Барон

Одну даму обворовали.

По черному.

Среди бела дня.

Подошли к ней две цыганки, вперили в нее свои очи черные, та все им и выложила – и наличные купюры, и перстни с кольцами, и серьги с изумрудами; даже норковую шубку с себя сняла, ту, что любимый муж – настоящий полковник, между прочим, – на Рождество презентовал. Очень подверженной внушению гипнозом оказалась мадам, бывает-с, господа!

Дотопала она домой по морозцу налегке, да только там и опомнилась.

Очень расстроился настоящий полковник, позвонил своему другу, не менее настоящему майору милиции, и отправились они к барону – читай, предводителю квартировавшегося неподалеку в привольных кирпичных особнячках табора.

Помрачнел своим и без того темным ликом барон, хлопнул в ладоши, и явился перед визитерами ящик коньяка о типично цыганских разносолах – красной и черной икрой, шейками-корейками, ароматными сырами-брынзами, да южных садов фруктовыми дарами.

И приступили мужчины к сессии, что, как известно просвещенным господам, в переводе с греческого означает застолье, к концу которого перед глазами настоящего полковника и настоящего майора милиции предстала искомая утрата: и наличные купюры, и перстни с кольцами, и серьги с изумрудами, и даже норковая шубка, та, что любимый муж даме на Рождество презентовал.

…А вы говорите «бандитский капитализм»!

В таборе – рудименте первобытной общины, за миллион лет до оного случившейся и благополучно до нынешних времен докатившей, – не то ли же самое!? Ежели не похлеще, господа!

Просто креста на них нет, - что на тех, что на других, вот и вся недолга.

Не так ли, православные?