Нашел.

Маленькая повесть

- Спи, - приказала жена дочери.
Аленке полтора годика. Она лежит вместе с матерью на раскладушке, лупает глазами в телевизор и стукает ногой по дверцам книжного шкафа. В комнате полумрак. Трень... бряк... дзинь... брень... - дребезжат в пазах стекла. Черт его знает, шкаф только из мебельного магазина, а уже хоть подпорки ставь.
Славка лежит на кровати. Перед этим они с женой поругались, после чего она демонстративно вытащила раскладушку, положила на нее матрац и взяла к себе Аленку: мол, смотрите, люди добрые, здоровенный мужик развалился на роскошной кровати, а мы с деточкой кое-как. Если кто заглянет в окно, - а они живут в однокомнатной квартире на первом этаже, - разговоров на неделю обеспечено. На это и рассчитывала жена, нарочно и шторы не задергивает. Но никто не заглядывает. То по полчаса маячат, пугают безмолвием, а то никого.
- Давай, давай, - усмехается в темные усы Славка, поудобнее пристраивая длинные ноги на спинке кровати. Жена у него маленькая, круглая, как колобок. После родов почему-то появились конопушки. Не было, не было - и появились. Дочка в отца пошла, только глазенки покрупнее да поголубее, да волосики пока еще светлые. - "Давай, выставляй на вид свою глупость. Думаешь, кто пожалеет? Черта с два. Помойное ведро сплетен завтра к порогу выплеснут - и привет. Хэт, натура. Как ругаться, так чтобы все соседи слышали".
У Славки начинает портиться настроение. Он терпеть не может скандалов. Но у жены на этот счет другое мнение. А то схватит чемодан и умотает к родителям недели на две. И привезет липовую справку: мол, ребенок болел. С работы приходят, спрашивают: что случилось? И Славка начинает молоть невпопад под кривые усмешки.
Сегодня тоже высказалась, мол, завтра ты нас не увидишь. Славка поначалу разозлился, потом испугался. Хотел переменить тему разговора. Но не тут-то было. В конце концов, он плюнул, включил телевизор и лег на кровать - делай как хочешь и как знаешь. Надоело.
- Пап-ка! - игривым голоском зовет Аленка.
Ей скучно. Положили - еще не было девяти, и спать совсем не хочется.
- Спи, сказала! - обрывает жена. - Спит папа. Телевизор смотрит.
Дочку не устраивает такой ответ. Она поднимает головку, чтобы посмотреть, как это папа спит и смотрит телевизор.
- Спи, говорю! - еще резче приказывает жена. - Не нужна ты папке. Ему другие нужны.
Дочка начинает хныкать. Славка поворачивается, чтобы спросить, какие это другие, но раздумывает, потому что ребенку пора спать, а жена может завестись на всю ночь. Свое "я" она доказывает упорно. Если даже не права - отступать не думает.
Его разбирает тихая устойчивая злость. Если бы гулял на стороне или Аленку не любил, тогда другое дело. А то на евнуха похож - шагу лишнего без жены не делает. И сегодня скандал начался ни с чего.
Каждое утро он возит Аленку в ясли. И каждый вечер забирает ее. Из микрорайона, где они живут, путь не близкий. Но надо сказать спасибо, что еще место дали.
Жене возить дочку было бы сподручнее, но Славке эта обязанность приятна, хоть и толчешься по утрам в транспорте и на работу прилетаешь тютелька в тютельку - все равно. Едешь с дочкой, оберегаешь крохотное тельце от острых локтей. Толкуешь ей об увиденном, и она на своем языке что-то лепечет, пальчиком показывает. Полное взаимопонимание. Потом возле станка всю смену, - Славка работает на заводе фрезеровщиком, - не покидает ощущение, что ты, большой и сильный, нужен вот такой крохотуле, и она тебя любит. Когда берешь из яселек, осматриваешь всю. Детишки, бывает, кусают друг друга. И домой - муравьишек смотреть, листики собирать, разноцветные стеклышки. Славке иной раз кажется, что ему надо было родиться бабой. А может, это оттого, что без родителей вырос...
А вчера жена поехала сама. Привезла дочку, сумку поставила на стол и буркнула:
- Завтра повезешь ее в другие ясли.
- Это с чего? - удивился Славка.
- С того. Ребенку исполнилось полтора годика, и его переводят в группу постарше.
- А в этих ясельках нет такой группы?
- Была бы, не переводили.
Славка задумался. Аленка хоть и проходила в эти ясельки всего полтора месяца, но уже к ним привыкла. Начни переводить - опять слезы.
- Ну, и где эти ясли? - недовольно спросил он.
- А с чего это ты недовольный-то? Я, что ли, придумала? - резкими движениями жена стала выкладывать покупки. - Сидит, недовольство проявляет. Тут не знаешь, что купить на несчастные гроши... Повезешь - и все.
Славка проглотил взбухший было комок. Жена не первый раз упрекала за то, что он зарабатывает мало, что не "деловой", как ее отец и брат.
- Так где, все-таки, эти ясли?
- В заднице, - отрезала жена.
Завелась. Значит, и на работе неприятности. Как у всех маленьких, голос у жены звонкий. Энергии на десятерых. Когда она заводится, а заводится часто, Славка ее ненавидит. И ничего не может с собой поделать.
- Разозлит, а потом спрашивает, - она пошла на кухню, загремела кастрюлями. - Доведешь до перекрестка, где наши ясли, пойдешь прямо. Там будет сначала один дом, потом офицерская столовая, а дальше кирпичное здание. В нем ясли... Не хочешь везти, так и скажи. Сама отвезу.
Славка подхватил Аленку на руки и вышел на улицу.

Утром он с дочерью приехал на перекресток и стал искать главный ориентир - офицерскую столовую. Прошел по улице далеко вперед - столовой не было. Повернул обратно. И на другой стороне перекрестка не оказалось. Завернул за угол на проклятом пересечении улиц. В одну сторону, в другую... И на поперечной улице не было никаких столовых. Тогда он зашел в старые ясли.
- Да вот же, на углу, - удивилась воспитательница.
Славка оглянулся. Прямо на углу стояло кирпичное здание.
- Только вход со двора.
- А столовая где здесь? - тихо спросил он. В груди все бушевало, потому что опоздал на работу.
- Какая столовая?
- Офицерская.
Воспитательница поджала губы, наморщила лоб:
- Нет здесь никаких столовых. Там, дальше, есть, а здесь...
