Нефертити

Леонид Михелев
Нефертити
(лирико-фантастический рассказ)

Елизавета лежала без сна в ночном сумраке своей аккуратной квартирки на Рюбенштрассе. Бессоница частенько донимала её в последнее время. И в эти томительные часы картины прошлого проходили перед ней бесконечной чередой то радуя, то удурчая пожилую женщину.

Как хороша была она там, на подиуме Дома моделей ГУМа, где в середине 70-х (о, ужас - прошлого века!) демонстрировала с подругами и советский ширпотреб - от рабочей одежды, до белоснежных свадебных нарядов, и модели фабричных дизайнеров. Хороша была и неприступна. Не зря прозвали её Нефертити! За шею лебединую, за прозрачно-зелёные глаза, в которых мерцала тайна, сводившая с ума даже очень уравновешенных мужчин. За царственную походку и фигуру, на которой продукция швейной фабрики им. Воровского смотрелась шедевром европейских домов моделей. Замуж Елизавета так и не вышла. Мужчин было не мало. Но какие-то не те. Подруги давно обзавелись мужьями, детьми. А у неё всё не как у людей. Правда, одно время был у неё друг - довольно известный актёр. Однако, до женитьбы не дошло. Он выпивал и очень женщин любил. Разошлись.

Елизавета всегда была самостоятельным человеком. Когда закончилась её работа в качестве манекенщицы, стала в своём же Доме моделей готовить девочек к демонстрации одежды, шить понемножку. А потом государственный Дом моделей закрыли за ненадобностью. Модельный бизнес перешёл в частные руки и Елизавета осталась без работы и средств, поскольку её пенсии с грехом пополам хватало лишь на пару недель скромной жизни. После смерти матери с волной новых иммигрантов она уехала в Германию. Терять ей было нечего, а в большой европейской стране Елизавета надеялась прожить тихо и безбедно оставшиеся годы: ознакомиться по мере возможности с местами, известными лишь по книгам и кинофильмам, обрести друзей...

Первые несколько лет новой жизни пролетели быстро: общежитие, наполненное представителями разных стран и народов, курсы немецкого языка, переезд на квартиру и её обустройство. Елизавета со временем попривыкла к новой действительности. Стала неплохо изъясняться на государственном языке. А потом...однообразной серой чередой потянулись месяцы и годы. И сегодня, в день 70-летия в своей постели лежала без сна располневшая седая женщина с одутловатым лицом и нездоровыми почками. Женщина, в которой даже близкий человек, если бы у неё был такой человек, с трудом угадал бы черты красавицы - Лизочки-Нефертити.

Последние несколько месяцев мысли её непрерывно возвращались к некой кардинальной идее: тихо и безболезненно закончить своё существование. Уйти из этой жизни, приняв горстку симпатичных розовых таблеток, которые ей приписали от бессонницы. Елизавета решила, что день рождения вполне подходит для выполнения задуманного. Вот и маялась до утра без сна, перебирая в памяти прожитые годы. Поднялась ранее обычного и занялась подготовкой перехода в ’лучший мир’. Не торопясь, сложила аккуратно вещи в шкафу и комоде. Проверила нет ли пыли на зеркале, на экране большого телевизора, перед которым уже столько лет в одиночестве коротала вечера. Взялась, было, за пылесос, отложила, села в кресло и привычно включила телевизор. Подумала, что нужно принять душ, надеть свежее бельё и приличное платье перед...этим... И засмотрелась невольно на то, что происходило на экране. Там показывали какой-то медицинский центр и говорили о том, что некий доктор буквально возвращает людям молодость. Демонстрировали, как это делают обычно в таких передачах, людей до и после лечения. Естественно, с потрясающими воображение результатами. О стоимости таких процедур, конечно, ни слова не было сказано. Но Елизавета прекрасно понимала, что это ей не по карману. Она, горько усмехнувшись, хотела было выключить телевизор. Но симпатичный врач, глядя с экрана прямо ей в глаза, сказал: ’Для дам, достигших 70-летнего возраста особое предложение. Мы объявляем конкурс на бесплатное восстановление организма. Подробности по адресу...’. - Это совсем недалеко от дома,- автоматически отметила про себя Елизавета и продолжила последнюю уборку квартиры. Однако, мысль о том, что всё же следует подойти в эту клинику всё сильнее овладевала измученной женщиной. - Чем чёрт не шутит? - думала она, - Если получится, уйду в нормальном человеческом виде! И хотя она давно усвоила правило о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и неукоснительно отвергала любые заманчивые предложения рекламы, тут она сдалась. Кто знает, может быть ей руководило неосознанное желание отсрочить час...тот самый час...

