс, бамс. Уж сходить с ума – так с музыкой! И вилочкой об стол – трямс, трямс. Для ритму. И ногой босой по полу с хм... – как там написано в книжке про щенков? – «разлитым теплым яблочным соком»? И босой ногой по полу с соком – шлеп, шлеп. «Нааааааа ступеньках крыльцааааааааа!»
Тут Оленька, заинька моя, подняла морду и ...взвыла. То ли судьба девушки с заставы как-то по-особому ее тронула, то ли мой образ человека-оркестра, не знаю. Но выть она перестала только после обещания, что петь я больше не буду, а буду молча варить кашу. Сейчас же. И с мясом. И побольше. Как варят брату ее единоутробному Сумерки.
На том и порешили.
Кашу, правда, я схалявила и развела полуфабрикатную, но зато аж пять злаков, с молоком, супер-витаминами, консервами мясными, маслом подсолнечным, салфеточкой белой, поклоном земным. И губами еще почмокала для нагнетания аппетита.
А без ложек серебряных обойдутся. Пусть руками едят – привыкают.
Пока они там с руками-ногами разбирались, мы с Варварой улизнули гулять. И ушли в поля. Далеко и надолго.... Забрели на наш пустырь, туда-сюда бродили – наматывали километры. Я разговаривала сама с собой, а Варвара плелась следом, собирая на шубу репьи и «ядовитым» бурчанием сообщая, что она обо мне думает, норовя при этом покрутить когтем у виска.
Зато дети успели соскучиться. И мы тоже. Встреча прошла в непринужденной дружеской обстановке. Мастифы махали хвостами, обслуживающий их персонал бросал в воздух чепчики.
...Кончаю. Страшно перечесть. А еще страшнее посмотреть в то место, где с Варварой опять случилась «физиология». ...Вышла на балкон покурить. Наступила на что-то... Утю-тю. Яблочный сок – теперь и с мякотью. Правильно, профилактика мытья ног перед сном.
...На часах – полпятого утра. Мне удалось урвать пару часиков и поработать. Мои спят давно. Шепотом: «Спяяяяяяят мои Титовы и Гагааааааааарины, спят мои отчааааянные пааааарни, носики-курносики сопят (повтор 2 раза)». Правильно, им же вставать через час-полтора. Это некоторые могут себе позволить дрыхнуть до обеда! Хотя слонам-тяжеловозам выходные не положены! Вот и Большой Начальник мне сказал: лето – не повод расслабляться!
День 48-й
... Дети проснулись через 25 минут. В 4.55. Начали носиться и гавкать, чем никого уже не удивили. Я поднялась со стула, закрыла балкон, чтобы звуки не слишком тревожили соседей, ибо одно дело – беготня по квартире, а другое – почти на свежем воздухе, где ничто не мешает тявканью набирать скорость звука.
Сила воли всегда была моим слабым местом. Решив, что никогда не поздно начать ее воспитывать, легла спать под грохот канонады. Дети изучали то, что в свое время мебельщики запихнули внутрь кресла. На часах – 5 утра.