На работу Славка опоздал на два часа. Автобусы и трамваи, которые утром ходили, как собаки по весне, куда-то исчезли. Добрую половину пути пришлось протопать пешком, пока удалось сесть на забитый под завязку троллейбус. До этого если и шел какой транспорт, то с табличками "До депо".
В обеденный перерыв состоялось бригадное собрание. Как назло, была срочная работа. На первый раз ему влепили выговор. Когда жена пришла с работы, Славка высказал все, что думал по этому поводу. С этого и начался скандал.
- Плевать мне на твой выговор, - распалилась жена. - Папка говорил, переходи к нему. Так ты нас ворами считаешь. Люди кругом живут, а тут в нищете загинаешься. Пусть хоть совсем выгонят... Есть там столовая.
- Где?
- Там.
- Ну, где там-то?
- Там и все.
- Поедем посмотрим?
- Поедем.
Жена стала собираться. Уже сандалики Аленке надела. Уже сумочку взяла. Потом вдруг бросила ее и спокойно, но с внутренней дрожью в голосе, сказала:
- Мы завтра от тебя совсем уедем. Живи на свои сто восемьдесят. Сто лет ты нам не снился.
- Ну и двигай! - вконец выведенный из терпения, крикнул Славка. - Аленку только оставь.
- Во, шиш! - сунула кулак под нос жена. - Каждому придурку беспризорному еще ребенка оставлять. Она тебя как огня боится. Все, доченька, завтра уедем к бабушке.
- Давай, давай, - по инерции сказал Славка, но пыл уже пропал.
Если бы уехала одна, он бы не печалился. Три года прожили, а до сих пор словно чужие. Когда встречались, казалось, понимали друг друга, а поженились - абсолютно разные. С соседями-то добренькая... Один раз высказалась: мол, умотаешь ты отсюда, как миленький, а мы с Аленкой здесь останемся. На Славку тогда столбняк напал. Десять лет, после ремесленного сразу, отработал на заводе, пока квартиру получил, два года мебелью обставлял. И уматывай! Интересно, куда? У нее родители в станице на Кубани. Дом свой, машина. Если по честному, кто жить не хочет, тот пусть и уматывает. А то отец ее, когда приезжает, все наставляет: "Ты, дочка, закрепись тут намертво. Во как, - и схватится рукой за батарею отопления - не оторвешь. - Тогда и будет порядок. Я вон все имею".
Еще бы не иметь. Заготовителем вместе с сыном крутится. Одни рассказы про овощные да мясные дела, да попреки, что жить не умеет. А дочка за год пять работ меняла. В последний приезд Славка высказал ему все, что думает по этому поводу...
- Ничего, - все с той же внутренней дрожью сказала жена. - Мы уедем... Но вернемся с отцом. А то он, бедный, из-за твоей идейности ездить сюда перестал. Посмотрим, кто из нас здесь останется.
- А при чем тут отец?
Славке больше всего не хотелось ни разбираться, ни ругаться. Жалко было дочку.
- А при том! Пойдем в милицию и напишем, как ты выгнал женщину с ребенком на улицу.
- Я и не думал выгонять. Это ты...
- Выгоняешь! - завопила жена, явно рассчитывая на острый слух соседей.
Тогда Славка плюнул, включил телевизор и лег на кровать. Показывали пятую серию "Вечного зова". Жена еще долго гремела табуретками - имитировала драку. Славка лежал, как каменный, только поглядывал, как бы она ненароком не зацепила дочку, которую таскала за собой. Ему хотелось забрать Аленку. Но попробуй возьми, хоть она и тянулась изо всех силенок. Иной раз казалось, что ребенок ей тоже не очень нужен. Держит при себе как прикрытие. Вот и отец ее один раз высказался: мол, если жить ради детей, то лучше совсем не жить. Но ради кого тогда жить?!
Фильм кончился. Славка выключил телевизор и долго еще лежал с открытыми глазами. Офицерская столовая странным образом совмещалась с рыжеусым капитаном, подарившим жене золотую цепочку. Он не раз видел их вместе. На правах школьного друга капитан приходил в гости. С голубыми, навыкате, глазами, с какой-то двусмысленной улыбкой на сочных губах, он был наглым, как танк. Последнее место работы в учреждении с непонятным профилем подобрал именно он. Теперь она могла днями не выходить на работу. Но об этом не хотелось думать.
Заложив руки за голову, Славка отогнал нехорошие мысли. Храпела во сне Аленка. Настоящим образом, с переливами. Там храпеть-то некому, а вот, поди ж ты. Это она у матери переняла. И смешно, и не знаешь, что делать. Жена пока только посапывала. Через несколько минут начался обычный концерт. Под него Славка и уснул.
Утром он почистил зубы и умылся. Пора было будить дочку. Умывалась она сама. Упиралась маленькими ножками в живот и плескала водой в лицо. А он поддерживал под мышки. Ей это нравилось.
- Аленка, - позвал Славка, вытираясь полотенцем.
Жена недовольно повернулась на спину, открыла глаза и молча уставилась в потолок. Затем потянулась:
- Сегодня Аленка никуда не пойдет.
- Это почему же? - насторожился Славка. - Середина недели. Не воскресенье.
- Мне дали отгул.
"Какой отгул? Какой, к черту, отгул, если ты и положенного-то не отрабатываешь?" - хотел спросить Славка. И не спросил. Начни выяснять, опять скандал вспыхнет. Всего пол-оборота нужно. А главное, может подтвердиться догадка, что она снова собралась домой.
Одевшись, он поцеловал спящую дочь и вышел на улицу. Непривычно было идти сразу на завод. Дорога показалась какой-то короткой и пустой, а день - бестолковым и длинным.
С работы он бежал почти бегом. На душе было неспокойно. Будто заранее знал, что уехали. Он терпеть не мог одиночества. Это осталось еще с детства. Когда оставался один, ощущение было такое, что его опять бросили.
Комната была пуста. Валялись игрушки, одиноко болтался на вешалке детский комбинезончик. Славка сел на кровать и сжал виски ладонями...
Прошло несколько дней. Однажды, придя с работы, он обнаружил в почтовом ящике телеграмму. Так, мол, и так, через полмесяца приедем, жди гостей. Текст телеграммы был непонятным, то ли успокаивающим, то ли угрожающим. Поразмыслив, Славка решил, что текст угрожающий. Кинул бланк в мусорное ведро и вышел на улицу. Спасибо, с Аленкой все нормально. Хотел, как обычно, почитать, посмотреть телевизор, но душевное равновесие было нарушено.