К 10-ти Елизавета уже была в Центре. На конкурс явилось всего 5 дам. Видимо про бесплатный сыр в огромном городе помнили все. Доктор - тот самый симпатичный с телеэкрана, всех собравшихся пригласил в свой кабинет.

- Доктор Шарф, - представился он. - Сразу должен предупредить вас, уважаемые дамы, что одной из вас предстоит пережить экспериментальное лечение, включающее в себя как терапию, так и лёгкое хирургическое вмешательство. Тонкости процесса лечения будут объяснены лишь той из вас, которая по всем показателям будет признана пригодной для нашего лечения.

Елизавета, покуда доктор своим глуховатым баритоном объяснял правила и цели конкурса, прохаживаясь по ковру перед большим письменным столом, приглядывалась к этому странному доктору. Если бы её спросили в чём заключалась странность этого человека, она, пожалуй, не смогла бы ответить ничего определённого. Но женской своей интуицией она улавливала некое, едва заметное, несоответствие между его по-юношески резкими движениями, быстрым и проницательным взглядом серых глаз и солидной, профессорской манерой речи, назидательными интонациями, мелькавшими в пояснениях.

- Он ведь изрядно моложе нас, - подумала Елизавета, - а говорит с нами, как мудрец из сказки со своими несмышлёными учениками. Но слушать доктора Шарфа хотелось. То что он рассказывал, было попросту невероятным. Ещё бы! Ведь в случае удачи, он обещал той единственной, что окажется пригодной для его метода лечения, возврат молодости на длительный срок. И не исключал, что до конца её существования...

Потом пошли дни всесторонних анализов и тестов. Были отложены чёрные мысли. Все дни Елизавета с двумя подругами (две уже на второй день были исключены из конкурса) проводила в помещениях Центра доктора Шарфа. И, наконец, настал день, когда он пригласил её в свой кабинет, усадил на диван, присел рядом, рассматривая фотопортрет. Один из тех, которые в былые времена выполнил для неё поклонник-фото художник.

- Вы были удивительно красивы в молодости, - задумчиво сказал он. - Конкурс выиграли вы. По многим причинам. И по этой тоже, - кивнул с восхищённой улыбкой на фотографию. - Если будем очень стараться, то в скором времени этот снимок снова станет вашим реальным портретом.
- До такой степени? - не веря услышанному, прошептала потрясённая Елизавета.
- До такой, - подтвердил доктор Шарф. - Но прежде, чем мы приступим к работе, вы должны узнать ещё кое-что важное и подписать договор с Центром.

- Ну вот начинается...Сыр для мышки подвешен,- устало подумала Елизавета. - Слушаю вас, - подняла она глаза на врача и удивилась встретив его напряжённый взгляд.

- Я не раз говорил вам в процессе обследования, что метод мой экспериментальный. Испытания проводились лишь на животных. В том числе и на высших. Все последние результаты положительны. Подвергались лечению и люди. Немногие. Практика подтвердила теоретические предположения. Однако, покуда мы не имеем достоверных данных о том сколько времени человек сохраняет свой молодой облик. Другими словами, механизм старения восстановленного организма нами ещё досконально не изучен. Есть в природе некоторые вещества, которые способствуют закреплению результатов. Мы ищем их. Но пока... - доктор грустно развёл руками. - Пока не нашли, - закончил он свой монолог. Потом взял Елизавету за руку своей сильной, тёплой рукой и сказал то главное, о чём предупредил её с начала: ’Вы должны чётко понимать на что идёте. Вы получите молодость и былую красоту на определённый срок. Срок этот мне неизвестен. Десять месяцев, год гарантирую. Если за это время будет получено средство для закрепления результата - мы победили. Если нет - старение начнётся снова. И вы обретёте нынешний вид. Но мы сделаем всё возможное. А откладывать ваше лечение до открытия ’закрепителя’ по ряду причин невозможно’. Доктор пересел с дивана в своё кресло за письменным столом. Взял приготовленный лист договора: ’Если такие условия вас устраивают, прошу подписать этот документ’.

