ЕВРОПА И БЕЖЕНЦЫ

Европа и мусульмане


О «проникновении мусульман в Европу», об «экспансии ислама», «исламизации Европы» уже много написано, и значение этой темы может лишь возрастать; ведь действительно в Западной и Центральной Европе непрерывно (многие скажут «угрожающе») увеличивается численность населения, иммигрировавшего из стран исламского мира. Так, в Великобритании мусульмане составляют примерно 2 млн человек из общего населения в 60 млн, во Франции – 5 млн из 60 млн, в Германии – 3,2 млн из 83 млн, в Италии – 1 млн из 57 млн, в Голландии – 800 тыс. из 16 млн, в Швеции – 300 тыс. из 9 млн, в Испании – 400 тыс. из 40 млн, в Дании – 160 тыс. из 5 млн, в Бельгии – 400 тыс. из 10 млн, в Австрии – 300 тыс. из 8 млн. Вроде бы не так уж много. Правда, темпы рождаемости мусульман более чем втрое превышают такой показатель у немусульманского населения. Согласно прогнозам, уже к 2015 году численность их удвоится, в то время как доля остальных снизится на 3,5%. Нередко сейчас можно слышать разговоры о том, что в середине нашего столетия мусульмане, по крайней мере, во Франции, а возможно, и в других странах Западной Европы, по количеству превзойдут немусульманское население. Надо еще иметь в виду, что общее население Европы, по прогнозам ООН, к 2050 году снизится с 738 млн (на 2000 год) до 600 млн. Тренд очевиден.

Мусульманское население моложе коренного: так, в целом по Франции доля жителей младше 20 лет составляет 21%, а среди мусульман – 33%. В Германии соответствующие цифры – 18% и 33%, примерно так же обстоит дело и в других странах региона.

В принципе можно было бы сказать: ну и что из того, что растет процент мусульманского населения? Дело не в цвете кожи и не в религии; все эти люди – уже граждане европейских государств, не надо впадать в расизм, вопить об исламизации Европы и употреблять такие термины, как «Еврабия», «Лондонистан» и т. д. Но тревоги связаны не столько с этническими и расовыми предрассудками, сколько с растущим влиянием экстремистов-джихадистов на мусульманское население европейских стран.

Мусульмане появились в Западной Европе в результате проведения политики импорта рабочей силы после Второй мировой войны. Выходцы из нищих стран третьего мира готовы были браться за низкооплачиваемую работу, которую не желало выполнять местное население. Англия, Голландия, Франция ввозили трудовые ресурсы из своих бывших колоний (по сей день большинство французских мусульман – выходцы из стран Магриба, в основном из Алжира, в Англии – из Индии, Пакистана и Бангладеш, в Голландии – из Индонезии и Суринама). А не имевшая колоний Германия – из Турции. В 1961 году, когда ФРГ заключила с Турцией соглашение о найме рабочей силы, в стране было менее 7 тыс. турок, спустя 30 лет – уже более 2 млн. Трудовых мигрантов считали временными рабочими, которые по истечении срока контракта, заработав денег, вернутся домой. Так сначала и было. Но после первого энергокризиса и вызванной им безработицы было решено прервать импорт рабочей силы. В ФРГ в 70-х годах приостановили наем из других стран, прекратили выдачу разрешений на трудовую деятельность большинству иностранцев. В некоторых странах даже разработали программы содействия иностранным рабочим в репатриации. Однако большинство приехавших от них отказывалось: на родине перспективы весьма туманны, а вернуться в Европу будет уже невозможно. Иностранцы, решившие обосноваться в новой стране, стали перевозить туда родственников, дочери рабочих, вырастая, заключали браки со своими земляками, те, в свою очередь, тоже ввозили своих родственников, а детей, в соответствии с мусульманскими традициями, рождалось много. Отсюда и рост мусульманского населения.