- Ты чего какой-то смурной? - проходя мимо, спросил сосед из второго подъезда Генка Терехов.
- Да так, - махнул рукой Славка.
- Та-ак. Нелады, значит, - остановился Генка. Потянулся к Славкиной пачке с сигаретами. Своих никогда не имел. - Опять умотала... Ну пойдем, я тебя развеселю.
- Куда это?
- А... ко мне на работу, - Генка работал в парке имени Горького то ли цветоводом, то ли сторожем. - В баре по кружечке пива тяпнем и пойдем.
Славка задумался. Выпивать особенно не хотелось. Но и дома сидеть еще хуже. На уме одна Аленка.
- Ну?
И он махнул рукой.
По кружечке не получилось. Получилось по три. В парк пришли, когда уже свечерело. По залитым неоном аллеям прогуливалось много народу. Больше женского пола. А может, так казалось. Включили подсветку цветочных клумб и дымчатых елочек. В глубине сверкали увешанные разноцветными лампочками карусель и колесо обозрения. Откуда-то доносилась музыка. Пахло цветами, духами и еще чем-то волнующим.
Славка забыл уже, когда в последний раз был в парке. Появилось ощущение легкости. Сыграло свою роль и пиво. Генка свернул в боковую аллею и вышел к цветочным часам. По бокам стояли почти пустые скамейки - народ больше гулял по главным аллеям или развлекался в луна-парке.
- Ты посиди здесь, а я свое хозяйство посмотрю, - сказал Генка. - По пивку еще ударим? Там бутылочное есть.
- Давай, - согласился Славка.
Оглядевшись, он увидел на ближайшей скамейке одинокую фигурку девушки. Потоптавшись немного, направился туда и молча уселся рядом. Девушка пожала плечами, но не отодвинулась. Она была совсем молоденькая - лет восемнадцать - в светло-розовой кофточке без рукавов, в прочно вошедших в моду красных "бананах" и легких босоножках на тонком невысоком каблуке.
- Скучаем? - спросил Славка, хотя и так было ясно.
Обычно человек остается один при болезнях или при неприятностях. Если нет ни того, ни другого - людей вокруг предостаточно. А Славке хотелось поговорить. Сидел бы на месте девушки кто другой, он бы и с ним завел разговор. С Генкой-то говорить было не о чем. Одно на уме - бухнуть.
Девушка повернула голову. В темных глазах появились заинтересованные искорки, качнулись крупные кольца недлинных, но пышных каштановых волос. Славка немного растерялся. Такие красивые встречались ему не часто.
- Скучаем, - вздохнула она, будто приглашая к разговору и заодно прицениваясь.
- И я, - уверенности немного прибавилось. - Со своей вдрызг разругался.
- С женой, что ли? - весело спросила она.
- Ну.
- Помиритесь.
- Вряд ли, - Славка устало махнул рукой. - Умотала, елки-палки... Ну, и Бог с ней. Дочку жалко.
- Большая девочка?
- Полтора годика.
- Жалко. Самый интересный возраст.
Девушка сказала это таким тоном, будто у нее было не меньше десятка детей.
- Ты прям как мать-одиночка, - удивился он.
- Почти. Но я не теряю надежды на будущее.
- А у тебя кто?
- Что у меня?
- Ну... Кто у тебя? Мальчик или девочка?
- Никого нет, - подняла она бровки.
- А что ж ты говоришь, что почти мать-одиночка?
Она улыбнулась. И почти сразу погрустнела:
- Я имела в виду свои мысли. Мне кажется, среди наших... лоботрясов нет настоящих мужчин. Читаешь Бунина, или бабушка когда была жива, рассказывала, и думаешь, господи, куда все подевалось? Где оно, мужество, верность, готовность за женщину идти на дуэль... Тут я, кажется, лишнего перебрала. Уже никто не верит, что когда-то были такие времена. Ведь с этими... поговорить даже не о чем. За кого выходить замуж? Вот и получается - мать-одиночка. Рожу ребеночка и буду воспитывать.
- Интересно, - Славка внимательно посмотрел на нее. - И долго ты над этим думала?
- Прилично, - уклончиво ответила она.
Разговор получался странным. Думал просто потрепаться, а тут сразу проблемы. Доля правды, конечно, в ее словах была. В одном только их стосорокаквартирном доме он знал около десятка этих лоботрясов, которые, бросив учиться, нигде не работали или с грехом пополам тянули в профессионально-технических училищах. Собирались вечером на агитплощадке, горланили под гитару про пингвина, который три раза ушибся, пока поймал пингвиниху. Вино заливало случайно рдевшие на рубахах и блузах комсомольские значки. А может, их не снимали специально...
- А ты сама откуда?
- Я? Из Краснодарского края.
- О, как моя. Она из-под Белой Глины.
- Не-ет, я дальше. Из Армавира.
- С родителями приехала?
- Нет, - девушка вздрогнула. - У тетки живу.
- Работаешь?
Вопрос был уже лишним, но хотелось узнать: сама-то она не из тех?..
- Работаю. Из-за этого и с теткой ругаемся, которая кричит, что я ненормальная, - она усмехнулась. - Я ее прямо ненавидеть стала. Уехала бы, да родители хотят, чтобы здесь устраивалась. Здесь и бабушкина квартира. И еще есть причина... - девушка опустила голову. Потеребила ремешок на маленькой сумочке. - Тетка в торговый техникум гонит. Сама торгашка... А мне на комбинате нравится. Я на детских колготках сижу. И девчата хорошие, и работа. Идешь по улице, а детишки спешат по улице в садик или еще куда - в красных, зеленых, синих колготках. Смотришь и радуешься. Может, вон на том мальчике или на той девочке моя работа.
– Конечно. Когда своими руками что-то сделаешь, всегда приятно.
Она неожиданно глянула в упор, сдула со лба прядь волос:
- А вы часто выпиваете?
- Я?.. - Славка смутился. Чего-чего, а такого вопроса не ожидал. - Нет, не часто. Сегодня вот.
Он пожалел, что выпил. Да еще Генка припрется с батареей жигулевского. Все, можно вставать и уходить. Пропал контакт. Давно, очень давно такого не было. Там где-то, за горами из семейных неурядиц и трудовых конфликтов. А девчонка вроде умная. И красивая...
- Тебе неприятно со мной сидеть?
- Нет, почему же? - улыбнулась она. - Ты мне нравишься.
- Это как же? - обрадованный и удивленный этим "ты", растерялся он. Но тут же подумал, что его разыгрывают.