- Вот она, моя мышеловка, мелькнуло в голове Елизаветы. - Ну что ж, это ничего для меня не меняет,- грустно оценила она положение, - и выбрали меня безошибочно. Всё учли психологи чёртовы! Она с трудом поднялась с низкого дивана, подошла к столу и решительно подписала документ. Доктор Шарф убрал его в папку и бодро сказал Елизавете: ’Завтра приступаем к процедурам. Вы и наш второй пациент с утра будете доставлены в загородный отдел Центра примерно на две недели. Далее, походите к нам сюда на внутривенные вливания. Это всё. Результат, думаю, вас порадует’.

- Вы ничего не говорили о других пациентах, - удивилась Елизавета. - Это кто-то из тех женщин, что..?

- Нет, - улыбнулся Шарф, - не из женщин. Это мужчина вашего возраста. Весьма достойный человек. Завтра вы познакомитесь.
Филиал Центра доктора Шарфа оказался белоснежным двухэтажным домом в лесопарке на берегу обширного озера.

- Райский уголок, - подумала Елизавета, - тут был бы более уместен санаторий или дом отдыха. А вовсе не клиника.
А дом и впрямь более походил на санаторий. В небольшой и очень уютной гостиной с камином и барной стойкой Елизавета завтракала с доктором и молчаливым пожилым мужчиной.

- Это и есть тот второй, - поняла она.

- Виктор, представился мужчина. - У него оказался густой низкий голос, совершенно не подходивший изрядно облысевшему, сутуловатому человеку. И взгляд у него был какой-то не-то виноватый, не-то испуганный.

- Не разбери что такое! - категорично отметила про себя Елизавета, привыкшая смолоду, как многие яркие женщины, навешивать на мужчин ярлыки-оценки.

Им отвели удобные комнаты, попросили сменить одежду на больничную. И лечение началось.

Единственный неприятный момент Елизавете пришлось пережить где-то на третий день пребывания в лечебнице. В этот день доктор Шарф в небольшой операционной, оснащённой множеством аппаратов и приборов, что-то с ней делал под общим наркозом. Очнувшись от наркотического сна, Елизавета не обнаружила никаких изменений в своём состоянии. Но доктор, весело улыбаясь, объявил ей, что теперь она готова к выполнению главной программы. И пошли дни, приятные и беззаботные. С утра - спец процедуры в виде вливаний препарата доктора Шарфа. Потом прогулки по лесу, чтение книг и журналов, беседы с ’товарищем по несчастью’ - так Елизавета называла теперь своего соседа Виктора, телепрограммы...

Виктор, с виду мрачноватый и нелюдимый, оказался вполне приятным собеседником и спутником Елизаветы в её прогулках к озеру и по парку. Через неделю их пребывания в Центре Елизавета уже знала, что он вдовец, что его дочь со своей семьёй осталась ’там’. Не захотела иммигрировать с родителями. Живёт в Москве с мужем и внуком. Виктор был инженером, любил симфоническую музыку и театр. Пока была жива его жена, всё в его жизни было более-менее хорошо. Много ли нужно бывшему советскому пенсионеру для счастья? А последние годы, после смерти жены, которую он очень любил, стал болеть, замкнулся и понемногу приобщился к спиртному. Тут-то его и нашёл доктор Шарф.

- Мы с тобой, Лизочка, два сапога - пара! - грустно шутил Виктор. - Потерянные миры!

