Уроки английского

Понедельник, 21 апреля. С великим нетерпением подгоняю время, потому что вновь увижу Ее. Хотя как можно подгонять время? Не понимаю. Неумолимое Время. Неуловимое Время. Необратимое Время. Вот оно может нас подгонять, торопить, заставлять мчаться куда-то, очертя голову, а как мы можем его, Вечное Время, подгонять? Наивные. Впрочем, речь не о нем. А о Ней.
Она. Скоро придет Она. Женщина. Незнакомка. Прекрасная Елена. Далекая и недоступная, как богиня. Одна мысль о Ней бросает меня в жар. Она может не произносить ни слова, не шевелиться, сидя притаившись напротив, даже не смотреть на меня своими огромными и влажными, как два чистых пруда после летнего дождя, немного раскосыми, глазами, и, тем не менее, у меня перехватывает дыхание и сердце начинает бешено колотиться от одной мысли, что Она где-то рядом, что Она есть, и стоит мне протянуть руку, как я дотронусь до ее нежной кожи, почувствую жар ее тела, услышу, как бежит по жилам жизнь.
В дверь звонят. Я вздрагиваю, срываюсь, как спринтер на старте, с места, но тут же, опомнившись, стараюсь взять себя в руки, ведь, я учитель, а она ученица, и не подобает мне вести себя, как влюбленному в свою учительницу семикласснику. Я поправляю одежду, наспех провожу щеткой по волосам, оглядываю себя в зеркало, и быстро направляюсь к двери, успевая по дороге отругать себя за глупое влюбленное мальчишество.
Распахнув дверь, на пороге я вижу Ее. На лестничной площадке полумрак, и поэтому кажется, что она одета во все черное, только лицо бледное, словно усыпанное сахарной пудрой, как у японской фарфоровой куклы. «Проходите, прошу Вас» - излишне церемониально, скорее вежливо старомодно, а не непринужденно современно, произношу я не своим голосом, и, смутившись, тороплюсь вперед, словно для того, чтобы показать ей дорогу, на самом же деле стараясь скрыть свою неловкость.
Она проходит, осторожно и неторопливо, внимательно смотря себе под ноги, словно боится споткнуться, а я позади любуюсь ее семенящей походкой, ее тонкой, слегка наклоненной набок, шейкой, вдыхаю аромат ее едва уловимых духов, вперемешку с запахом юного женского тела, но потом, вдруг опомнившись, иду, как будто выключить в коридоре свет, на самом же деле немного успокоить свое дыхание и вытереть выступившую на лбу испарину. Какой же я болван, что так волнуюсь!
И вот, мы сидим за круглым столом, что в гостиной. Всего полтора метра разделяют нас. Я начинаю урок. Потом прошу ее что-то почитать. Она начинает. Я слушаю. И хотя она делает довольно много ошибок и не все слова произносит правильно, я не тороплюсь поправлять ее. Мне так не хочется прерывать ее. Не могу сказать, что у нее красивый голос, скорее несколько сонный и монотонный, но удивительной дело, от его звуков я впадаю в какую-то сладкую истому, даже полусонную одурь. У меня с макушек до пят появляется гусиная кожа, как бывает иногда в парикмахерской, когда парикмахер тихонько прикасается к твоим волосам, и я почти закрываю глаза, так мне блаженно.
Она замолкает. Смотрит на свои маленькие часики на запястье. У нее вдруг огромные испуганные глаза, словно она боится куда то опоздать. Урок окончен. Я рассеянно даю ей какие то задания на дом. Провожаю. Открываю дверь. Мы прощаемся, или нет, говорим друг другу «до свидания». Я захлопываю дверь и откидываюсь всем телом на стену. Я слаб, как младенец. Что со мной? Что за блажь? Я мотаю головой, как боксер после нокаута, пытаясь прийти в форму. Да, что же со мной?!