Выходцы из одной страны стараются проживать компактно, возникло то, что стали называть «геттоизацией», образованием гетто. Две трети британских мусульман живут в районе Большого Лондона, третья часть французских мусульман – в Париже или вокруг него, треть германских мусульман – в индустриальном районе Рура. В Марселе мусульмане превышают 25% численности населения, в Мальме (Швеция) – 20%, в Париже, Брюсселе и Бирмингеме – 15%, в Лондоне, Амстердаме, Роттердаме, Осло, Гааге, Копенгагене – 10%. В прошлом году в Амстердаме на первом месте среди самых популярных имен, данных новорожденным мальчикам, оказалось имя Мухаммед; в текущем году это имя на втором месте в Англии.

Первое поколение мигрантов старалось если не ассимилироваться с местным населением, то хотя бы доказать свою лояльность и включенность в местное общество. А вот у второго и третьего поколения настроение уже иное. С одной стороны, у них нет языковых проблем (как у их предков), учились они в европейских школах и имеют тот же уровень образования, ту же профессиональную квалификацию, что и их ровесники из местного населения.

С другой стороны, они в своем большинстве стали осознавать, что как бы ни старались – все равно не станут полноценными французами или англичанами. Так, уровень безработицы среди европейских мусульман, как правило, вдвое выше, чем среди населения в целом, в том числе и мигрантов-немусульман. Французская печать приводила примеры того, что резюме, посылаемые для поступления на работу в различные фирмы молодыми людьми с высшим образованием, отвергаются гораздо чаще, если эти люди мусульмане. По данным опроса, проведенного в декабре 2004 года, 87% французов полагают, что при прочих равных условиях человеку магрибского происхождения устроиться на работу «несколько труднее» или «гораздо труднее». В социальном плане мусульмане ощущают, что их все равно не принимают за своих, даже если они ни в чем не уступают своим ровесникам, рожденным в «белых» семьях. Многие с горечью убедились в том, что они как бы оказались между двумя мирами. Старой родине они не нужны, да и они ее и не знают, даже ее языком чаще всего владеют хуже, чем европейским; но и в стране своего рождения они не стали «согражданами», интегральной частью нации. На них смотрят как на чужих. («Понаехали тут», - говорят у нас, то же можно услышать в любой западноевропейской стране.)

Это относится и к психологическим, и к бытовым различиям. Например, англичане недовольны тем, что на остановке «чужаки» не выстраиваются в очередь, как это принято в Англии, а «лезут кучей». Таких примеров можно привести множество.

Неудивительно, что молодые мусульмане, не желая ассимилироваться в негативно (по их мнению) настроенное по отношению к ним общество, начали поиски своей идентичности, и идентифицируют они себя не с далекой «родиной предков», а с чем-то несравненно более значительным – с исламом. Исследования, проведенные во Франции и Германии, показали, что мусульмане второго и особенно третьего поколения менее интегрированы в общество, чем их отцы и деды. Ощущая себя жертвами дискриминации, они находят в исламе знак своей идентичности. Во Франции число людей, декларировавших себя верующими и практикующими мусульманами, только за семь лет (1994-2001) выросло на 25%. Известна история с хиджабами (женскими головными уборами), которые запретили носить девочкам-школьницам. Но многие юные мусульманки стали носить уже не хиджаб, а никаб, полностью покрывающий лицо, оставляя лишь прорезь для глаз. 24-летняя жительница Лондона сказала в интервью: «Для меня это не просто предмет одежды, а фактор солидарности». Другая добавила: «Если бы я одевалась по-европейски, я могла бы быть индуской или кем угодно, а в никабе я чувствую себя мусульманской женщиной».

Можно ли сказать, что для правительств западноевропейских стран все это стало неприятным сюрпризом? И да, и нет. Эксперты давно предсказывали негативные последствия недостаточного внимания к проблеме интеграции в общество потомков мигрантов, но разве где-нибудь правительства прислушивается к мнению специалистов?

Впрочем, нельзя сказать, что данной проблеме вообще не уделялось внимания. Считается, что существуют такие главные модели, как французская (ассимиляционистская), германская (сегрегационная) и английская (плюралистическая).

