Свет в конце тоннеля...Обидно!

Ирин, это всего лишь знания левого полушария головного мозга... Вот когда я занимаюсь йогой, то очень часто на занятиях испытываю состояние просветления, то есть "света в голове". Это самый настоящий свет, как от электрической лампочки, разливается в черепе. Полагаю, что это ощущение распространятеся на всё тонкое эфирное тело, но я ещё не научилась этого достигать, хотя уже знаю, что это так (логикой событий такое напрашивается). И что, прикажут думать, что это всего навсего электрический импульс?! И пока такого не испытаешь на себе, трудно бывает это принять на веру. Три года назад, я думала, что никогда не получится у меня на мостик встать снова, не то, что всполохи света различать. Всё познаётся с опытом тренировок; а знания - только знаниями определённого этапа собственного развития и остаются.
У меня в связи с этим вообще другая догадка возникает - кому-то очень надо, чтобы мы были ограничены лишь этим светом, а дальше в своём познании истины не двигались, однако.

Тук-тук-тук-тук... Сердце Вадим Николаевича решило, что с него достаточно и остановилось. Глаза уставились на какую-то точку в потолке и упрямо не хотели смотреть куда-то еще.
- Все, похоже. – подумал Вадим Николаевич.
- Все, похоже. Отмучался. – сказал кто-то рядом и закрыл Вадиму Николаевичу глаза.
- А вот это подло. – подумал Вадим Николаевич. – Темно же. Дали бы посмотреть – жалко что ли?
Рядом кто-то надрывно рыдал причитая «Ушел», «На кого ж ты нас покинул» и прочее, уместное в таких случаях.
- Ишь как надрываются. – думал Вадим Николаевич. – Положено так, потому что. Чтоб не сказал никто, что не горевали.
Далее Вадим Николаевич чувствовал как его моют, переодевают, укладывают. Слышал как вздыхают тяжко, как хихикают двое чьих-то пацанов, как тяжело дыщат и тихо матерятся носильщики, как гундосит поп, как забивают крышку, как падает на крышку земля...
- А может это летаргия? – думал Вадим Николаевич. – Потом очухаюсь, а воздуха нет. Начинай потом все заново. И туннеля почему-то нет никакого. Врали, наверное. А если так все и происходит? Тогда мне тут еще думать и думать..Обидно. И не вздремнешь. Лежи как тюк и думай о чем-нибудь.
Вадим Николаевич лежал и думал обо всем не спеша – о том, что туннеля нет, о том, что не болит ничего, о том, что вообще все это странно и непонятно. Вдруг затрещали гвозди и послышался стук какой-то.

