Шуры-муры.

Любви ведь все возрасты покорны, не так ли? И тогда, когда ты уже дряблая одинокая старушка и мысли о том единственном, который мог бы согревать тебе постель, кажутся греховными, все равно мечтаешь о нем. Я это слышала не один раз от пожилых соседок в моем доме. Они стыдливо подтрунивают друг над другом – не вышла ли кто из них замуж.
И Пана Степановна тоже ничем не отличалась от тех пожилых дам, чьи мысли занимали благородные старички. Она уже много лет вдовствовала, и в доме у нее остро ощущалось отсутствие хозяйской руки.
Стиральная машинка у Паны Степановны барахлила: не сливала воду. Петя, один ее знакомый, обещал посмотреть, что с машинкой, да все не приходил и не приходил - уже полгода. Пане Степановне все это время приходилось стирать белье на руках. И сегодня она изо всех сил терла, мяла пододеяльник, наволочки и прочие тряпочки, тяжко вздыхая и думая: если бы муж был жив, давно отремонтировал бы эту треклятую стиральную машину. Потом она как всегда начала думать, что не плохо бы себе найти старичка, который взял бы на себя обязанности по дому связанные с ремонтом. Тут она вспомнила Петю и разозлилась на него: кормит ее обещаниями. «Чтоб тебе пусто было», сказала она в сердцах, намыливая полотенце. Петя был младше Паны Степановны всего на семь лет, а называл ее – Мать. За это ему сейчас тоже досталось. Пана Степановна не любила, когда он к ней так обращался, и всегда возмущалась:
- Какая я тебя мать, мы почти ровесники!
День выдался солнечный с небольшим ветерком. К вечеру белье на балконе уже высохло, и Пана Степановна решила сразу его погладить. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Тем более, когда есть азарт к работе. У Паны Степановны он был. Она только вошла во вкус работы, и ей хотелось двигаться. Возможно, в этом была виновата злость на несправедливости судьбы. И то, что клокотало внутри, надо было как-то погасить. Постелив детское одеяло на стол, Пана Степановна достала утюг из шкафа, включила его в розетку… раздался глухой щелчок, будто кто-то выстрелил, и из вилки посыпались искры. Утюг после этого не нагревался.
Другого утюга у Паны Степановны не было и денег на его ремонт тоже. Пенсия маленькая, ее едва хватало на еду, лекарства и заплатить за коммунальные услуги. На незапланированные расходы, к которым можно было отнести весь ремонт, отложить деньги ей не удавалось. Здесь Пана Степановна тоже горестно повздыхала об одиночестве – был бы муж, не так остро ощущалась бы нехватка денег. Все-таки с двух пенсий можно что-то отложит на такие вот расходы. От расстройства Пана Степановна всю ночь не сомкнула глаз. На утро у нее болела голова, было дурное настроение, хотелось с кем-то поругаться. Она нашла с кем - с дочкой. Позвонила ей, и сказала, что она не выполняет дочерний долг – не приходит к ней, не помогает. Дочка была у нее на прошлой неделе, чаще приходить она не могла: у нее недавно родился внук, и она помогала своей дочке. Но из-за недовольства на жизнь Пана Степановна забыла об этом. Суп на обед показался невкусным, и это добавило ей убеждение, что она самая несчастная и заброшенная на свете. Ближе к вечеру Пана Степановна отправилась прогуляться – за гаражами нарвать крапивы.
Когда она уже возвращалась, из-за угла дома, мимо которого проходила, появился тот самый Петя, который все обещал ей отремонтировать технику. Он остановился, взглянув хитрым взглядом на нее, из-под кустистых седых бровей, и прохрипел прокуренным голосом:
– Привет, мать! Гуляешь?
Пана Степановна сперва хотела по привычки расшуметься – сколько можно называть меня Мать. Сыночек выискался! Но, учуяв запах перегара, она быстро сообразила, что с приятелем сейчас лучше всего обойтись по-хорошему и тогда возможно появится шанс уговорить его отремонтировать утюг.
– Крапивы нарвала, - Пана Степановна раскрыла целлофановый пакет полный крапивы, демонстрируя цель прогулки. - Ноги хочу попарить в ней, говорят, помогает. Замучили они меня, окаянные – судорогой сводят. (Всю трудовую жизнь Пана Степановна проработала за прилавком в магазине, заработала профессиональное заболевание – варикозное расширение вен) Не знаю, что уже с ними делать? Петенька, у меня беда: утюг не работает, провод перегорел. Искры посыпались, палец прижгла. Смотри, какой волдырь, – немного приврала Пана Степановна для более яркой картинки. На самом деле палец она обожгла горячей сковородой. Но какая разница в данном случае?
Петя все это время с сочувствием смотрел на нее, потом спросил:
– Из глаз?
– Чего из глаз? – не поняла она.
– Искры у тебя из глаз посыпались?
– Все шутишь. Мне не до шуток. Как я теперь без утюга, – Пана Степановна тяжко вздохнула. – Будь другом, пойдем ко мне, посмотришь, может, сможешь отремонтировать.
– Нальешь сто грамм? – Петя лукаво прищурил глаза.
– Налью, конечно, налью, не обижу, - уверила она. - Пойдем Петенька, без утюга прям беда. Вчера постирала белье, гладить нечем.
