Я сам найду тебя

Огни рекламы просачивались в комнату сквозь задернутые шторы, тусклыми кровавыми сполохами пробегая по стене. Я почти наощупь выдвигал ящики письменного стола в квартире прадеда, не рискуя включить светильник и довольствуясь отблесками света от неоновых трубок на стене здания через улицу. Вытащив очередную кожаную папку из ее темного убежища, я поднес ее ближе к глазам, надеясь и при таком освещении узнать футляр для нужной мне бумаги.

Резкие трели дверного звонка вывели меня из задумчивости, папка выскользнула из рук, и документы рассыпались по столу. Теперь я никогда не сложу их в том же порядке, отстраненно подумал я. Лихорадочно собирая бумаги, я задел тяжелую пепельницу, стоящую на краю стола, и она с оглушительным грохотом ударилась о паркет и закатилась за ножку стола.

Чертыхаясь про себя, я присел на корточки и пошарил рукой под столом. То, на что наткнулись мои пальцы, отнюдь не было ребристым неодушевленным предметом. Я мгновенно покрылся испариной и отдернул руку: мои пальцы прекрасно знакомы с ощущением формы девичьего колена под ними. Трясущимися руками я достал мобильный телефон, нажал на кнопку, направив свет от дисплея под стол и судорожно сглотнул: кто-то старательно изломал и скрутил девичье тело практически в узел и затолкал его сюда.

Дисплей погас, и страх на несколько секунд парализовал мои мышцы. Снова включив телефон, я потрясенно уставился на изувеченное тело. Алина. Библиотекарь. Девушка, которой я только вчера вечером показал фото фрагмента старинного манускрипта.

- Вы историк? – тихо спросила она тогда, сняв очки.

- Писатель, - солгал я, продемонстрировав ей липовое удостоверение, - начинающий.

Взглянув на фотографию, девушка сразу заинтересовалась и, отвечая на вопрос о возможном нахождении в минских фондах хотя бы цифровой копии других частей этого документа, подтвердила, что видела нечто подобное и завтра запросит информацию из архива особо ценных артефактов.

- Над чем вы работаете?

- Над древними мрачными тайнами, - зловеще оскалился я.

Однако девушка восприняла эти слова совершенно неожиданно для меня:

- Страшно люблю тайны, особенно мрачные.

- Вам нравится читать Лавкрафта, По, Кинга? – спросил я.

- Так оно и есть. В их книгах открывается дверь в иной мир. Гробницы со спящими существами, которые правили миром за тысячелетия до появления в нем человека. Старинные трактаты, хранящие мудрость веков, содержащие мистические знаки, призывающие в наш мир тех, кто давно умер и многое другое, - девушка передернула плечами.

- Но почти всегда это приносит героям их произведений одни несчастья, - заметил я.

- Так хочется прикоснуться к сказке, даже если она и ужасна, - сказала она мне на прощание, улыбаясь и смущенно моргнув глазами, совершенно беззащитными без стекол очков. - Я постараюсь вам помочь.

И вот теперь, кто-то задушил мою добровольную помощницу ее же собственным бюстгальтером, безжалостно раздавил ее тело, чтобы втиснуть в узкое пространство, и оставил мне послание на ее обнаженной груди: два слова, глубоко вырезанные каким-то острым лезвием, залитые уже свернувшейся кровью – «Nemo umquam».

Осторожно достав из бумажника кусочек старинной кожи, я приложил ее к холодной ладони девушки, с трудом вытащил из-под ее бедра вторую ладонь, и крепко сжал обрывок манускрипта между ее мертвыми пальцами. Когда я убрал фрагмент артефакта обратно и взглянул на руки Алины, то различил на коже едва светящиеся линии текста. Значит, в Минске, действительно находится еще, по крайней мере, один фрагмент этого документа, и девушка даже смогла притронуться к нему. Тогда я вытащил из кармана свежий носовой платок и уже к нему тщательно прижал ладони Алины, затем удовлетворенно добавил платок в бумажник.
Кто-то узнал о моем предстоящем визите сюда. Не только узнал, но и подготовил мне страшный сюрприз с однозначным предупреждением. Вздохнув, я протянул руку и прикрыл в последний раз распахнутые от нестерпимого ужаса и боли глаза Алины. Судя по всему надпись сделали, когда она была еще жива, с сожалением подумал я, уперев руку в пол, чтобы встать. И вот теперь под мою ладонь попала упавшая пепельница.

За дверью в соседнюю комнату скрипнуло, словно кто-то переступил с ноги на ногу на расшатанной половице. Я выпрямился, прислушиваясь и сжимая пепельницу в кулаке.

«Раз, два, три, четыре, мыши дернули за гири»: - совершенно не к месту вспомнил я детскую считалочку.

За дверью раздалось хриплое дыхание.

«Вдруг раздался страшный звон, побежали мыши вон»: - я остро почувствовал себя загнанной мышью, и столь же остро ощутил ледяные пальцы страха на своем позвоночнике.

Но звон не раздался – на дверь с той стороны навалилось что-то тяжелое, бешено дергая ручку, и следом на дверное полотно обрушился мощный удар, встряхнув меня и побуждая действовать немедленно. Я метнулся к балконной двери, распахнул ее и, не раздумывая, прыгнул вниз со второго этажа с единственной надеждой – не сломать себе шею.

Пронзительная боль в ноге, заставившая меня со стоном сжать зубы, показала, что приземление в темноте на мостовую было каким угодно, только не удачным. Я заковылял в тень деревьев, добрался до угла здания и едва не угодил под колеса автомобиля, вынырнувшего из соседнего двора, и весело подмигнувшего мне атрибутом такси на крыше. Визг тормозов, и водитель, выскочив из кабины, приветствовал мое появление высокохудожественной бранью.

- В больницу, в десятку, - с трудом выдохнул я, опираясь на капот.

- Еще бы метр и в морг, в единичку, - хмуро буркнул таксист, подозрительно разглядывая мою левую руку.

Я машинально проследил за его взглядом и с удивлением понял, что все еще сжимаю в кулаке пепельницу.

- Сувенир, - я затолкал неожиданный трофей в карман плаща и, охнув, шагнул к передней дверце.