- А сразу сказал и про жену, и про дочку. Такое теперь редкость, - разглядывая носки туфелек, немного смущенно пояснила она. - Не пристаешь. Другие напьются и шлепают лошадиными губами про свободную любовь. Лапают. Слюни текут, а они... Фу...
- Да, бывает, - согласился Славка. - А чего лапать-то? Тебе сколько, восемнадцать?
- Скоро будет девятнадцать. Пять месяцев осталось.
- А мне в этом году тридцать стукнет. Я вообще удивляюсь, что ты со мной разговариваешь. Да еще с поддатым.
Девушка засмеялась:
– Ну, вы... ты полная откровенность.
Подняв руку, притянула к себе ветку редкой в этом южном городе березы, потеребила губами листья, словно поцеловала каждый из них.
- Мне вообще кажется, что выходить надо за парня лет на десять старше себя, - она лукаво посмотрела на Славку и отпустила ветку. - За такого, как ты, например. Я не права?
- А кто его знает. Я в этих вопросах дуб дубом. А ты это серьезно?
- Серьезно.
Выражение ее глаз вдруг стало странно тревожным. Он удивился такой перемене. Повернувшись всем корпусом, более пристальнее всмотрелся в ее лицо:
- Как-то непонятно.
- Ну, во-первых, к этому времени мужчина становится настоящим мужчиной. Начинает задумываться о будущем, о создании семьи. Во-вторых, решения принимает твердые, без суеты. Не мотается туда-сюда - то ли магнитофон купить, то ли фотоаппарат, то ли, вылупив глаза, гонять на мотоцикле. А в-третьих, он к этому времени уже нагулялся. Переживать, по крайней мере, не будешь - на работе он до двенадцати ночи или у кого-то. Разве не так?
Над откровенными до неожиданности словами, наверное, думали долго, прежде чем осмелиться сказать постороннему человеку. Прикусив губу, Славка еще раз поймал напряженно-вопросительный взгляд и опустил голову. Затем откинулся на спинку скамейки, нерешительно передернул плечами:
- Не знаю, - наконец сказал он.
Многое из того, что поведала девушка, можно было применить к его жизни. Гулять не тянуло - дочь была на первом месте. Выпивал только по праздникам или с ребятами после хорошей премии. И даже какими бы скандалы не были, хотелось жить с семьей.
Все еще раздумывая, он повернулся в ее сторону и испугался. Девушка смотрела так, будто готовилась к прыжку с парашютом. И страх, и задор, и упрямство, и черт его знает что светилось в глубоких, чуть сближенных темных глазах.
- Ты чего? - потянулся он рукой к ее плечу. Показалось, что нужно помочь, поддержать, как там, в воздухе, когда прыгал с молодыми, только что начавшими службу, десантниками.
- Ничего, - не отстранилась она. - Пойдем прогуляемся? - и тут же язвительно спросила. - Или ты своего дружка будешь ждать, который пошел за пивом?
- А действительно, что-то долго его нету... Да Бог с ним.
Славка легко поднялся со скамейки, сунул покалеченную осколком снаряда руку, которую до этого прятал за спиной, в карман вельветовых джинсов. Девушка встала тоже. Крупные кольца ее волос, тронутые призрачным дуновением ветерка, чуть коснулись лба.
- Руку вынь.
- А? - не понял Славка.
- Вынь, говорю, руку. Шрамы мужчину только украшают. В Афганистане служил?
Недовольно нахмурившись, Славка вытащил пачку сигарет. Прикурив, кинул в сторону жесткий взгляд:
- Первыми были. Но... давай замнем для ясности.
- Давай, - девушка секунду помолчала. Затем поправила на плече сумочку и, будто спрашивая его согласия, неуверенно сказала. - Сначала фонтан посмотрим. Там недавно фонарики поставили. Разноцветные такие. Струйки лентами переливаются...
- Пойдем, посмотрим фонтан, - усмехнувшись, согласился он.
Славке фонтан понравился. Если бы еще крупные бриллианты не превращались в воду, а как-нибудь перекатывались в округлой чаше, как в детском калейдоскопе, вообще не оторвался бы. Затем пошли в луна-парк, к автодрому, где толкались резиновыми боками трещащие искрами электромобили. Посмеялись.
Славку все больше охватывало какое-то теплое чувство. Иной раз знакомая дрожь пробегала по телу. Так было много лет назад, весной, перед призывом в армию. Тогда тоже гуляли с Эльвирой по ночному городу, и он неловко прижимался к ней, вздрагивал от неожиданно накатывавшего незнакомого чувства. Гуляли до утра. А утром пошли к Эльвире - родители ее куда-то уехали, и комната осталась пустой, - поиграли в петтинг. Этот петтинг разрешал только обниматься, целоваться, осторожно гладить друг друга по телу. Эльвира сказала, что хочет дождаться его честной. Через полгода вышла замуж. Видимо, у странной игры тоже бывали срывы... Такое же примерно, как в тот вечер, чувство было у Славки и сейчас, когда он ненароком прижимался к девушке, а она смеялась, доверчиво глядя в лицо. Хотелось, чтобы вечер не кончался.
Но конец бывает всему. Парк погасил цветные огни и понемногу стал пустеть.
- Слушай, как он его треснул! А у того даже сигарета выпала, - по-детски восхищалась она.
Он осторожно взял ее под руку. Девушка скользнула застенчивым взглядом, на секунду притихла.
Вышли на Ворошиловский проспект, с которого можно было уехать в любой район города. "Ну, вот и все, - подумал Славка и отпустил ее локоть. - Юность пришла, юность ушла".
- Ты далеко живешь? - в ее голосе послышалась нотка сожаления.
– По проспекту Октября. На "Школьной".
Девушка неожиданно рассмеялась, толкнула в плечо:
- Я тоже. Вот на столечко ближе. Пешком?
- Пешком, - снова подхватывая ее под руку, обрадовался Славка. И тут же испуганно отстранился.
- Да ладно, - по-мальчишечьи махнула она рукой. - Все равно сейчас все такие. Остальные спят.
И правда, по проспекту то там, то здесь маячили парочки. Кто на ком виснет, разобрать было трудно. Джинсы давно и прочно вошли в моду у обоих полов.
- Расскажи про свою дочку, - тихо попросила девушка.