- Крышку отодрал кто-то. – спокойно думал Вадим Николаевич. – Эксгумацию что ли будут делать? Или похуже чего. Мародеры какие-о.
- У вас старичок умер! – радостно объявил кто-то.
- Ура! – закричала какая-то женщина. – Какой хорошенький, а? Чудо просто, а не старичок! А теперь – поднимите ему веки. Я хочу на глазки его посмотреть! Коля, Коля, иди посмотри – у нас старичок!
- Успею. – протянул невидимый Коля. – Я вообще старушку хотел. Но и старичок – тоже хорошо.
Чья-то рука открыла Вадиму Николаевичу глаза. Вадим Николаевич все никак не мог сфокусировать зрение и видел какие-то неясные силуэты.
- Глаза какие голубые, а? Коля, ты посмотри на него! Какой красивый, а? – ахала женщина.
- Орел! – гордо сказал Коля. – Удивительно красивый старичок у нас умер.
Зрение сфокусировалось и Вадим Николаевич увидел чуть седого мужчину лет пятидесяти. Смутно знакомого откуда-то.
- Как мы его назовем, Коль? – спросила женщина.
Вадим Николаевич перевел взгляд и увидел женщину - в годах, со следами былой красоты.
- Дура ты, Лиза. – укоризненно сказал Коля. – Собака он тебе что ли? У него же имя есть, наверняка. Вот часа через четыре прочухается и скажет как зовут его. Терпение есть у тебя или нет?
- А вдруг он парализованный?! – испуганно сказала Лиза. – Или немой вообще? Что тогда?
- Цыц, истеричка! – прикрикнул Коля. – Сразу о плохом. Он мне кстати и знаком откуда-то. Вот знаю и все тут.
- Только бы заговорил. Вот только бы заговорил...- бубнила Лиза.
Вадим Николаевич посмотрел на Колю внимательно и вдруг вспомнил откуда он его знает.
- Николай Константинович. – прошептал Вадим Николаевич.
- Что-что? – не расслышал Коля.
- Николай Константинович. – отчетливее произнес Вадим Николаевич.
- Воот! А ты говоришь – немой! И получаса не прошло. – обрадовался Коля. – Старичок-то у нас – болтун!! И меня откуда-то знает. Говорил же тебе – знаком откуда-то.
- Вы у меня начальником были. – сказал Вадим Николаевич. – В ПМК-7.
- В пээмкаа?... Вадька, ты что ли? – изумился Коля. – Надо ж так, а... Лиза, это ж Вадька. У меня в подчиненных бегал. Смотри какой старый стал, а...Состарился. Я ж было думал тогда - дурак такой, что не доживет до старости, а он гляди-ко... За водкой там сбегать мог...
- У тебя и там и здесь всегда есть кому сбегать! – ядовито сказала Лиза. – Говорила тебе – давай подальше уедем! А все ты – по-русски пусть говорит, по-русски. Друзей у него – раз-два и обчелся тут было...
- Да ладно. А так – невесть кто бы умер у нас. – закричал в ответ Коля. – Негр-психопат, например. И говорил только на суахили. Или венгр какой-нибудь. Ты венгерский слышала хоть раз? Сложный как не знаю что. Сиди потом с ними до самого младенчества. Молодей в чудесной компании!
- Ага. Мне лучше с собутыльниками твоими молодеть, да? – Лиза тоже сорвалась на крик.- И говорили мне люди – езжайте в те города где при жизни не были ни разу. Говорили же. А все ты.
- Что здесь происходит, а? – Вадим Николаевич попытался поднять голову.
- Тщщщ! Лежи, лежи, лежи.. – сработало что-то женское в Лизе. – Рано тебе еще головку поднимать.
- Да, да, брат. – кивнул Коля и потрепал Вадима Николаевича за щечку. – У тебя сейчас одна забота – лежи-молодей. Вот так вот, Лизка. Будет кому нас в младенчестве на колясочке катать. Будет кому кашки варить, да с ложечки кормить.
- Все бы жрать тебе! – напустилась Лиза. – Будет кому нас с тобой в нашу Москву перевезти, чтоб в той Москве родиться.
- Где я, а? – спросил Вадим Николаевич.
- На том свете! – хором ответили Коля с Лизой. – Ничего, ничего. Ты привыкнешь, старичок. Тут, брат, с каждым днем тебе будет все лучше и лучше... До самой реинкарнации. Только когда зубы обратно врастают - больно немного.

на фиг вообще такие исследования проводить...все равно правду мы узнаем только, когда там будем,,,Все таки есть вещи которые не дано людям знать и нечего в это лезть изображая из себя богов

