В гости к Шереметевым (Санкт-Петербург)

Довелось как-то с подругой пожить в Петербурге почти неделю. Конечно, ходили на экскурсии. С Васильевского острова мы пешком добрались до Фонтанного дома. Длинная прохладная арка. Табличка, приглашающая посетить дом-музей Анны Ахматовой.

Вошли, и … я остолбенела. Нас «встречала» Прасковья Ивановна Жемчугова. Огороженное надгробие с профилем венчаной жены Николая Петровича Шереметева. Как нам потом объяснили пожилые петербурженки, прах был перенесен в другое место. Но – нам было понятно – именно здесь было то, настоящее, захоронение. Как оказалось, в пяти минутах ходьбы от дворца. Значит, безутешный Николай Петрович часто бывал здесь, оплакивая несвоевременный уход жены, любимой.

Когда-то, изучая архитектурный ансамбль Кусково, я прониклась другой «архитектурой» - щемящей историей любви – дворянина Николая Петровича и крепостной Параши, девушки с голосом «сирены». Всё силилась представить, как могла зарождаться та любовь; как Николай Шереметев, изъездив многие страны, встречавшись со многими женщинами, вернулся домой и понял, что лучше Прасковьи не найти на земле девушки, - жены для себя, матери для своего дитя – продолжателя знаменитого рода.

Силилась представить, как реагировала на знаки внимания сама Прасковья, дочь горбатого кузнеца, которая жила скромнее скромного - жизнью богомолки, отшельницы. Как заливалась краской стыда – на нее обратил свои взоры – и серьезно! –«Крез младший», рождением избалованный граф.

Ношу в сердце мучения графа по кончине любимой, его кровоточащие страдания – не мог объявить сиятельному миру аристократов про венчание с девушкой «подлой» породы, не мог объявить и о сыне, ею рожденном, Дмитрии – единственном наследнике.

И всё-таки сделал это, не отрёкся от любви. От сына пойдет еще одна веточка. Фотография из «Петербургского альбома» - «Заседание общества любителей древней письменности во дворце графов Шереметевых на Фонтанке («Фонтанном доме») – на ней внук Прасковьи Жемчуговой и Николая Петровича, последний владелец дворца на Фонтанке.

Эти знания в голове пронеслись секундой. Вот это место. Здесь они были вместе, здесь он страдал. Атомы тех счастья и боли никуда не исчезли, они здесь. И мы, зайдя во двор Фонтанного дома, вступали с этими атомами во взаимодействие. Мы, стало быть, вопреки всякой науке могли реально общаться с ушедшими людьми. Небо Петербурга оставалось тем же. Земля – та же.

Мороз в жаркий майский полдень пробежал по коже.

Наша экскурсия только начиналась. Дворик поразил нас тишиной. Странный островок тишины, слышна была перекличка воробьев, зелень майская - веселая, блестяще-глянцевая. Молодая женщина сидела на краю невысокой чугунной резной ограды, Рядом коляска с младенцем. Она подставила лицо утреннему солнцу, даже не взглянув на нас.

В тени на скамейках сидели и вели свои неспешные разговоры старые женщины. Подумалось, что они – свидетели блокадных дней.

Мы зашли в Фонтанный дом, сразу поднялись по узкой крутой лестнице на третий этаж. Анна Андреевна тоже здесь ходила, возможно, и перила оставались теми же.

Больше часа мы ходили по комнатам некогда типичной петербуржской коммуналки. Экспозиция выстроена с большой любовью, сохранены подлинные вещи времени. Умилил до слёз набитый не то тряпками, не то опилками медвежонок – чья-то чистая радость.

Чемоданы, летний плащ и шляпка, кухня с «теми» вещами, керосинка, двери, замки, сохранившая система тогдашнего отопления. Всё интересно, странно. И в секунды – она здесь ходила, принимала гостей, творила. Сталин, Маленков, Жданов. Репрессии, расстрелы. Россия в страхе, во лжи победных реляций пятилеток. Ходьба отсюда с бумагами о прошении за мужа, сына…

В следующий раз мы обязательно обратимся к услугам магнитофонного экскурсовода. В этот раз решили без него – для нас были ценны наши впечатления, ощущения. Что-то читали, больше всматривались и осматривались. Смотрительницы были тактичны, неназойливы – настоящие служительницы ахматовского музея. Время от времени заглядывали в окна – может быть, стекла были другими, но пейзаж за окном почти тот же – дома-то с небом никуда не делись.

… Через час-полтора спустились вниз. «Американский кабинет» Иосифа Бродского. Мы пробыли там более двух часов. Не только рассмотрели все вещи, включая накидку, чемодан и шляпу – те самые! Попросили девушку-экскурсовода поставить нам плёнки с записями.

Моя приятельница – студентка университета, будущий филолог. Интерес к «американскому кабинету» у нее особый – надо было писать курсовую по творчеству поэта. И ей хотелось напитать свой дух. Подлинные вещи – они ведь сохраняют навечно ауру своих владельцев.

Она села у телевизора на пол по-турецки. Есть кадр, где она смотрит на монитор, а Иосиф Александрович смотрит на нее – почитательницу и «изучательницу» его творчества. Да не было между нами расстояний в годы и пространства – мы общались здесь и сейчас, глаза в глаза, сердце в сердце.

… Выходили мы из гостей промёрзшими до костей, но и напитанные духовной информацией.

Во дворике мы присели на скамью. Нет, не болтали, рассказывая о собственных впечатлениях. Молчали, сохраняя увиденное и прочувствованное. Не торопились, словно боясь расплескать подаренное нами великими соотечественникам, почти современниками.

И, конечно, обошли квартал, открыли двери в Музей театрального и музыкального искусства - дворец славы рода Шереметевых.

… В масштабах вселенной добро вряд ли победит зло, если за последнее считать всеобщий закон энтропии – распада материи до ДНК. Но, несомненно, добро побеждает в отдельно взятом человеке. В любом посетителе Фонтанного дома.

Шли в гости к Анне Андреевне. Попали в удивительной духовности пространство. Здесь страдали две «сирены». Одна завораживала пением, другая – голосом поэтическим. Ахматовское «Чистейшего звука Высокая власть» - о них обеих.

Здесь четверо мужчин пересекали траектории физического и душевного пространств друг друга и этих двух муз – Николай Шереметев, Николай Пунин, Сергей Шереметев, Иосиф Бродский.

Как всё сплелось – не уничтожить, не разъять. Не верится – за стенами бурлящий столичный город, внутри – побеждающее энтропию Добро.

Чистейший воды бриллиант экскурсионных маршрутов Петербурга. Пусть он сохранится навсегда.