Он удивленно повернул голову. Несколько шагов прошли молча. Он чувствовал, что девушка хочет уяснить для себя, понять. Смущенно глянув в ее сторону, начал рассказывать, как первое время ему пришлось самому пеленать Аленку, потому что жена не умела, а у него получилось сразу. Как Аленка сделала первые шаги. А жена вдруг зимой укатила к родителям, и он переживал, что дочка простудится. Жена так и не прислала телеграмму о благополучном приезде в родительский дом. И на письма не отвечала. Приехала через два месяца, и он чуть с ума не сошел от радости. Он не стал говорить, что жена уезжала к своей первой любви, а продолжал рассказывать про Аленку. Как она начала лепетать первые слова а потом пошла в ясельки, и он снова волновался, хорошо ли ей там будет. До сих пор не знает, что означает слово "липятки". Аленка часто произносит его. Сядет рядом, сделает задумчивое лицо и скажет: "липятки". И засмеется. А еще она...
- Как ты ее любишь, - тихо произнесла девушка.
Славка опомнился, осмотрелся и увидел свой дом.
- Здесь я живу, - виновато и рассеянно сказал он.
Она слегка вздрогнула, огляделась тоже.
- Я хочу посмотреть на твою дочку, - сказала она почти шепотом.
Славка видел ее смущение. Казалось, она вот-вот расплачется. Пальцы нервно теребили ремешок сумочки. В глазах появилась та странная тревога, которая озадачила его там, в парке. Голос потерял интонацию:
- Ты покажешь мне свою дочку?
- Пошли. Но Аленки нет дома. Одни фотографии.
- Все равно, - облегченно вздохнула она и сама сделала первый шаг. Будто, выпрыгнув за борт самолета, повисла на стропах раскрывшегося парашюта - и страшно, и главное уже позади...
Войдя в комнату, Славка торопливо начал собирать разбросанные вещи, распихивать куда попало.
- Ты извини. Тут маленький беспорядок.
- Ну, зачем так?
Девушка спокойно разложила газеты к газетам, книги к книгам. Оглядевшись, положила газеты на тумбочку в прихожей, а книги в шкаф. Провела пальцем по полкам. Ничего не сказав, подошла к подоконнику, потрогала листья цветков. Задумчиво посмотрела в окно, за которым дано расползлась вязкая темнота, и, не оборачиваясь, попросила:
- Принеси воды.
Дома Славка делал все сам. И тарелки мыл, и полы, и кастрюли, и пыль вытирал. Жена приходила позже, и они с Аленкой успевали навести марафет. Даже зашить, если что порвалось. Не умел он только готовить. Когда оставался один, переходил на пакетный суп, который прозвал змеиным. Благо, его, сколько ни вари - одна вода. А тут сразу понял: хозяюшка. И вновь обдало волной тепла.
Мельком глянув на свои припасы - угощать было нечем - Славка торопливо набрал в кружку воды, протянул девушке. Покосившись на мебель, в том числе и на шкаф, по которому провела пальцем, она повернулась к Славке.
- Чай? - ляпнул он, не зная, куда девать ставшие ненужными руки.
Она негромко засмеялась и кивнула:
- Давай чай.
Славка кинулся на кухню и обомлел. Чая не было. В конфетнице две конфетки, одно размокшее печенье. В холодильнике несколько пачек кисломолочного плавленого сыра, в сахарнице песку на донышке.
За спиной послышался шорох.
- Чай отпадает? - весело спросила девушка. - А в чайнике ничего не осталось?
Славка развел руками.
Она подошла к плите, поставила чайник на огонь. Осторожно пощупав полотенце, о которое вытирали руки, решительно сняла его и протерла сначала стоявшие в беспорядке на кухонном столе тарелки, а затем всю в ржавых пятнах выплеснувшегося, подгоревшего "змеиного супчика", плиту. Сложив полотенце, придавила его сверху куском хозяйственного мыла.
Смущенно кашлянув, Славка открыл холодильник. Когда вода закипела, девушка залила кипятком остатки чая в маленьком чайнике и поставила его вместо крышки на большой.
- Пусть немного постоит. У тебя нет какой-нибудь чистой плотной тряпки?
- Зачем?
- Укутать, чтобы хоть что-то осталось. Сохранить хотя бы запах чая, а то бурду придется пить.
После первой чашки чая, который показался Славке удивительно вкусным, девушка откинулась на спинку стула и спрятала в уголках пухлых губ лукавинку:
- Я думала, когда мужчина остается один, он живет, ну... чуть-чуть по другому. У тебя есть музыка?
- Есть.
Он подошел к нише в книжном шкафу, включил магнитофон. С полки над нишей глянула Аленка - розовое личико с розовыми бантиками. Славка помрачнел. Заметив, что коробка с солдатскими наградами буднично приоткрылась, показывая забитое золотой и рубиновой орденской эмалью нутро, раздраженно протиснул ее между книгами.
Комнату заполнил вкрадчивый голос Иглесиаса. Мелодия не отвлекала, а наоборот, вконец испортила настроение. Полуприкрыв глаза, девушка покачивалась в такт. Сейчас она показалась не такой, как минуту назад. "Ты хотела увидеть мою дочь. Но Аленка тебе не нужна, - с огорчением подумал он. - Тогда что тебе нужно? Может, просто некуда идти? Может быть, ты из тех, из своего поколения, привыкшего балдеть в полуподвальных, полутемных барах и пиццериях, неспешно потягивая сигарету и цедя дешевое пиво? И выплескивая из глаз надуманную печаль, смешанную с затасканной сексуальной похотью. Что тебе здесь понадобилось?..".
Назойливо лезли в уши совсем недавно казавшиеся божественными переливы интимного голоса с зависшей над ними радугой чистых звуков электроинструментов. Угрюмо насупившись, Славка дернул плечом и загремел спичками.
Девушка открыла глаза, повернула голову и наткнулась на его взгляд.
- Ты обиделся? Может, я сделала что-то не так?
- Все так, - негромко сказал он.
Она помолчала.
- Какая прекрасная музыка! Он поет о любви... Знаешь, почему я пришла к тебе?
Славка не ответил.
- Потому что поверила тебе. Ты говоришь правду. Мне ну ни капельки не страшно. Хорошо - и все.
Сдерживая порыв обиды за Аленку, Славка вытащил пачку сигарет и бросил на стол:
- Закуривай.
Она удивленно вскинула брови:
- Я не курю.
Выйдя на кухню, он прижег сигарету и задумчиво облокотился о холодильник. В высотном здании напротив чуть мерцало задернутое тонкими шторами одно единственное окно. Может, проснулся ребенок, а может, старость перед смертью искала успокоения от разговора с невозвратной своей юностью...
