Любовь и сумочка.Истории.

Я сидела в мужской компании и молчала. Говорили мужчины, а я ждала, пока они выскажут все, что думают о дамских сумочках и их содержимом.
Они были о нас невысокого мнения! Они считали, что три четверти наших сокровищ можно спокойно выкинуть в мусорник, а мы и не заметим.

Кроме того, они прошлись по женской логике.

— Я как-то говорю своей: у тебя там, в сумке, наверно, только пассатижей не хватает, — сказал Витя. — И что б вы думали? Она открывает сумку и достает пассатижи! Я думал, со стула свалюсь. Как, спрашиваю?! Зачем, спрашиваю?! Мои пассатижи! Я их полгода найти не могу! И знаете, что она мне ответила?

— Для самообороны? — предположил Петрович. — Ими если треснуть…

— Да, если правильно треснуть… штука-то тяжелая… Нет! Она показывает мне ногу и говорит: а вот! Чего, спрашиваю, вот? Молния, говорит. У закрывалки эта штучка с дыркой сломалась. Я хватаю замочек пассатижами, тащу наверх, молния закрывается. И что, спрашиваю, ты всю зиму носила с собой пассатижи? Да, говорит. А в мастерскую сходить, новую молнию вшить? А она мне: а в чем я буду ходить, пока мастер вшивает? Или ты хочешь мне новые зимние сапоги подарить? Вот влезу в весенние — тогда дойду до мастерской. Я так разозлился, что достал деньги и говорю: марш в магазин, и чтоб сегодня же пассатижи лежали в моем ящике! А деньги, между прочим, на новую мобилу были отложены. И она это знала!

— А я у своей обнаружил в сумке нож, с которым можно ходить на медведя, — сообщил Петрович. — Я туда не лазил, просто сумка стояла на стуле набекрень, свалилась и оттуда все полетело. Спрашиваю: это что еще такое? Она говорит: колбасу резать. Оказывается, они там, у нее на работе, пьют чай с бутербродами, и ни у кого из мужиков нет карманного ножа, так что она этот купила

— И таскает в сумке? — удивился Колька Рыжий.

— Вот именно. Сказала, мало ли что. Нож вообще-то складной, в нем есть отвертка, однажды она этой отверткой кому-то из соседок дверной замок вывинчивала, если не врет… А вообще — с нее станется.

— По-моему, женщины просто не знают слова «минимум», — сказал Колька Рыжий. — Они все кидают в сумку, пока она не перестанет закрываться, а потом поломают молнию и тогда только начнут выбрасывать лишнее.

— А что, по-вашему, входит в понятие «минимум»? — осторожно спросила я. — Если отвлечься от пассатижей?

Вопрос им понравился. Не прошло и часа, как список был составлен. В него вошли мобильник, губная помада, пилка для ногтей, пакет одноразовых платочков и новые колготки.

— А духи? Хотя бы пробничек? — возмутилась я. — А таблетки? Хотя бы от головной боли?

— Так ведь аптеки на каждом углу! — возразили мне.

И тут заговорил Валера. Он все время сидел с краю и разгадывал кроссворд, но к разговору прислушивался.

— Знаете что? Я вам сейчас одну историю расскажу, из собственной биографии. И вы все поймете.

— Ну, ну?

— Я пару лет назад отправился в Москву по делам. Было это осенью, ненавязчиво переходящей в зиму, и я, разумеется, промочил ноги и простудился. Жестоко простудился. Я вообще плохо переношу высокую температуру, а тут резко скакнуло. Я это определил, когда глаза начали слезиться и на ходу меня стало заносить. И к тому же я немного не рассчитал: думал, доеду до Рижского вокзала за полчаса, а потратил минут сорок, так что по тому подземному переходу уже бежал. Ну и грохнулся со всей дури. Руку ободрал, на щеке ссадина, рожа в грязи. Делать нечего — встал, дальше побежал и прыгнул в поезд чуть ли не в последнюю минуту. Ехал я в плацкартном вагоне. Нашел свое место, сел, открыл сумку и стал искать хоть носовой платок — руку перевязать. А рядом со мной сидит женщина и читает книжку. И напротив две женщины. И смотрят на меня эти две, как солдат на вошь. Откуда, мол, такое чучело вылезло? Тут та, с книжкой, повернулась ко мне и ахнула. Как это вас угораздило, спрашивает. Я говорю правду: грохнулся. И тут она лезет в свою сумочку, а из сумочки достает косметичку вот такой величины.

Валера показал руками размеры — получилось вроде небольшой подушки.

— И достает она из косметички пузырек и пакетик с такими круглыми ватными штуками. Сейчас, говорит, будет немного щипать, но вы потерпите. Это оказался какой-то ядреный лосьон, чуть ли не тройной одеколон. Промыла она рану, достает целую стопку пластырей, выбирает подходящий, достает ножницы, режет пакетик и залепляет мою ссадину. Потом рукой занялась. Я ноготь повредил — она достает из косметички щипчики, приводит в порядок ноготь. Потом смотрит на меня с подозрением и спрашивает: а вы вообще-то здоровы? Нет, говорю, простыл. И она достает из косметички…

— Градусник! — заорали мужики.

— Градусник. Оказалось — тридцать восемь с копейками. Хорошо, говорит она, это не проблема. И находит в косметичке пакетики, «Терафлю», что ли, тут же один растворяет в кипятке и мне выпаивает. И выдает оттуда же одноразовые платки для сопливого носа. Я уж не знаю, как благодарить. Ну, вроде надо лезть к себе на верхнюю полку. Но сперва требуется разуться, а у меня мокрые носки, и мне как-то неловко — те две тетки смотрят и явно всей этой медицинской возни не одобряют. Ну, думаю, подожду, пока улягутся и заснут. А у моей докторши, видать, интуиция голос подала. Она спросила, отчего я наверх не лезу. Ну, я и признался… Тут она снова открывает косметичку…

— Врешь! — опять заорали мужики. — Мужских носков в косметичках не бывает!

— Это были не носки, а женские гольфы без пятки. На мою лапу натянуть — как раз носки получаются. Ну, думаю, век с ней не рассчитаюсь. Потом, в полночь, она мне какие-то таблетки дала, и до утра я дожил. А утром за завтраком я ей говорю: я ваш должник, приглашаю в ресторан, выбирайте любой на свой вкус.

— А сколько ей было лет? — спросил Петрович. — И сколько в ней было килограммов?

— С ней все было в порядке. Она согласилась пойти в ресторан. Потом она согласилась встретить со мной Новый год… Ну и вот… нельзя же такую запасливую упускать!..

Валера показал правую руку. На безымянном пальце было золотое кольцо.

Дана В.