Среда 23 апреля. Она не пришла в назначенное время! Что могло случиться? Я так обеспокоен, словно знаю наверняка, что с ней произошло что-то нехорошее, серьезное. А впрочем, какое мне дело? Какое мне, вообще, дело до нее? Мы даже не любовники, а я беспокоюсь за нее, как за близкого мне человека. Надо взять себя в руки! Мне нет абсолютно никакого дела до этой молодой женщины, которую я видел всего два раза в своей жизни! Никакого! У меня своя жизнь, свои проблемы, свои дела. У меня была сотня учениц вроде нее. Больше половины из них я уже не помню. Так почему же я так взволнован?! Она может вообще больше никогда не приходить! И я не намерен…. В дверь звонят…
Я устремляюсь к двери подобно ловцу жемчуга, у которого закончился воздух и который со всех сил отталкивается от дна моря, устремляясь туда, где светит солнце, потому что там жизнь. Я распахиваю дверь, и вижу ее большие испуганные глаза. Я уверен, что что-то случилось, что-то, наверняка произошло. Но секунду спустя ее раскосые глаза озорно улыбаются, почти смеются. Что?… Я… Теперь я понимаю, что она смеется над моим нелепым взволнованным видом. «Прощу прощения за опоздание» - произносит она своим монотонным голоском. «Да, ничего страшного. Это всего…» - я гляжу на часы, чтобы определить на сколько она опоздала… Двенадцать минут пятого. Она опоздала на двенадцать минут. Всего на двенадцать минут. А казалось, как минимум на полчаса.
Она проходит, по привычке, в гостиную. Достает учебники, тетради. «Нас задержали на работе, поэтому, как я не старалась, вовремя не успела» - но в ее голосе я не слышу сожаления. Мне кажется, она по прежнему смеется надо мной, словно разгадала все мои тайные мысли. Я думаю, что она догадывается, как все женщины в таких случаях, что она мне нравится, и ее это страшно забавляет. Меня же это почти бесит, но я сдерживаю себя.
На этот раз она садится на мое место, а я на ее. У меня есть привычка время от времени меняться местами со своими учениками – это вносит некоторое разнообразие в школярную рутину - ученик вдруг оказывается на месте учителя, а учитель на месте ученика.
Яркий свет падает ей на лицо, декольтированную грудь, тонкие руки. Теперь я вижу, какая она на самом деле. До этого, то искусственное освещение в прихожей, то ее место спиной к солнцу не позволяли мне хорошо разглядеть ее. Но теперь она как на ладони. И она знает это! Она знает, что свет полностью выдает ее, раздевает ее, и она старается, старается быть женщиной – то есть нравиться.
Я вижу ее темно-каштановые волосы, ниспадающие крутой волной на узкие плечи. Я всегда думал, что мне нравятся блондинки, а оказывается я без ума от шатенок! Цвет лица матовый, почти бледный. Кожа как фарфоровая, неестественная, без изъяна. Кажется, что она светится изнутри, так неестественен молочно-матовый оттенок, который исходит от нее. Нос правильной формы, слегка вздернутый кверху, что, если верить физиогномистам, говорит о лукавом, задорном характере. Рот маленький, но губы, скорее тонкие, нежели пухлые.
Она поднимает на меня свои огромные … серые глаза! Я то думал, что глаза у нее черные, а теперь, в ярком освещении комнаты, вижу, что они как крыло голубки. Огромные, серые-серые, как осеннее небо в непогоду, глаза!
Она очень изящна, даже аристократична, но при этом не манерна и очень индивидуальна. Увы, в наше время становится все больше и больше привлекательных стильных девушек и молодых женщин, но почти все они, безоговорочно отдающие дань моде, по инкубаторски похожи друг на дружку. Все меньше того, что делает женщину женщиной, все больше унисекса. Короткие, унифицированные стрижки a la garson, оттеснили пшеничные, ржаные и вороные наядины водопады волос, облегающие джинсы всех мастей и раскрасок оттеснили вечные столь женственные платья, юбки, сарафаны. А у моей ученицы в роду, наверняка, были дворяне. Не люблю слово «порода» - оно, скорее, подходит для собаки, нежели для человека, - и все-таки, в ней чувствуется «порода», некий аристократичный флер – про таких поэт писал «Твои глаза, как два агата, как два прыжка из темноты. Скажи, каким путем, каким обманом в двадцатый век пробралась ты?».
Не думаю, что я хорош, как учитель. Я мечтаю и сплю на наших занятиях, нехотя давая какие-то задания, чтобы потом потихоньку наблюдать за своей княжной или купаться в волнах сладкой неги, которую напускает на меня звук ее чарующего голоса.
Но, урок закончен. Я по привычке, как галантный джентльмен мчусь со всех ног к двери. Открываю. Мы говорим друг другу «до пятницы». Дверь закрывается. В квартире все еще присутствует ее запах, ее аура, ее флюиды. Я глубоко вдыхаю, до головокружения. Неужели, я влюбился? Как мальчишка? Вот, было бы забавно!