Загасив окурок, он вошел в комнату. Девушка стояла возле шкафа, думая о чем-то своем. Заметив его, улыбнулась и сделал шаг навстречу:
- Давай потанцуем?
Славка положил широкие ладони ей на плечи. У нее были чуть тревожные и чуть печальные глаза, у нее были волнующие губы.
- Ты хотела увидеть мою Аленку.
Она долго, очень долго молчала. Подрагивали темные, не знавшие краски ресницы - толи от внутреннего напряжения, то ли потревоженные плотными волнами стереозвуков.
- Я попросила у нее прощения. Она может подтвердить...
Он машинально оглянулся на книжный шкаф и увидел, что фотография повернута к стене.
- Она не обидится. Мы договорились...
Сначала раздался громкий птичий гомон. Потом в окно влезло солнце и зашагало по комнате. Блеснул никелированными частями давно замолчавший магнитофон. За окном мягко проурчал большой грузовик. И через некоторое время, словно отстали, зазвенели, зашипели, загудели трамваи, троллейбусы, автобусы и другие разные на колесах.
В окно кто-то заглянул. Славка вскочил, задернул шторы и снова упал на кровать. Сон сняло как рукой. Повернувшись к девушке, заметил, что она тоже не спит.
- Слушай. А как тебя зовут?
Они расхохотались от неожиданности и нелепости опоздавшего на целую вечность вопроса. Он, откинувшись на подушку, она, уткнувшись в одеяло.
- Ты раньше не мог спросить об этом?
Славка притянул ее к себе, поцеловал смеющийся рот:
- Как-то не думал об этом. Просто ты и я.
- Наташа. А тебя?
- ...Слава, мы опоздаем на работу, - взглянув на часы, испуганно отстранилась она.
- Они спешат на десять минут.
Но Наташа уже выскользнула из объятий.
- Отвернись, а?
- Наташа, ты придешь? - тихо спросил он, когда она уже взялась за ручку двери.
На мгновение она замешкалась. Потом медленно покачала головой:
- Нет, Славик.
- Почему?
Она посмотрела в сторону фотографии и отвернулась. Он схватил ее за руку:
- Ты придешь. Я буду ждать.
Где-то возле сердца проснулась необъяснимая тревога. Он не понимал, что говорит, почему забыл о дочке, дороже которой не было никого на свете. Не было потому, что всю любовь, которую другие отцы делят между детьми, женой и родителями, отдал дочери. Ему хотелось одного, чтобы она пришла еще хоть раз.
Наташа осторожно высвободилась из его рук.
- Нет... Не знаю..., - в глазах мелькнуло смятение. - Ты понимаешь, я... Не знаю...
- Я буду ждать, - успел крикнуть он.
Дверь захлопнулась.
Прошло пять дней. Придя с работы в пятницу вечером, Славка сразу включил телевизор. Через полчаса должны были показывать футбольный матч ростовского СКА с киевским "Динамо". На экране появился какой-то ансамбль. Уверенные, с рисовкой движения. Весь набор умения держаться на сцене по западной моде. Слова песни были примерно таким:

Я пришел к тебе в подъезд.
Ты курила сигарету.
Кот мышонка-то не ест
После вкусного обеду,
Гопа, у бабки Трайлюлихи...

Голоса - кошки по весне свадьбу справляют. Славка выключил звук. Все эти дни на душе было тоскливо и тревожно. Он задумался. Перебирая в памяти вечер, проведенный с Наташей, удивленно подергал правой бровью, не понимая, чем таким и так больно могла зацепить его девчонка. Девчушка, а сердце до сих пор пощипывает. Может, оттого, что впервые изменил жене. От молодости? Нет, здесь было что-то другое. Чувство такое, словно кто-то еще, кроме Аленки, уехал. Нет, не так, - будто нашел хорошее, подержал в руках, полюбовался и потерял. Генка, сосед, когда маленьким был, налима поймал почти мертвого. Полез с ним на берег, а он выскользнул. До сих пор горюет. А как выпьет, так чуть не плачет.
Телевизор внезапно погас. Славка спокойно выключил его, потому что знал, что с цветными это бывает, и включил через несколько минут. Появилось футбольное поле. Комментатор сказал два слова, и телевизор погас опять. Выключив его, Славка побарабанил пальцами по корпусу. Подождал две минуты и включил.
- ...Андреев делает навесную передачу. Воробьев набегает, его пытаются сбить, - взволнованным голосом зачастил комментатор. Видно, наши сразу пошли в атаку. - Ударрр... - и телевизор погас.
Со злости Славка треснул по лакированному боку кулаком. Как ударил Воробьев, он видел, а вот попал ли мяч в сетку! Воробей бить умеет, но иной раз, не хуже Андреева, с трех метров мажет по пустым воротам. А здесь удар был из-за штрафной. Хоть и не терпелось узнать, что было дальше, Славка все же выдержал приличную паузу. Когда включил, телевизор только зашипел, как змея.
Провозился с ним полчаса. Поменял все предохранители, попередергал провода, перекрутил ручки. Бесполезно. Плюнув, мокрый и красный, он упал в кресло. Вызывать мастера на дом не имело смысла - с работы не на один день надо отпрашиваться. Кто же отпустит, да еще с недавним выговором за опоздание? А впереди суббота с воскресеньем. Передачи хорошие.
Дилилькнул звонок. "Генка, - недовольно подумал он. - Несут черти". Тот часто приходил вечерком посмотреть футбол, потому что своего телевизора не было. Все деньги шли на вино.
Открыл дверь и обомлел.
- Ты?!
Наташа осторожно заглянула через плечо и только после этого спросила:
- Пройти-то можно?
- П-проходи...
Перешагнув порог, она осмотрелась, повернулась к Славке, который все еще стоял у открытой двери.
- Не приехала?
- Нет, - стряхнул он с себя оцепенение. - Через неделю. С гостями.
- С какими гостями.
- Кто ее знает. Кого-нибудь привезет.
- А чего ты такой? Может, мне уйти?
- Да брось ты, - чувствуя, как в душе разрастается радость, махнул он рукой. - Телевизор обнаглел. Тут футбол, а он ни бе, ни ме... Все же надумала? Я уж и не ждал.
- Ну и вопросы у тебя, - она прижалась к нему, заглянула снизу сразу залучившимися глазами. - Сама не знаю... - обвила шею руками, опустила голову на грудь. - Не знаю.
Славка осторожно обнял ее, подумав, что надо бы задернуть шторы. Соседи имели собачий нюх. Было хорошо и в то же время неловко маячить посреди комнаты.
