Регистрация!
Регистрация на myJulia.ru даст вам множество преимуществ.
Хочу зарегистрироваться Рубрики статей: |
Я снова слушаю Шопена...
Свечи на рояле,
Вечер серебрится В страсти и печали Музыка струится. Вдруг замолкли звуки Дивного Шопена, И устало руки Пали на колена. /Валерия Андерс/ Я снова слушаю Шопена. Я снова живу в другом мире. Мире звуков, чувств и образов. Он огромный этот мир, более совершенный. Он завораживает. Стоит раз попасть в него, и будешь все чаще и чаще стремиться вступить в его очарование. Может однажды захочется остаться в нем навсегда. Пока же это друг, который никогда не предаст, общение, которое никогда не наскучит, любовь, которая всегда с тобой. В этом мире мое пристанище, в нем мое спасение. Там живет моя душа. Музыка Шопена. Порой в ней видны светлые парки, березовые рощи, журчащие ручьи, луч солнца, пронизывающий весенний лес, туманные брызги после дождя в лесу. Порой разрывается сердце от боли, и одновременно поднимается громадное, как солнце, чувство гордости. Видятся воины, уходящие на смерть с гордо поднятой головой и решительным спокойствием в очах. В юности, когда много воображаешь о себе и своих силах, и кажется, что нет ничего невозможного, олицетворение всех Надежд - это гордые полонезы Шопена. Затем понимаешь, что это не совсем так, сталкиваешься с трудностями, с их преодолением. С преодолением самого себя, для того, чтобы добиться чего-то в жизни, исполнить задуманное. И это все звучит в сонатах Шопена. Нет ничего сильнее по выражению страсти в музыке, глубины чувства, то трепетной нежности, то переполняющей счастьем уверенности, волнения, отдающегося болью в сердце, чем сонаты Шопена. После взрыва и рокота музыкального потока, спокойное течение рек, удивительная гармония разрывающих душу трелей в басах и щемящей трепетной мелодии, льющейся высоко в небесах. Песни летящей в облаках души с распахнутыми огромными печальными глазами. Это олицетворение Веры. Я верю в то, что каждая встреча имеет свое предназначение. Есть люди, при воспоминании о которых светлеет на душе. Как бы ни складывались отношения, сколько бы времени ни прошло. Ты просто рад тому, что они прошли рядом, прикоснулись к твоей судьбе. Таких светлых людей, которые оказали на тебя влияние, каким-то образом изменили тебя, повлияли на твой внутренний мир, очень немного на том или ином этапе, на смене периодов, из которых складывается вся жизнь. Они помогают выстоять в переменах, преодолеть сомнения на пути и могут дать надежду идти вперед. Остальные более или менее быстро проходят мимо, слегка задев, как маски на карнавале. На миг кто-то привлекает тебя яркостью красок, а через мгновение ты уже едва вспомнишь о нем. Общий круговорот лиц, масок, пустые реплики, остроты, уколы, стремление ужалить. Легкие победы, легкая популярность, ..легкое забвение. Только потом понимаешь, что таких людей, которые стали Учителями для тебя в жизни, повлияли на твою судьбу, на самом деле не так много. Одним из таких судьбоносных учителей в моей жизни, а их было несколько, но одной из первых была моя учительница по музыке, которая подарила однажды мне мир Шопена, научила меня любить и понимать его, и это мир стал бесценным даром и поддержкой мне на всю жизнь. Не представляю, чтобы я вообще делала без музыки, как бы выжила без пианино - сколько раз оно выручало меня в тяжелейших ситуациях! Как бы я жила без фортепианных концертов, на которые хожу каждую неделю, с детства, всю жизнь. Девять лет я занималась с ней, и это всегда была радость узнавания и погружения в музыку, каждый урок. Многое из того, что она мне говорила, я помню до сих пор. Но самое главное, она помогла мне сберечь эту огромную любовь к музыке, чувствовать и осознавать малейшие нюансы, оттенки и одновременно видеть общий замысел музыкального произведения. Она преподавала в Консерватории, и не делала больших различий между учениками в своей студии и студентами, просто отдавала весь огромный багаж знаний и мастерства. Человек удивительной доброты и чуткости. За все годы я ни разу не услышала ни одного резкого слова или повышенного тона. И потрясающая любовь и преданность своему делу. Порой я жалею, что не осталась в мире музыки. Я всегда думаю, особенно на концертах, как счастлив должен быть человек, сумевший выразить то, что в душе, все чувства и образы - в звуках. Музыка Шопена. В ней искренность и гордость. - Помни, что у тебя в роду поляки, повторяла в детстве мне мама, - гордая нация, люди искренние и порывистые, смелые до безрассудства и открытые до наивности. Разве можно это забыть? Музыка Шопена с детства вошла в мою душу и пребывает там всю жизнь. Сначала потрясли гордые и сильные этюды, с исключительной по сложности техникой. - Помни, что твой дед был генералом. - Дочь полковника не должна плакать. Я, конечно, плакала, но эту мамину фразу всегда во время вспоминала, и она давала мне силы не сломаться в трудных ситуациях. Вся ранняя юность была окрашена ностальгическими, трепетно-чувственными ноктюрнами Шопена, с их светлой, как слеза, печалью, с их лунным светом, звучащим в музыке, трелями птиц и журчанием ручьев, плеском морских волн. Ноктюрны Шопена - я слушала их часами, днями на пластинках. Так потом и научилась их играть, стараясь передать малейшие нюансы, .