События начались на десятый, примерно, день их пребывания на лесной даче (так они в шутку называли праксис). Ещё с утра Елизавета почувствовала небывалый прилив энергии. В её груди, словно поток пузырьков в бокале шампанского, поднялось то радостное чувство существования, которое иногда беспричинно возникает у молоденьких девушек. Просто само по себе. Оттого, что солнце светит. От того, что: ’Вот она я - живу на белом свете!’. Она вскочила со своей кровати, накинула халат и направилась к зеркалу. В дверь постучали. Это был Виктор. Он стоял в открытом дверном проёме, как в раме. На его чисто выбритом, бледном от волнения лице, застыла улыбка изумления и восторга. Глаза, оказавшиеся большими и удивительно синими, сияли молодым огнём. Он держал в руке протез своей верхней челюсти, другой показывал на рот и лепетал: ’Они растут! Ты понимаешь? Сегодня ночью началось... все до одного... мои зубы!’. Елизавета невольно прикрыла рукой свои губы. Она почувствовала, что её ’мостик’ тоже ползёт под давлением растущего зуба. С этого утра пациенты доктора Шарфа стали быстро молодеть. Их тела трансформировались под влиянием препарата. К концу второй недели в комнате справа по коридору обреталась тридцатилетняя красавица Лизочка-Нефертити. В комнате напротив - тридцатилетний Виктор. Его темная густая шевелюра удивительным образом оттеняла синие глаза. Великолепная от природы, атлетическая фигура, запросто могла бы служить моделью для самых требовательных художников Возрождения.

За ужином доктор Шарф сказал им, что утром они отправятся в город. Он объявил об окончании основного этапа работы. А всё остальное будет проведено амбулаторно. Сам доктор, в отличие от своих цветущих красотой и молодостью пациентов, выглядел совсем неважно. Большие мешки под глазами, грузная походка, медлительные движения - всё говорило о плохом самочувствии.

- Вам нездоровится, доктор? - спросила его Елизавета, - наверное очень трудно с нами пришлось? Не представляю себе, как мы сможем вас отблагодарить за всё, что вы сделали с нами.

- Располагайте нами, доктор, - поддержал её Виктор, - За вас в огонь и воду!

- Спасибо, друзья. Не нужно ни огня, ни воды. Завтра с утра быть в Центре на процедурах, - отвечал им господин Шарф.

Первый день в городе Елизавета провела в заботах и волнениях. Ещё бы! Её новый облик требовал бесконечного числа самых разнообразных действий. Многие из них были ей просто не под силу. Например, как быть с несоответствием даты рождения и фотографии в паспорте её цветущему виду? Как явиться в Социаламт, где она уже столько лет получала пособие по старости? Как, в, конце концов, объяснить соседям и знакомым, что она это...она? Совершенно запутавшись в навалившихся на неё проблемах, Елизавета поступила по-женски мудро: отложила решение всех вопросов до завтрашней встречи с доктором и занялась своим гардеробом. Уж в чём-в чём, а тут она была профи с большой буквы! Кое-что пришлось купить, незаметной тенью выскользнув в ближайший универмаг, кое-что перекроить и перешить. К концу дня Елизавета была одета, как подобает быть одетой красивой молодой женщине с отменным вкусом и приличными материальными возможностями. Она проголодалась. Вспомнила, что не ела целый день, занятая всей этой кутерьмой с одеждой. Решила приготовить что-нибудь, но тут же убедилась, что холодильник пуст. Перед отъездом в лечебницу всё постаралась реализовать и подчистить. Вспомнился вчерашний прощальный ужин в доме на озере. И накатила на неё такая тоска, что она даже причину её сразу не сумела понять.

- Мой Бог, неужели? - подумала Елизавета, - Разве такое может чувствовать женщина моих лет? Нет, это совершенно невозможно,- уже весело сказала она своему отражению в зеркале над комодом. Сказала, прекрасно понимая, что это не только теперь возможно, но и произошло с ней на самом деле. Елизавета затосковала по Виктору. По своему партнёру и свидетелю их удивительных превращений. Сейчас он был, как воздух нужен ей. Его спокойный ласковый взгляд, его низкий, волнующий голос, его бесконечные истории, воспоминания и рассуждения. Она растерянно опустилась в единственное кресло, в котором коротала, бывало, свои одинокие вечера перед телевизором и попыталась сосредоточиться на какой-нибудь мало-мальски реальной идее. Однако ничего путного в голову не приходило. И тут в тишине квартиры, как гром среди ясного неба, прозвенел дверной звонок. На пороге с букетом каких-то пёстрых цветов стоял ладный синеглазый шатен, одетый совсем не на современный молодёжный лад: строгий светлый костюм, отлично подобранный галстук, бежевые туфли-мокасины... Это был Виктор.