– Чаю? - тихо спросил он.
– Как в прошлый раз? - засмеялась Наташа.
– Вроде бы покупал...
– Ну, тогда я сама заварю.
Сегодня на ней было платье. Пышное из-за разных воланчиков и каких-то складок, с пояском по тонкой талии.
- Сама сшила, - похвасталась она. - Нравится?
Славка развел руками. Задернув шторы, торопливо прибрал в комнате. Но не как в прошлый раз. При ней неудобно было положить что-то не на свое место.
Пока приводил комнату в порядок, на кухне что-то скворчало и сипело. Запахло вкусным.
Наконец Наташа торжественно внесла сверкающий белый поднос с маленькими чашечками, которыми Славка забыл, когда пользовался, и такими же маленькими тарелочками с чем-то румяно поджаренным. Но он удивился больше не этому.
- Где ты поднос-то взяла?
Она пожала плечами:
- За холодильником. Паутиной весь оброс.
- Как - за холодильником?
И вспомнил. Он остался еще со свадьбы и за ненужностью был засунут туда.
- Хозяин! - засмеялась Наташа. - Не знаешь, что у тебя дома. Я нашла пачку кофе и подумала, что он лучше, чем чай. Ты не против?
- Нет, конечно. А это что?
- Хлеб. Я обжарила его в масле, - теперь удивилась она. - И сырки, которые ты так любишь. Только я их натерла чесноком, обваляла в муке и тоже чуть поджарила. Попробуй. Пальчики оближешь, - поставив поднос на стол, она задорно подмигнула.
У Славки от благодарности задвоилось в глазах. "Ну, вот надо ей!" - подумал он. Всплыла одна деталь из жизни. Черт ее знает, ни к селу, ни к городу. Когда за ним кто-нибудь ухаживал, всегда появлялось чувство благодарности и обиды, связанной с тем случаем. В горле запершило. Будто закашлявшись, Славка заспешил на кухню.
Тогда он только окончил ПТУ. Их, молодых рабочих, поселили в общежитии. Получили первую получку - и на тебе, завелся один. Из ресторана пришел без денег. Другим родители помогали, а здесь... Два дня продержался. На третий зашел на общую кухню. Один - вместе в группе учились - картошку жарил. Аж голова с голодухи закружилась. Попросил, дай, мол, с десяток картошек, аванс получу и отдам. Как только тот над ним не издевался - то дам, то не дам, то не отдашь. А сам жрал сидел. Ушел Славка к себе в комнату. Так обидно стало - слезы сами собой бежали. После-то и пачки овсяной каши хватало, которая по девять копеек. А то мурло до сих пор в глазах стоит.
Славка вздохнул и посмотрел в окно, завешенное с той стороны темно-синим полотном вечера... Так-то и жена. Поняла, что деваться некуда - ни родителей, никого, и помощи ждать неоткуда - над любовью к дочке даже стала издеваться. Как чуть, схватит Аленку: не дам, а тронешь - в милицию побегу. Дите бедное орет, вырывается, а ей лишь бы свое. Чуть не на колени становишься, куда, мол, на ночь глядя? Ребенок раздетый. А жене плевать. Любая соседка с ребенком пустит. Потом разговоры: прогнал, мол. Да кому докажешь... Двадцать девять лет дураку, а все какой-то ласки хочется. В детдоме-то на нее не очень разжился. Как воздуха не хватало.
- Слава, - тихо позвала Наташа. Подошла, положила руки на плечи. Переносье тронула летучая тревожная черточка. - Что с тобой? Может, я что не так?..
- Ну что ты, глупенькая! Закашлялся. Вот и ушел. Неудобно же..., - спросил с шутливой серьезностью. - Съездим завтра в ателье? Поможешь телевизор отремонтировать.
- Съездим, - сразу согласилась она и прижалась, доверчивая и довольная, что все в порядке.
Субботнее утро было, как и будний день, торопливым. С многоугольной площади в разные стороны растекались разноцветные потоки автомашин. Тротуары не умещали плотных людских рек, и они выплескивались отдельными жиденькими волнами на проезжую часть.
Наташа жалась к стене полустеклянного ателье, за дверями которого полчаса назад скрылся Славка. Наконец он показался на рыжих каменных ступенях, почесывая затылок.
- Вот волокитчики, а? Пиши, говорят, заявку. На той неделе придут. Спрашиваю, когда? На той неделе - и все. Чисто по-русски.
- Подожди, Славик, - Наташа задумалась. - А может, самим к мастеру подойти? Только не в этом, не в центральном ателье - здесь полно таких, как мы. А в каком-нибудь захудалом ательишке. У них у всех сегодня рабочий день.
- Ты подумаешь, что поедет? Не заартачится? - с сомнением спросил Славка.
- А почему бы и нет? Ему что, деньги не нужны? Сейчас все так живут.
- Ну, это ты маленько загнула. Почему все-то?
- Так тетка моя говорит.
Славка постоял еще немного, поразмышлял.
- Давай попробуем.
Сели в автобус, поехали ближе к дому. Славка знал там одно ателье, но подумал, что в центральном быстрее.
Утром, он еще не проснулся, Наташа все прибрала, перемыла, перестирала. Как в своем доме хорошая жена. Даже завтрак приготовила. Прямо как тот солдат - из топора, потому что готовить-то было ну не с чего. Славка, когда увидел это, подумал, что она и есть его жена. А Аленка их дочка. Вот только возраст смущал. Правда, думы об этом маячили где-то на заднем плане. Но все равно. В автобус, там, или в трамвай входишь и стоишь столб столбом. Стыдно. Потихоньку оглянешься - вроде никто не обращает внимания, будто так и надо. А внутри все сжимается.
До ателье доехали за пять минут. Славка хотел уже сунуться в дверь, когда Наташа остановила его:
- Слава, только без обиды, ладно? Я сама пойду.
- Почему?
- Понимаешь... Ну как тебе сказать. В общем, тут подход нужен.
- Какой подход? Поедет, значит, поедет. А нет - что ж перед ним, на колени становиться?
- Ну, Слава, - тронула она за руку. - Ты посиди на лавочке. А я быстро. Хорошо?
Славка развел руками, пошел к указанной лавочке - напротив был скверик. Ждать пришлось недолго.
- Все в порядке, - подбежав, весело сообщила она. - Мастер согласился. Ты не обижаешься?
- Чего обижаться? - угрюмо буркнул Славка. В груди у него шевельнулась ревность, потому что он подумал, что у нее там есть знакомые.