или, наоборот, придать больше трепетности или страстной силы. Кажется, в них живет сама нежность и пленительность первых чувств. В часы встреч, радости в моем доме не переставали звучать искрящиеся вальсы, очаровательно- поэтичные вальсы первой любви. В них блеск бликов на воде, искры пламени в воздухе, ликующая радость сияния юности, захватывающая дух скорость и легкость кружения. И гордые полонезы, которые напоминали мне всегда о моем отце, о моих предках, которые - теперь трудно даже представить - когда-то танцевали их, величественно вышагивая в полонезах или стремительно проносясь в мазурках и вальсах. Потом пришли годы глубоких чувств, сильных переживаний, разрывающей сердце боли или заполняющего мир солнечного счастья. Это, конечно, сонаты Шопена. Вся сила страсти, все пламя любви, вся пронзительная нежность и исчезающая, как мираж, трепетность чувства, которую сменяют взрывы гордости, затем снова искрящееся кокетство - все здесь, в этой музыке. Вы никогда не найдете ничего сильнее и точнее по передаче чувств, чем классическая музыка. Для меня Шопен - гений, сумевший выразить душу в музыке. Все чувства, всю их полноту и все их изменения, малейшую смену настроений. Это как море, которое хранит в глубине тайны и бури, силу и страсть, а на поверхности может быть безоблачным, спокойным, романтично прекрасным, с белеющими парусниками на горизонте и с нежными волнами, шелестящими у ног. И, наконец, ко мне пришли осознанные, прочувствованные баллады Шопена. Это раздумья, мечты и сомнения в звуках, это дальние дороги, лес, наполненный свежим ветром весны, грозы из слез, смывающие страдания и освещающие душу, это тихий свет спокойствия. В балладах вся жизнь, промелькнувшая за несколько минут, выраженная в музыке. Не стоит говорить, что я не пропускаю почти ни одного вечера музыки Шопена, и как бы знакомо не было произведение, это всегда встреча с чудом, истинным волшебством перевоплощения и проявления души в звуках. Один мой старый друг сказал мне однажды: - Когда я на тебя смотрю, я вижу тебя у пианино, открытое окно, выходящее в сад, теплый весенний вечер, свеча, льется музыка Шопена, птицы на ветках, слушающие музыку. И вдруг порыв ветра подхватывает все и уносит в открытое окно. Это мне сказал друг в Италии, как раз один из тех немногих людей, встреча с которыми, дружба даже незначительное время меняет твое мировоззрение, твои жизненные позиции. В жизни он потрясающий оптимист, заражающий всех вокруг своим радостным взглядом на мир, блестящим чувством юмора и жаждой жизни. По мировоззрениям философ, путешественник, объездивший полмира. Скорее реалист, чем романтик. Но иногда он видит удивительные сны. Танцор, великолепный партнер по латиноамериканским танцам. При блестящей технике исполнения скорость его танца была подобна вихрю. В какое-то мгновение, кружась в бешеном ритме, я только замечала, как расступался зал, и мы оставались единственной парой, проносящейся в искрящемся танце при восторженном одобрении зрителей. Он жил музыкой, также как и я, только я могла войти в мир его музыки, а он в мой - нет. Что касается мировосприятия, непреходящего оптимизма, он сыграл роль Учителя для меня, т.е. был из тех немногих людей, которые играют значительную роль в потоке жизни. Трижды нас сводила судьба, мы не искали встреч, но так получилось, и это время было наполнено радостью и блеском веселья. Это огненный человек, и он видел чуть больше, чем все. Странно даже не то, что он, будучи реалистом, увидел однажды этот поэтический образ во сне. Странно то, что спустя семь лет я снова встретила этого человека, и он вновь рассказал мне об этом же повторившемся видении. Теплый весенний вечер, раскрытое окно, свеча на фортепиано, примолкшие птицы, внимающие трепетным звукам музыки Шопена, аромат цветущей черемухи и сирени. И вдруг внезапный порыв ветра подхватывает меня, гаснет свеча, и уносит вместе с музыкой прочь, в черное звездное небо. Может я так и уйду однажды... Иванова А.-worldlib Рейтинг: +12 Отправить другуСсылка и анонс этого материала будут отправлены вашему другу по электронной почте. |
© 2008-2024, myJulia.ru, проект группы «МедиаФорт»
Перепечатка материалов разрешена только с непосредственной ссылкой на http://www.myJulia.ru/
Руководитель проекта: Джанетта Каменецкая aka Skarlet — info@myjulia.ru Директор по спецпроектам: Марина Тумовская По общим и административным вопросам обращайтесь ivlim@ivlim.ru Вопросы создания и продвижения сайтов — design@ivlim.ru Реклама на сайте - info@mediafort.ru |
Комментарии:
сама напишу о том, что пережила, а в интернете нашла прекрасное описание воздействия его музыки на душу...