Во Франции членом национального сообщества является любое лицо, обладающее французским гражданством. Гражданином Франции может стать всякий человек независимо от страны происхождения, а тот, кто родился на ее территории, автоматически становится гражданином. Иммигранты фактически отказываются от своей прежней идентичности и усваивают ценности и особенности поведения, присущие французам.

В отличие от этой модели, в Германии в основу гражданства положен принцип «права крови», т. е. здесь господствует не гражданский, а этнический подход, и лицо, родившееся на территории Германии, не становится ее гражданином. Это привело к сегрегации - отделению населения иммигрантского происхождения от германских граждан.

Английская модель, окончательно принятая в 1985 году, состоит в признании государством в рамках национального сообщества различных общин, имеющих право жить в своем кругу, сохраняя свои традиции и ценности. Этот подход вписывается в известную концепцию мультикультурализма.

Итак, три ведущих страны Западной Европы избрали различные стратегии поведения по отношению к иммигрантам, в том числе и к мусульманам. И в отношении немусульманских пришельцев это в основном сработало: с поляками, чехами, индусами или китайцами особых проблем нет. А вот что касается мусульман, то результаты примерно одни и те же: в общем и целом ни ассимиляции, ни интеграции не произошло. В каждой стране существуют общины иммигрантов, как бы параллельные общества, и никто еще не в состоянии предложить рецепт, – как достичь того, чтобы мусульмане, сохраняя свою этническую, культурную и конфессиональную идентичность (отказать им в этом невозможно), чувствовали себя полноценными гражданами давшего им приют государства, столь же лояльными к нему, как и все остальные.

Многочисленные факты свидетельствуют об обратном. Лондон, например, стал прибежищем радикальных антизападных группировок, после терактов 11 сентября 2001 года в США. Имамы в лондонских мечетях открыто призывали к солидарности с террористами, взорвавшими нью-йоркские башни-близнецы; и лишь в последнее время экстремистов стали преследовать, были произведены аресты. Шоком для Англии стали взрывы в Лондоне 7 июля 2005 года. Люди увидели на экранах телевизоров видеозапись «завещания» одного из террористов-смертников, пакистанца, говорившего по-английски с йоркширским акцентом, и стало ясно, что человек, родившийся и работавший всю жизнь в Англии, может хладнокровно убивать своих формальных «сограждан». Потом стало известно, что по данным опросов 13% британских мусульман считает этих убийц «мучениками». Резко возросло число экстремистов среди мусульман после американо-британской интервенции в Ираке, и духовные лица стали призывать к беспощадной борьбе за то, чтобы заставить правительство вывести войска из Ирака. По официальным данным, английская полиция осуществляет мониторинг 200 ячеек мусульманских экстремистов. Весьма красноречивый эпизод показали по телевидению в день, когда пост премьер-министра перешел от Тони Блэра к Гордону Брауну. В толпе, собравшейся возле Букингемского дворца, откуда выезжал после встречи с королевой новый премьер, выделялась группа людей, скандировавших: «Аллах акбар!» и державших плакаты с надписью «Боже, прокляни королеву!». Их несли граждане Великобритании…

Всем известны и беспорядки, учиненные молодыми мусульманами из парижских предместий, и бесчинства мусульманских экстремистов в Голландии. Среди различных аспектов данной проблемы есть и такие, как электоральный (ни одна из конкурирующих политических партий не рискнет восстанавливать против себя значительную группу населения), международный (нельзя враждовать со странами ислама, от связей с которыми во многом зависит экономика). Но в общественном мнении, от которого в демократическом государстве нельзя отмахнуться, все больше растет страх, вызванный подъемом исламизма, джихадизма, мусульманского экстремизма, все чаще люди с тревогой повторяют слово «Аль-Каида». Давно действуют националистические, шовинистические ксенофобские партии и движения. К чести западной демократии надо сказать, что ни в одной стране они даже не приблизились к такому уровню народной поддержки, который позволил бы им реально влиять на политику. Но это, как все понимают, отнюдь не повод для самоуспокоения.

Георгий МИРСКИЙ.