Пятница, 25 апреля. Она, как прежде, пришла и я просто счастлив. Весь предыдущий день я провел в какой-то ленивой, даже мрачной, меланхолии, думая о ней.
В своих бумагах я нашел портрет Мэри Чаворт, очаровательной особы, в которую безнадежно был влюблен толстый хромой мальчик, юный лорд Байрон, и которая позже вышла замуж, как это тогда часто случалось, за немолодого зажиточного аристократа, и был просто сражен поразительным сходством портрета возлюбленной юного Байрона с моей княжной. Мэри Чаворт. Мэри. Ах, Мэри, Мэри! И зачем вы разбили сердце маленького лорда, ведь вы убили его тогда, отняли у него самое дорогое, что может быть на земле – его любовь, его мечту. «Бесплодные места, где был я сердцем молод, Анслейские холмы! Бушуя, вас одел косматой тенью холод бунтующей земли. Нет прежних светлых мест, где сердце так любило часами отдыхать. Вам, Мэри, для меня в улыбке милой уже не заблистать» - написал позже бедный покинутый хромыш.
Так вот, мы стали гораздо ближе. Она оживленно мне что-то рассказывает, совершенно забыв о занятиях, я с наслаждением слушаю ее. Она непринужденна, жива, больше меня не смущается. Меня также больше не бросает в приступы робости и смущения. Мое чувство к ней стало еще крепче, глубже, надежнее. Чувство? Какое чувство? Как его назвать? Любовь? Влюбленность? Или просто избыток нежности мужчины к женщине? Не знаю. Но что бы это ни было, как бы ни называлось – ведь, какая разница – я чувствую радость бытия, я ликую! Сердце мое переполнено и вот-вот прольется через край!
Сегодня на ней очаровательное коротенькое платьице, чуть открывающее коленки. Она очень женственна, даже сексуально привлекательна, но не вызывающа, в ней есть тайна. Я так рад, что джинсам и брюкам она предпочитает классический женственный стиль, что готов целовать ей руки в знак благодарности.
Она читает домашнее задание. Одной рукой она держит книгу, другая покоится на столе. У нее длинные молочные пальцы с розовыми ноготками. Я кладу свою руку рядом. Мне так хочется дотронуться до ее пальцев своими, что я с трудом не поддаюсь этому порочному соблазну, и ужасаюсь этой мысли, потому что представляю, как я ее напугаю своей близостью.
Забавно, но в ее присутствии я чувствую себя как мальчишка. До этого для всех своих учеников, даже для тех, кто был старше меня, я был учитель - фигура строгая, требовательная, авторитетная. Для Нее же, для моей княжны, я, наверное, как товарищ, приятель или еще кто. Я думаю, она чувствует, что она мне нравится, и это придает ей уверенности.
Еще один урок окончен. Мы говорим «до свидания». Дверь захлопывается. Слышен глухой гул лифта. Я пулей вылетаю на площадку, бегу к ближайшему окну и высовываю голову с девятого этажа. Через пять секунд я вижу Ее, выходящую из подъезда. Она направляется к остановке, я же с наслаждением ловлю ее последние очертания, мысленно посылая Ей свое глупое обожание, свою платоническую любовь.
Мэри, Мэри! Полюбите меня и вы сделаете меня самым счастливым из всех смертных!

Понедельник, 28 апреля.
Моя княжна позвонила и сообщила, что не сможет прийти на занятие. Сказала, что после работы у нее появились неотложные дела. Первого мая, также, праздник, и она не придет. Полагаю, что она слишком легкомысленно относится к нашим занятиям. Я пытался ей втолковать, что к языку нужно относиться серьезнее, но не думаю, что голос мой был убедителен.
Я не увижу Ее целых четыре дня! Горе мне, несчастному!


Пятница, 3 мая. Наконец Она снова со мной! К черту английский! Мы сидим и разговариваем обо всем и не о чем, как старые друзья, которые знают друг друга не первый год, может даже, как будущие возлюбленные. Сколько нежности излучают ее прекрасные глаза, свет так и струится из них! Я боюсь долго смотреть в них, потому что боюсь ослепнуть.
Сегодня она собрала свои локоны на затылке, обнажив шею, лишь две тонкие пряди рыжевато-каштановых волос, непослушно выбились, словно отбились ото всех и трогательно ложатся на ее нежную кожу, и я чувствую, что я пропал. Шея женщины, наряду с ее глазами и фигурой, не может оставлять мужчину равнодушным. Мне так и хочется прикоснуться губами к этой нежной части Ее существа. Но я понимаю, сколь сумасбродна моя идея.
За пять мнут до конца занятия, вдруг, начинается ливень. Он встревожено смотрит в окно. Как же ей идти домой в такую непогоду? Она, ведь, без зонта. Я говорю, что дождь ненадолго, а в душе молю: «Господи, пусть он идет подольше. Пусть она побудет здесь, рядом со мной еще несколько минут».
Но, увы, через пять минут ливень действительно прекращается. Мы прощаемся, как обычно до понедельника.

Среда, 5 мая. Это, наверное, самый счастливый день в моей жизни! Я пригласил ее на свидание, и она согласилась! Вернее, это трудно назвать свиданием, просто я предложил ей погулять вместе вечером.
Но факт остается фактом! Она сказала «да»!
Весь вечер мы бродили по сумеречным аллеям пушкинского парка, ели мороженое, слушали птиц, людей, улицу. Ах, как хорошо в мае в парке! Я говорил много, умно, а она слушала меня. Наверное, я был похож на павлина, гордо распускающего свой хвост. Ну, и что ж!
Оказалось, что она, как и я, книжный червь, что в детстве она также играла на фортепиано, что, как и я, она терпеть не может хамства, и что корпоративному отдыху предпочитает отдых на природе. У нас столько общего!

Среда, 5 сентября, 3 месяца спустя. Я сделал предложение руки и сердца своей княжне, и она его приняла! Сердце мое ликует, я весь полон судорожного нетерпения. Ближе к ноябрю мы сыграем свадьбу. А пока нужно еще сделать столько приготовлений. Как видите, уроки английского нам обоим пошли на пользу.