Шопен
1.
Легко быть реалистом в живописи, искусстве, зрительно обращенном к внешнему миру. Но что значит реализм в музыке? Нигде условность и уклончивость не прощаются так, как в ней, ни одна область творчества не овеяна так духом романтизма, этого всегда удающегося, потому что ничем не Проверяемого, начала произвольности. И, однако, и тут все зиждется на исключениях. Их множество, и они составляют историю музыки. Есть, однако, еще исключения из исключений. Их два - Бах и Шопен.
Эти главные столпы и создатели инструментальной музыки не кажутся нам героями вымысла, фантастическими фигурами. Это - олицетворенные достоверности в своем собственном платье. Их музыка изобилует подробностями и производит впечатление летописи их жизни. Действительность больше, чем у кого-либо другого, проступает у них наружу сквозь звук.
Говоря о реализме в музыке, мы вовсе не имеем в виду иллюстративного начала музыки, оперной или программной. Речь совсем об ином.
Везде, в любом искусстве, реализм представляет, по-видимому, не отдельное направление, но составляет особый градус искусства, высшую ступень авторской точности. Реализм есть, вероятно, та решающая мера творческой детализации, которой от художника не требуют ни общие правила эстетики, ни современные ему слушатели и зрители. Именно здесь останавливается всегда искусство романтизма и этим удовлетворяется. Как мало нужно для его процветания! В его распоряжении ходульный пафос, ложная глубина и наигранная умильность,- все формы искусственности к его услугам.
Совсем в ином положении художник реалист. Его деятельность - крест и предопределение. Ни тени вольничания, никакой блажи. Ему ли играть и развлекаться, когда его будущность сама играет им, когда он ее игрушка!
И прежде всего. Что делает художника реалистом, что его создает? Ранняя впечатлительность в детстве,- думается нам,- и своевременная добросовестность в зрелости. Именно эти две силы сажают его за работу, романтическому художнику неведомую и для него необязательную. Его собственные воспоминания гонят его в область технических открытий, необходимых для их воспроизведения. Художественный реализм, как нам кажется, есть глубина биографического отпечатка, ставшего главной движущей силой художника и толкающего его на новаторство и оригинальность.
Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его творчество насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства с натурою, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма, а потому, что, подобно остальным великим реалистам, Шопен смотрел на свою жизнь как на орудие познания всякой жизни на свете и вел именно этот расточительно-личный и нерасчетливо-одинокий род существования.
2.
Главным средством выражения, языком, которым у Шопена изложено все, что он хотел сказать, была его мелодия, наиболее неподдельная и могущественная из всех, какие мы знаем. Это не короткий, куплетно возвращающийся мелодический мотив, не повторение оперной арии, без конца выделывающей голосом одно и то же, это поступательно развивающаяся мысль, подобная ходу приковывающей повести или содержанию исторически важного сообщения. Она могущественна не только в смысле своего действия на нас. Могущественна она и в том смысле, что черты ее деспотизма испытал Шопен на себе самом, следуя в ее гармонизации и отделке за всеми тонкостями и изворотами этого требовательного и покоряющего образования.
Например, тема третьего, E-dur-ного этюда доставила бы автору славу лучших песенных собраний Шумана и при более общих и умеренных разрешениях. Но нет! Для Шопена эта мелодия была представительницей действительности, за ней стоял какой-то реальный образ или случай (однажды, когда его любимый ученик играл эту вещь, Шопен поднял вверху сжатые руки с восклицанием: "О, моя родина!"), и вот, умножая до изнеможения проходящие и модуляции, приходилось до последнего полутона перебирать секунды и терции среднего голоса, чтобы остаться верным всем журчаньям и переливам этой подмывающей темы, этого прообраза, чтобы не уклониться от правды.