- Извини, пришёл вот, адрес у Шарфа взял. Очень тебя захотелось видеть. Ну и пришёл, вот, без приглашения, - довольно невнятно начал он оправдательную речь. А взгляд его светился искренним восхищением. Сердце Елизаветы дрогнуло, и она, едва устояв от волнения на ногах, пригласила желанного гостя в дом.

Любовь, как писал обожаемый обоими Михаил Булгаков, выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила их сразу обоих! Так поражает молния, так поражает...ну дальше помните, наверное сами...

Когда они пришли в себя, их взорам открылась забавная картина: в кресле, на полу, на столе беспорядочно валялась их одежда и цветы, принесенные Виктором.. На комоде, освещённом лучами вечернего солнца, трезвонил телефон.

- Вы что себе позволяете? - отчитал Елизавету доктор Шарф. - Почему утром не явились в праксис? Где были? Ни ваш телефон, ни телефон Виктора не отвечал весь день. Приезжайте немедленно. Всё.

Когда Елизавета с Виктором через полчаса оказались в кабинете доктора Шарфа, он, едва взглянув на их счастливые лица, понимающе покивал головой и пробормотал про себя: ’Ну, конечно. Всё закономерно. Всё правильно’. И, обратившись к своим пациентам добавил: ’Осталось всего три процедуры. Больше не опаздывать’. Молодые люди, словно провинившиеся дети, обещали не нарушать режим лечения. Они во все глаза смотрели на своего доктора. Он странно изменился. Расплылись черты недавно волевого лица, потемнели и налились мешки под глазами, опустились уголки губ. Но главное - его причёска. Жёсткий пепельно-серый ’ёжик’ коротко остриженных волос доктора Шарфа сейчас был совершенно белым.

- Заметили наконец, - грустно улыбнулся доктор. - Да, господа, прежде чем объявлять наш конкурс, я на себе проверил и метод и препарат. А сейчас мы наблюдаем обратный процесс. Работаю, практически без отдыха, над синтезом вещества-закрепителя. Так я назвал это вещество для ясности и краткости. В моём распоряжении осталось совсем мало времени. Ведь я болен неизлечимо. Кровь, знаете, подкачала... Так что, наслаждайтесь жизнью и молодостью. Пока. Думаю, вы на меня не в обиде. А мне нужно работать.

Первый месяц своей новой молодой жизни Елизавета и Виктор провели в бесконечных прогулках по их замечательно красивому городу, в поездках к морю и в горы. Средств для беззаботной жизни было достаточно. Социальная служба чётко, как часы, переводила на счета своих ’сеньоров’ (так в Германии величают людей после 65-ти лет) причитающиеся им суммы. Их любовь, пройдя стадию неукротимой, пылкой страсти, стала перерождаться в нежную привязанность. Они понимали теперь друг друга без слов, они не разлучались ни днём, ни ночью. Даже мелкие хозяйственные дела выполняли сообща.

- Где тебя носило лет сорок тому назад? - укоризненно спрашивала любимого Елизавета. - Ведь, если бы мы встретились в той жизни, всё было бы по-другому. Мы были бы счастливы уже столько долгих лет!

- Нет, Лизанька-солнышко моё ясное, - отвечал подруге Виктор, - лет сорок тому назад ты была гордой красавицей Нефертити. На простого мальчишку-студента ты бы и внимания не обратила. Столько достойных мужчин вокруг тебя вилось! Но где там! Всё принца ждала. Вот и получай теперь - что дали!

