Мир – это наше сердце.Что здесь добавить?

В мире еще нет ощущения, что мы все - одно целое. Сколько себя помню, ощущения, что мы одно целое у меня было лишь в ранней молодости. Смотрела на мир в розовые очки, было тогда такое выражение. Сейчас единство ощущаю только с детьми, родственниками и самыми близкими и верными друзьями. Получается как-то избирательно. А ведь, если подумать, нормально. Думаю, что многие со мной согласятся

Мою боль, удачи, как и неудачи, конечно, переживают и мои близкие, я искренне стараюсь
помочь им. А вот обо всех и обо всем не смогу, тут должна сработать цепная реакция.
У родственников, есть близкие друзья и так далее, вот так лишь появится ощущение одного
целого.

О единстве интересно мне объяснила еще в далеком детстве мама. Видишь, вас у меня трое.
Вы мое сердце, вы все мое, и если у вас что-то болит, болит и у меня. Тогда я это хорошо
запомнила. Ведь так просто и понятно.Так познавались
истины и открывался мир перед маленьким человеком.
Очень интересно пишет Г. В. Мелихов...о том, как это происходит с нами, когда мы уже зрелые и какие метаморфозы происходят, когда попадаем под влияние
разных философов.

Мир, открывающийся человеку благодаря его сердцу, – такова основная тема настоящей статьи, которую автор разрабатывает в сопряжении с идеями Ф. Достоевского, Мейстера Экхарта и М. Хайдеггера.

Обыденное сознание изобилует представлениями о том, кто такой философ и чем он занимается. Многие из этих представлений крайне неприглядны, но почему-то им охотно веришь. Вот, например, возьмет кто-то, да и проаттестует хорошенько: «Философ, надо сказать, отъявленная шельма – плут, каких еще и не сыщешь сразу». Послушаешь обидные слова эти, возропщешь сначала – как такое возможно? А потом подумаешь неспешно и согласишься: а ведь он – этот кто-то – прав[1]. В самом деле, о чем это так усердно хлопочет «современный» философ, суетится все время, подобострастно заглядывая в глаза первому встречному? Правильно, есть у него свой интерес: мотается он, как какой-нибудь коммивояжер, от одной души к другой с одной-единственной целью – «за здорово живешь» «впарить» кому-нибудь копеечную «идею», благозвучную, но негодную к употреблению. Авось, кто-нибудь, да и «клюнет». Главное – уметь расположить к себе случайного собеседника: доверительно смотреть ему прямо в глаза, улыбаться и говорить, говорить, говорить… Глядишь: вот и дозрел клиент, впал в легкий транс – теперь он ваш всецело... Чем не портрет философа – уверенного в себе «говоруна», беззастенчиво вводящего в заблуждение неокрепшие души, разумеется, ради личной выгоды. Вот уж действительно: сильной стороной «философа» являются его незаурядная внешняя привлекательность, небольшая толика рассудочного дара и способность ловко обращаться со словами.

«А может быть, – сочувственно рассуждает кто-то другой, – сила философа заключена в его мысли?» Философ – мыслитель. Мастерски сплетает он множество разных смыслов в один восхитительный узор, в котором мы неожиданно узнаем свои собственные мысли о жизни или о себе. Нет сомнений: дело философии – это дело мысли. Испокон веков мыслители бередили основания всего, приводили в движение целые эпохи, вскрывали глубинные причины текущих событий, восхищая или возмущая своих современников – пусть себе волнуются. Какое мыслителям дело до заплесневелых суждений своих соотечественников, до их нескончаемых имущественных разногласий, до их вечной суеты вокруг своих сомнительно надежных убежищ (как же иначе сохранить нажитое?) Неужели это и есть жизнь? Конечно, нет. Настоящая жизнь причастна иному. Философ захвачен мыслью, которая увлекает его высоко в небо, все выше и выше – туда, где сходятся бок о бок человеческое и нечеловеческое, где тесно сопрягаются друг с другом «наш мир» и «мир иной», где все сразу решительно подводится к одной, объясняющей многое, итоговой черте – Единому, Благу, Разуму, Абсолютной идее, Трансцендентальному Я, Бытию… Бог мой, не счесть ей (черте этой) имен. Что ж, тогда первая и основная добродетель философа – труд мысли, сосредоточенное и отрешенное от мира мышление, вторая – верность делу мысли. Других первостепенных добродетелей у него нет, все остальные вытекают из этих двух.

И ведь как это верно сказано: плетет философ кружева смыслов, карабкается старательно ввысь, норовя подвести все к одной черте… И надо же случиться такому, вот мы и на вершине – выше некуда: причина всего найдена, основные различия установлены, все строго обосновано и соотнесено друг с другом, но откуда это чувство – что-то не так? Неужели в идеальной конструкции нашей содержится изъян? Или это мы слишком разборчивы – и так нам нехорошо, и эдак плохо? Что же нас беспокоит? Отсутствие полноты и целостности. Как будто подвели нас к порогу, распахнули двери, а дальше пускать не стали – иначе, мол, двигаться надо. А как – не сказали. И всего-то осталось один только шаг сделать и переступить черту, разделяющую «это» и «то», «мое» и «иное». Хочется, да не можется. Придется, видимо, искать другие пути. А что если самое главное, последние – предмет неустанной заботы философа, воспринимается как-то иначе, не одним интеллектом, а, например, еще и сердцем? Вот Сократ: как-то он замер – один, посреди уличной сутолоки, на целый день, а потом еще и на ночь, забыв обо всем на свете. Сократ занят чем-то серьезным – он самозабвенно размышляет. Это вызывает уважение, удивляет: поразительная, нечеловеческая сила концентрации.

Давно уже было замечено: прежде мысли есть нечто еще, тесно с нею связанное. Мысль рождается из нашей причастности миру или свету. Значительность мысли придает не только глубина ее предметного содержания, но и ее открытость свету, которую утаить, если она есть, никак не получится. В этой открытости – единственная, достойная внимания сила мысли, влекущая к себе или отталкивающая. Поэтому, прежде чем мыслить, мы должны уже оказаться в мире. Но осторожнее: легко спутать мир с жизнью, которая окружает нас своими условиями – социальными, политическими, экономическими, культурными. Ничего подобного! Располагая себя в окружающих условиях, мы рискуем не встретиться с мыслью, озаренной светом. Захватит нас жизнь, сорвет с места и понесет куда-нибудь далеко. Но самое-то главное находится совсем не там, а рядом, в непосредственной близости от нас. Нет надобности искать «главное», достаточно прийти с ним в соответствие.

Но как это возможно? Мир как целое – это всего лишь абстракция, для нужд повседневной жизни малопригодная. Коррелят сознания. Нечто неопределенное и уж точно не близкое. Как можно прийти с ним в соответствие? Думать о мире в целом – привилегия людей праздных и легкомысленных, а это мы, разумеется, позволить себе не можем. Да и что можно добавить к тому, что сказал некогда Кант: «Мир – это практическая идея, позволяющая нам обратить внимание на связь разумных и нравственных существ между собой, руководствующихся в своих поступках высшим благом. Мир, таким образом, это прежде всего моральный мир
. Что здесь добавить? Пожалуй, только одно: связь людей между собой можно «выводить» в том числе и прямо из нашего сердца. Мир – не только интеллигибельная идея, мир – это наше сердце. Свет, придающий силы, исходит оттуда.
©-phil63