Или в gis-moll-ном, восемнадцатом этюде в терцию с зимней дорогой (это содержание чаще приписывают С-dur-ному этюду, седьмому) настроение, подобное элегизму Шуберта, могло быть достигнуто с меньшими затратами. Но нет! Выраженью подлежало не только нырянье по ухабам саней, но стрелу пути все время перечеркивали вкось плывущие белые хлопья, а под другим углом пересекал свинцовый черный горизонт, и этот кропотливый узор разлуки мог передать только такой, хроматически мелькающий с пропаданьями, омертвело звенящий, замирающий минор.
Или в баркароле впечатление, сходное с "Песнью венецианского гондольера" Мендельсона, можно было получить более скромными средствами, и тогда именно это была бы та поэтическая приблизительность, которую обычно связываешь с такими заглавиями. Но нет! Маслянисто круглились и разбегались огни набережной в черной выгибающейся воде, сталкивались волны, люди, речи и лодки, и для того, чтобы это запечатлеть, сама баркарола вся, как есть, со всеми твоими арпеджиями, трелями и форшлагами, должна была, как цельный бассейн, ходить вверх и вниз, и взлетать, и шлепаться на своем органном пункте, глухо оглашаемая мажорно минорными содроганиями своей гармонической стихии.
Всегда перед глазами души (а это и есть слух) какая-то модель, к которой надо приблизиться, вслушиваясь, совершенствуясь и отбирая. Оттого такой стук капель в Des-dur-ной прелюдии, оттого наскакивает кавалерийский эскадрон эстрады на слушателя в As-dur-ном полонезе, оттого низвергаются водопады на горную дорогу в последней части h-moll-ной сонаты, оттого нечаянно распахивается окно в усадьбе во время ночной бури в середине тихого и безмятежного F-dur-ного ноктюрна.
3.
Шопен ездил, концертировал, полжизни прожил в Париже. Его многие знали. О нем есть свидетельства таких выдающихся людей, как Генрих Гейне, Шуман, Жорж Санд, Делакруа, Лист и Берлиоз. В этих отзывах много ценного, но еще больше разговоров об ундинах, эоловых арфах и влюбленных пери, которые должны дать нам представление о сочинениях Шопена, манере его игры, его облике и характере. До чего превратно и несообразно выражает подчас свои восторги человечество! Всего меньше русалок и саламандр было в этом человеке, и, наоборот, сплошным роем романтических мотыльков и эльфов кишели вокруг него великосветские гостиные, когда, поднимаясь из-за рояля, он проходил через их расступающийся строй, феноменально определенный, гениальный, сдержанно-насмешливый и до смерти утомленный писанием по ночам и дневными занятиями с учениками. Говорят, что часто после таких вечеров, чтобы вывести общество из оцепенения, в которое его погружали эти импровизации, Шопен незаметно прокрадывался в переднюю к какому-нибудь зеркалу, приводил в беспорядок галстук и волосы и, вернувшись в гостиную с измененной внешностью, начинал изображать смешные номера с текстом своего сочинения - знатного английского путешественника, восторженную парижанку, бедного старика еврея. Очевидно, большой трагический дар немыслим без чувства объективности, а чувство объективности не обходится без мимической жилки.
Замечательно, что куда ни уводит нас Шопен и что нам ни показывает, мы всегда отдаемся его вымыслам без насилия над чувством уместности, без умственной неловкости. Все его бури и драмы близко касаются нас, они могут случиться в век железных дорог и телеграфа. Даже когда в фантазии, части полонезов и в балладах выступает мир легендарный, сюжетно отчасти связанный с Мицкевичем и Словацким, то и тут нити какого-то правдоподобия протягиваются от него к современному человеку. Это рыцарские преданья в обработке Мишле или Пушкина, а не косматая голоногая сказка в рогатом шлеме. Особенно велика печать этой серьезности на самом шопеновском в Шопене - на его этюдах.
Этюды Шопена, названные техническими руководствами, скорее изучения, чем учебники. Это музыкально изложенные исследования по теории детства и отдельные главы фортепианного введения к смерти (поразительно, что половину из них писал человек двадцати лет), и они скорее обучают истории, строению вселенной и еще чему бы то ни было более далекому и общему, чем игре на рояле. Значение Шопена шире музыки. Его деятельность кажется нам ее вторичным открытием.
НО ЭТО НЕ НАШЕ... А ЕСТЬ ЕЩЕ И НАШЕ ВОСПРИЯТИЕ....
а ты молодец, умеешь уговаривать.
СПАСИБО !!
Но БАХ и ШОПЕН..особенные!!!!
воспринимаешь
музыки и состояния, а иногда плачу и вся жизнь проходит перед глазами, музыка
для меня это все...Шопен, Вивальди и могу много перечислять...
Оставить свой комментарий