Они хохотали над своими предположениями и выдумками, любили друг друга и каждую неделю проходили обследование у своего доктора. А доктор Шарф от визита к визиту неудержимо старел.

- Ах, друзья мои, - сказал им измученный непосильным трудом, тяжело больной старик. - Не смог я довести до финиша дело моей жизни. Найти ’закрепитель’ не удаётся. Я ухожу. А вы постарайтесь прожить отпущенное вам время как можно лучше. И когда наступит старость, вы теперь не будете одиноки.

Совершенно подавленные услышанным, Елизавета с Виктором вернулись домой. Не хотелось ни ехать к озеру, куда они планировали сегодня отправиться на пикник, ни делать что-нибудь по хозяйству. Книга валилась из рук Виктора, когда он пробовал читать, ножницы оставались неподвижными в умелых руках Елизаветы, когда она вздумала скроить себе новую юбку. В их жизнь проник дух тревожного ожидания неотвратимой жестокой расплаты за короткие дни счастья. Под гнётом этого ожидания потянулись дни и недели. Жизнь проходила вроде бы, по-прежнему. Виктор делал всё, чтобы отвлечь любимую от грустных мыслей: читал ей юмористические рассказы, приносил остросюжетные кинофильмы. Елизавета готовила вкусные блюда и даже устраивала пару раз шуточную демонстрацию мод. Но оба знали - приближается время, когда начнёт проявляться старение их чудесным образом восстановленных организмов.

Всё началось с того, что причёсываясь, однажды, перед сном, Елизавета обнаружила у глаз густую сеть мелких морщинок, а в слегка поредевшей шевелюре Виктора блеснули первые седые волоски... Последующие несколько недель супруги, не говоря друг другу о своих наблюдениях, пристально отслеживали малейшие изменения в своём облике. Изменения, увы, происходили. Обоим стало ясно - наступает то старение, о котором их предупреждал доктор Шарф...

В этот вечер они долго молча лежали рядом, не зажигая света. Потом, словно получив мощный телепатический сигнал, повернули головы друг к другу и ...

- Да, сказал Виктор своей подруге.

- Мы были так счастливы, - прошептала она.

- Большего человеку не дано, - ответил Виктор.

- А как бывает потом, мы ведь уже знаем.

Елизавета принесла из аптечки флакон. Наполнила водой два стакана.

- Ну вот и пригодилось моё лекарство от бессонницы,
спокойно сказала она другу. - Тебе половина и мне половина. Как в песне нашей, ещё той, юности.

О чём ещё они говорили под покровом наступившей ночи, тесно прижавшись друг к другу, какие слова шептали в тиши их последнего пристанища - неизвестно. Да и не важно это.

Приняв по горстке розовых таблеток, поцеловались в последний раз и провалились в небытие...

... Настойчиво звонил телефон. Елизавета, стряхнув с себя остатки сна, сунула ноги в комнатные туфли, бодро вскочила с кровати и подбежала к аппарату. Но услыхала лишь гудки отбоя.

- Опоздала, - подумала она, - кто бы это мог быть в такую рань? Который, собственно час? 12! Ого! Ну мы и заспались сегодня! И тут она с предельной чёткостью вспомнила весь вчерашний вечер. Увидела стаканы на тумбочке у дивана-кровати, с которого таращил на неё свои синие глазищи только что проснувшийся Виктор.

- Мы что, живы? - неуверенно спросил он

- Этого не может быть, - подумала вслух Елизавета. -10-15 таких таблеток медведя усыпят навеки. А мы проглотили побольше.

- А знаешь что, Нефертити? Что не делается - всё к лучшему! Я рад, что мы выжили. Пусть будет, как будет. Это судьба. А у нас теперь есть и сегодня и завтра. Ну иди ко мне, моя красавица. Ты для меня всегда будешь самой красивой, самой замечательной женщиной на свете!

- Родной мой, я так тебя люблю, - потянулась к другу Елизавета...

Они не знали ещё, что розовые таблетки содержали то самое вещество - ’закрепитель’, которое безуспешно пытался синтезировать покойный доктор Шарф. Великий учёный, тайна которого ушла вместе с ним.