Сегодня Василий Петрович Оводов должен был умереть. Так сказала цыганка. Старая безумная карга в цветастой юбке, с шалью на плечах; седые волосы выбиваются из-под косынки. Она схватила его за руку и, заглядывая в глаза, прохрипела прокуренным голосом:
- Ай, молодой, красивый, покажи ручку, положи получку! Всю правду расскажу - что было, что будет.
Василий Петрович неожиданно для себя остановился, не вырвался, а достал купюру, сунул старухе.
- Ну, давай, гадай.
- Жил ты красиво, - водила цыганка пальцем по линиям на ладони, - всё у тебя было: и деньги, и женщины, и люди тебя уважали. Большой человек, да? Не отвечай, я всё вижу. И сейчас всё у тебя лучше некуда, вот только планов не строй. Умрёшь ты через пять лет. Как свинья умрёшь. Забери свои деньги.
Она протянула деньги. Замешательство и испуг мелькнули в её глазах. Цыганка отпустила руку и собралась уйти, но тут уже Василий Петрович схватил её за запястье.
- А ну, стой, уважаемая. Давай с этого момента поподробнее.
Любому человеку от такого пророчества стало бы не по себе, но не Оводову. Он с улыбкой смотрел на старуху.
- Когда это я умру? Скажешь правильную дату – сразу сто баксов даю.
Цыганка с интересом посмотрела на него, помедлила, решаясь – говорить или не говорить.
- Зачем тебе знать?
- Интересно же. – Василий Петрович достал бумажник и вытащил из него хрустящую банкноту. – Говори.
- Ладно. Скажу. Что кому отмеряно, больше не получишь. Пятнадцатого ноября это будет. Две тыщи десятого. Легче тебе стало, касатик? Нельзя это человеку знать. Грех на душу взяла. А деньги спрячь, потом отдашь.
- Когда это потом?
Цыганка улыбнулась, обнажив кривые рыжие зубы, и пошла прочь.

Это было пять лет назад. Дата засела в памяти и всплывала, навязчиво напоминая о себе. Но страха не было, был, скорее, азарт. Пятнадцатое ноября для Оводова стали контрольной точкой. Если он не умрёт, то это будет ещё одним подтверждением того, что открытие, сделанное им, действительно работает.
Дело в том, что Оводов изобрёл эликсир бессмертия. Как бы нелепо это не звучало, но от фактов никуда не денешься. Как всё великое, открытие было случайным и до смешного простым. Секрет того, что искали великие Гален, Ко Хуан, Авиценна, Бэкон, Сен Жермен и бесчисленное множество магов, алхимиков, генетиков, всегда лежал на поверхности.
Случилось это давно, лет тридцать назад, когда Оводов работал в лаборатории, разрабатывающей яды для грызунов. Очередной продукт оказался совершенно не эффективным, хотя по всем ингредиентам должен был укокошить подопытную крысу в считанные секунды. Но крыса не сдохла, а придя на следующий день на работу, Василий Петрович обнаружил, что животное вообще стало выглядеть более презентабельно. И шерсть стала пушистее, и глазки сверкали совершенно жизнеутверждающе, и хвостик стал толще и розовее. Оводов дал крысе ещё порцию яда, которую та сожрала с аппетитом.
Проведя эксперимент ещё над несколькими животными, Василий Петрович убедился, что получившийся препарат вместо того, чтобы морить крыс, оказывает совершенно противоположный эффект. Дальше-больше. Одна из крыс получила кличку Зараза и переехала к Оводову домой, где получала неудавшийся яд. И, как выяснилось позже, совершенно не собиралась умирать. Прошло шесть лет, а животинка оставалась ещё при всех зубах и совсем не выглядела старушкой.

Ещё через десять лет, проведя бесчисленное количество экспериментов над различными представителями флоры и фауны, Василий Петрович понял, что же он изобрёл. Зараза так и не сдохла, и скорее всего, не собиралась.
Тогда Оводов решил испробовать препарат на себе. И уже на следующий день почувствовал себя бессмертным. Это чувство сложно передать. Это нужно почувствовать. Изменилось не только самочувствие, но и образ мышления. Он просто знал, что вечен, что у него всё-всё впереди. В свои пятьдесят пять он стал выглядеть на сорок: исчезла седина, постепенно стали разглаживаться морщины, печень перестала беспокоить, ревматизм отпустил, и сердце уже не покалывало.
Оводов никому не говорил об открытии, он понимал, что если это получит огласку, планету постигнет катастрофа. Перенаселение, голод, по планете бродят миллионы, миллиарды голодных, вечно живущих людей. Жуть. Зачем им это? И он молчал. Даже жене не говорил. Когда супруге стукнуло шестьдесят два, Оводов ушёл из семьи, купил себе скромную квартирку на окраине города.
Он не знал, с чего начать. Столько сразу открылось возможностей – выучить языки, научиться фехтовать, играть на фортепиано и скрипке, показывать фокусы; написать книгу, да чёрт побери, ему некуда спешить. Он успеет всё. Но, почему-то, так ничем и не занимался, просто гулял по городу, смотрел телевизор и читал. Пока не закончились деньги. Устроился сторожем в детский сад. И всё откладывал новую жизнь на завтра. А куда спешить? Впереди – вечность.

