В прибрежной пене.

- А поехали на Крещение в монастырь, - брякнул я неожиданно для себя. Отдел отмечал окончание новогодних праздников, и была как раз та фаза веселья, когда мысли уже заканчиваются, а говорить ещё что-то надо. Вот и выдал. То ли по Фрейду проговорился, прости Господи – таки было кого заманивать подальше от учреждения, - то ли бросил камешек в воду: просто посмотреть, как пойдут круги.

Они пошли куда надо. Гуля с Ларисой Рувимовной отмахнулись. А Танюша - наш свежеразведённый ногасто-глазастый профком без определённого бойфренда – пожала плечами:

- Ну, если как культпоход по духовным местам…

Культпоход по бездуховным местам уже был. И с треском провалился, оставив холодок непонимания. В самом деле: если тебя приглашают посидеть в ночном клубе, а ты думаешь, что тебя приглашают просто посидеть в ночном клубе, - то кто из нас умный?

Два часа безмолвия в тёплом автобусе, по последней сигарете у монастырских ворот. Ехидно помогаю профкому повязать платочек, велю не вилять бёдрами, получаю подзатыльник, и мы входим.

Позволив спутнице суетливо перекреститься на первое попавшееся здание – общежитие монахов, - поворачиваюсь к храму и степенно осеняю себя знамением. Два – ноль, не считая подзатыльника.

Люблю это место. Воздух прозрачный, волны шумят. Ветер гуляет – едва не стены мнёт. В скале вырублена церковь потрясающей энергетики. Все вопросы снимаются сами собой. Стоишь там, и хорошо. Не как обычно, когда радуешься из-за чего-то, а просто-так-само-по-себе хорошо. И ясность необыкновенная. В общем, уходить не хочется. Как-то – тоже в Крещение – решил здесь остаться. Монахом. И остался. Послушником. Псалтырь читал, с хозяйством возился, волны слушал. Не то, чтобы сутками радовался, а был по другую сторону от всех категорий. И очень даже неплохо был. Зарядку начал делать. Втихаря. А брат Гурий – тогда ещё отец-эконом и мой духовник – однажды велел после службы остаться. И подумать. О чём – не объяснил. Сказал только, что брызги в прибой иногда высоко подлетают. Ни с того, ни с сего. И оставил термос с чаем, который брал только на всенощные. Думал, я до утра буду соображать. А чего тут гадать. Вот сказал бы, что брызги взлетают – можно было бы остаться. А раз уж брызги подлетают… То теперь я каждый год сюда приезжаю. Волны слушаю. Пью чай с Гурием – он теперь игумен. Друг от друга уже ничего не хотим, поэтому тема брызг не поднимается. Только в скальную церковь не заглядываю. Зачем, если в Крещение всё происходит на берегу.

Смешавшись с паломниками, вслед за отцом Гурием стекаем к пляжу по тысяче узких ступеней. В спину шипение:
- Пусти меня вперёд.
- Нельзя. Кощунство. – Пережидаю пинок и смягчаюсь:
- Это чтобы ты могла на меня упасть. – Ещё пинок, я уступаю дорогу, и вскоре Танюша смешно семенит на шпильках рядом с Гурием. Почти во главе процессии.

Сотворив короткую молитву, игумен входит в воду, чертит на зазевавшейся волне крест, и благословляет купание. Сестёр он просит раздеваться за валуном, но профком уже с разбега летит в море; так же быстро выскакивает. В мои, прикрытые полотенцем объятия. Пусть каждый понимает в меру своей святости. Танюша уже без иллюзий. Спокойно переносила нежность растирания, пока я не начал определять границу дозволенного. Тогда у меня забрали полотенце и отправили купаться.

Я успел раздеться, нырнуть и одеться, а она всё ещё смахивала последние капельки. Понятно почему. Такой модельный купальник нужно дать всем хорошо рассмотреть. Особенно монахам. Теперь им будет что вспомнить после отбоя. Знаю. Сам вспоминал. Где ещё так остро воспринимается красота женского тела?

У меня снова лучшая девушка на пляже. Сообщаю об этом Танюше и разливаю коньяк. Светясь румянцем, она хмыкает:

- Хочешь устроить оргию прямо здесь?
Не отвечаю. Смотрю, как над студёным прибоем взлетают и опадают брызги.