Возле подъезда на лавочке сидели две соседки, такие же пенсионерки как Пана Степановна. Пройти мимо, ничего не сказав подружкам, ей было не удобно. Надо же как-то выразить к ним внимание, и Пана Степановна, поздоровавшись, кивнула в сторону Пети, пояснила:
– Он ко мне.
Дома Петя сразу взял дело в свои руки: попросил отвертку, и тут же приступил к ремонту утюга. Потом взялся за стиральную машинку. Работа кипела в руках Пети. Пана Степановна не уставала его нахваливать и мечтательно думала: вот бы ей такого мужа. Не забывала она, конечно, об угощении. На печки у нее уже кипела картошка, на столе стояла «Столичная». Пана Степановна купила ее давно на всякий случай. И вот этот случай настал. Из холодильника она достала банку соленых огурцов оставшуюся с прошлого года, баночку селедки «Матье». Она часто покупала себе такую селедку – уже без косточек, порезанную на мелкие кусочки. Очень вкусно и удобно: накалываешь кусочек на вилку и кладешь в рот. Руки при этом не пачкаются, как если есть обычную соленую селедку. Стол получился неплохой, Пана Степановна осталась собой довольна, что быстренько сообразила, чем угостить гостя. Петя, прежде всего, был рад бутылки, он ее выпил всю и ушел домой отсыпаться.
Утром Пана Степановна подумала, что соседки на скамейке могли вчера неправильно истолковать ее слова и надо бы им рассказать, зачем к ней приходил Петя. А то пустят сплетни, им это, что через плечо плюнуть. Сходка на лавочке обычно начиналась во второй половине дня, когда солнце уже не так пекло. Пана Степановна спустилась к подружкам на лавочку, рассказала все, как было. Тема исчерпалась, но говорить надо было еще о чем-то. Пане Степановне хотелось о Пете, и она спросила:
– Вы, наверное, подумали, что у меня с ним что-то такое?
При этом она засмеялась, показывая, что подтрунивает над возможными сплетнями с их стороны.
– Точно так и подумали – шуры-муры завела, женихов к себе водишь, – шутя, подхватила одна из соседок.
– Ну а что, разве не так? – поддержала другая. – Чем ты девица плоха? и румяна и бела.
– Он, мужик неплохой, – сказала Пана Степановна, – хозяйственный, только пьет. Я со своим намучалась, царство ему небесное. Больше такого счастья не хочу. Давление у меня скачет, мне тишина нужна. Ноги болят, еле хожу. И вообще он мне не пара: нос у него кривой, ходит косолапо, неухоженный, плохо выбрит и жена есть.
Пана Степановна так разволновалась, что начала наговаривать на Петра, лишь бы соседки на самом деле не подумали, что между ними что-то есть.
Только такой оговор их еще больше раззадорил.
– Какая тебе разница, какой у него нос? Ночью все носы одинаковы, лишь бы кавалер тебе бок согревал, – смеялись соседки, вводя в краску Пану Степановну. – Жена не стенка, подвинуть можно.
– Девчата, честно, он мне отремонтировал утюг и стиральную машину, я поставила ему бутылку – отблагодарила за работу. Он хорошо покушал, выпил всю бутылку и ушел. Больше ничего не было. Вот крест, – Пана Степановна уже не знала, как оправдываться, поэтому перекрестилась. Не может же она лгать, крестясь. – Боженька не даст соврать. Могу на колени встать.
– Что ты, Пана, шуток не понимаешь.
– Грех в наши годы так шутить. Колени весь день крутит, наверное, к дождю, – перевела она разговор на другую тему…
Пана Степановна сидела на лавочке с соседками до темноты, но о Пете уже никто не вспоминал. Разговаривали о своих болячках, вспоминали молодость.
С тех пор прошло месяца два. Пана Степановна больше не затевала разговор с подружками о Пете, и они о нем не вспоминали. И Петя на глаза Паны Степановны не попадался. В общем, для дальнейших сплетен о них не было причин. Может Пана Степановна и лелеяла надежду, что Петя однажды позвонит к ней в дверь, но об этом никто не знал – она никому не говорила. Но…
Отправилась один раз Пана Степановна за хлебом в магазин и еще чего-нибудь из продуктов прикупить, по дороге ей встретилась знакомая, их дочки когда-то вместе учились. Пройти мимо, отделавшись одним «Здрасти!» у нее не получилось: знакомая остановилась, поставив тяжелую сумку на тротуар, что означало: давай поболтаем, куда спешить! После разговора о погоде, которая никогда никого не устраивала и хворях, одолевавшие их обоих, (Пана Степановна по-прежнему жаловалась на больные ноги, у знакомой оказался сахарный диабет) знакомая вдруг заявила:
– Я слышала, ты за Петра замуж собралась. Семью разбиваешь.
Пана Степановна растерялась.
–Господь с тобой! Кто тебе такое обо мне наговорил?
Знакомая затушевалась.
– Да как же! Все говорят!
– В Москве говорят, кур доят. Мне некогда, дочка должна прийти, – обиделась Пана Степановна и заспешила к магазину, приговаривая себе под нос:
- Только и знают, что сплетни распускать, других дел нет, – злилась она на соседок. Кроме них никто не мог такое на нее наговорить. Но, немного успокоившись, уже с грустью вздыхала:
- Жаль, что Петя женат, хорошая из нас пара получилась бы. Почему все так несправедливо?