Был день как день, один из обычных осенних дней, когда так приятно сидеть дома перед телевизором с чашкой чая. За окном дождь и ветер, а на тебе тёплый халат и тапочки, и кресло удобное, и уже клонит в дрёму. И вдруг звонок на мобильный.
- Милый, как ты посмотришь, если я сегодня заеду?
Галочка, очередная пассия. Удивительно, но на Василия Петровича женщины стали вешаться гроздьями. Видимо чувствовали, что он особенный, не такой как все. Ах, знали бы они, сколько ему лет.
- Конечно, дорогая, заезжай.
- А ты не встретишь меня на остановке, а то темно уже.
Вот, чёрт, переться в такую непогоду никуда не хочется. За окном слякоть, ветки деревьев стучат в окно. Холодно и сыро. Но отказываться уже поздно.
- Да, сейчас оденусь и иду. Ты когда будешь?
- Минут через двадцать.
Оводов оделся, захватил зонт, положил в карман деньги – в магазин зайти, вина купить, тортик. Лил дождь, лужи везде, и фонари горели через один, так что ноги намочил, как только из подъезда вышел. До остановки недалеко, пройти мимо гаражей, и на месте. Он шёл, вжав голову в плечи, ветер вырывал зонт из рук. Улица пустынна, все сидят дома, в тепле и уюте, а тут…
- Дядя, дай сигаретку, - послышалось сзади.
Оводов оглянулся. За ним шли два парня, в куртках с капюшонами.
- Не курю, - сказал он и пошёл дальше.
- Дядя, да не спеши так. Дай денег на сигареты, раз сам не куришь.
- Ребята, нет денег.
- Не гони, нам же только на сигареты.
Они уже догоняли, Оводов тоже ускорил шаг. До остановки оставалось метров пятьдесят, там люди, там киоск, магазин.
- Эй, чувак, ты что не понял? Стой, тебе говорят.
Оводов услышал, что они бегут. Оглянулся и тут же получил удар кулаком в челюсть. Ноги заскользили по раскисшей жиже, и он упал на землю, попытался встать, но тут же ботинок врезался в рёбра. Перехватило дыхание, боль ворвалась в тело.
- Дядя, ты чё, тупой? Сказали тебе - стой – значит стой. Давай бабло, урод.
- Нет у меня, - просипел Василий Петрович, снова попытался подняться, и снова получил удар ногой в бок.
- Нет, говоришь? – один из парней наклонился над ним, приставив к лицу нож. – А если поискать?
- Ну, нет, говорю.
- Тогда держи, - лезвие ножа вонзилось в грудь. Потом ещё раз в живот. – Денег ему жалко, урод.
Оводов лежал, пытаясь сделать вдох, но лёгкие, казалось, отказывались подчиняться. Боли почти не было, просто кружилась голова, и хотелось спать.
- Ты что делаешь? – кричал второй парень, - Ты что, совсем дурак? Зачем ты?
- А что он…денег пожалел, - оправдывался первый.
- Давай, валим отсюда!
- Сейчас, - парень с ножом полез в карманы плаща, достал кошелёк, открыл. – О! Сотка баксов! Спасибо, дядя.
Парень склонился над Оводовым, тот открыл глаза. На него смотрела цыганка, старая, сморщенная цыганка с кривыми зубами.
- Что кому отмеряно, больше не получишь. Кого ты обмануть хотел, а? Меня не обманешь. – Она широким рукавом вытерла кровь с косы, достала из кармана блокнот и карандаш, постанила в нём галочку. – Бывай, молодой-красивый.
- Давай уже, валим отсюда! – кричал парень и тянул за рукав товарища.
Василий Петрович увидел, как два силуэта бежали прочь, не замечая луж и грязи.
«Сегодня же пятнадцатое, пятнадцатое ноября. Я так его ждал, что совсем забыл» - подумал Оводов перед тем, как отправиться на тот свет.