- Такие дела нежно доверять женщинам, - поглаживая его руку, нежно сказала Наташа. - Я ему хо-па, - она подмигнула одним глазом, - он и растаял, как Снегурочка.
Славка засмеялся:
- Ну... лиса. А вдруг потом поволокется?
- Не поволоке-ется, - с той же нежностью пропела она. - Деньги на лапу - и привет.
По неуловимо изменившейся интонации в голосе, он понял: не поволокется. В этих вещах, она, видимо, действительно соображала больше. Даже лавочку выбрала такую, что с нее вход в ателье был виден, а саму лавочку оттуда - нет. Загораживали кусты акации. И если бы перед этим не прошли мимо, он и не знал бы, о какой лавочке идет речь.
Наташа долго терлась щекой о его плечо. Мягкие шелковистые волосы касались кожи на шее, на щеке, заставляли расслабиться, вызывали ответную ласку и нежность. Веки невольно опустились. Он повернулся к ней, не открывая глаза, приподнял пальцами подбородок и поцеловал в губы. Но Наташа не подалась, как обычно, вперед, не постаралась раствориться в нем. Она осторожно оттолкнула его лицо, широко открыла глаза.
- Слава..., - она запнулась. - А я тебе нравлюсь?
- Да, - смущенно ответил он.
- А ты бы мог полюбить меня... как Аленку?
Он долго молчал, чувствуя, как напрягается ее тело, и не понимал, почему именно сейчас спросила, а не неделю назад. И если уж сегодня, то почему не дома? Там ведь проще. Его нежности не было границ. Он впервые изменил жене и, может быть, впервые понял, что перед ним женщина. Не грубая холодная баба, которая в самый неподходящий момент может сказать, что потолки не белены, а именно женщина. Еще совсем неумелая, но уже все знающая, наделенная тем даром, от которого зависит большая половина семейного счастья самой природой. А, может, она потому и не спросила, что наверняка знала ответ?
- Не знаю, - тихо ответил он. - Понимаешь, Аленка для меня все. Она единственный человек, от которого я не жду ничего плохого. Я ведь вырос без родителей, и в жизни маленько потрепало, что ли. Я уже не говорю о том, что это моя дочь. Если мы разойдемся... Я не знаю.
С нее медленно спало напряжение. Она даже чуть отстранилась. Славка порывисто повернулся к ней. Нет, не он, что-то толкнуло. По сердцу будто кнутом ударила тревога.
- Ты для меня...
И сам испугался того, что сейчас скажет. Вот ляпнет, а она засмеется в ответ. Но Наташа смотрела широко открытыми глазами. Они кричали, умоляли сказать, кто она для него.
Славка оторопел. Он не мог вымолвить слова. Что это, розыгрыш или правда? А потом пять дней передышки...
- Фу, черт. Прямо кино, - он вытер пот со лба и нервно засмеялся. - Ну, ты даешь. Кино и немцы. Ты что, издеваешься? Мы и знакомы-то без году неделя. Я еще тогда удивился, чего ты у меня осталась. Зачем я тебе нужен?
И тут Славка увидел, как крупные слезы посыпались из ее глаз. Она не рыдала, не вздрагивала, не закрывала лицо руками. Она продолжала смотреть на него и слезы сыпались сами собой.
- Ты что? - опешил он.
Потянулся было к ней, но остановился. Если это и вправду все игра, сейчас врежет ему по лицу. В виде компенсации. Но Наташа продолжала плакать, теперь уже опустив голову. И даже жалко всхлипывала.
- Да что с тобой?
Славку начала разбирать злоба на самого себя. Как ни привязался он к Наташе за эти две встречи, как ни нравилась она ему, ни разу не покинула мысли, что все это временно. И так зашел далеко. Про жену по-хорошему не вспомнил. Так недалеко и до развода. А что потом?
- Что с тобой? - повторил он. - Может, у тебя неприятности? - в голову пришла мысль, что Наташа поругалась с теткой. Она не раз в разговоре поминала ее недобрым словом. - Может, тебе жить негде? Так я помогу. У моих знакомых комната свободная.
Наташа подняла на него удивленные глаза, потом отвела взгляд, покачала головой.
- Я прописана у бабушки, которая умерла. Я не живу там, потому что боюсь одна.
Славка чувствовал, что его несет не туда. Но удержать себя от дурацких вопросов не мог, потому что разум не нашел ответа на озадачившее его состояние Наташи.
- Может, с парнем поругалась? - ляпнул он пришедшее на ум. - Так помиритесь. Все бывает.
Наташа всхлипнула.
- Да, у меня был парень. Там, в Краснодарском крае, - она вытерла слезы платочком. - Но я его ненавижу. Взял... Думал, никуда не денусь. А потом гонялся, как... я не знаю. И здесь есть ребята. Не это мне нужно, Слава, - она скомкала в руке платочек. - Ничего ты не понял.
- Но что же я должен понять? - с отчаянием в голосе спросил он. - По-человечески ты можешь объяснить, что произошло?
- Не знаю. Наверное, я...влюбилась в тебя, - прошептала она.
От удивления у Славки вытянулось лицо.
- За что?
- И это не знаю. Может, за то, что не врешь. А может, за то, что любить умеешь. По-настоящему. Женщины это ценят очень высоко. А я, надеюсь, женщина.
- Почему ты думаешь, что я умею любить?
Она не ответила. Только легким движением головы да выражением глаз подтвердила все сказанное.
- Но ведь я... - он споткнулся на том, что хотел сказать. - Я на одиннадцать лет старше тебя. Что скажут твои родные, тетя, друзья, наконец?
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него, как на маленького ребенка.
На пороге ателье появился парень с ковбоем на футболке. Завертел головой в разные стороны.
Наташа быстро сунула руку в сумочку, вынув ватный тампон, пробежалась им по лицу. Через минуту только излишний блеск в глазах да покрасневшие веки выдавали ее состояние.
- Пошли? - улыбнулась она. - Это мастер.
- Ого! - увидев их, воскликнул мастер. - Я думал, ты... пардон, вы, мадам, одна. М-да-с, печально. Ну что же. Как говорят греки, селяви. Значит, так, ребята, пятерочку сверху за внеурочный вызов, и дело в шляпе, - он похлопал ладонью по дипломату. - Фирма гарантирует. Согласны?
Наташа вопросительно взглянула на Славку.
- Давай, - кивнул он.
- Транспорт ваш. И если можно, покомфортабельнее.
- Да тут одна остановка на транспорте, - развел руками Славка.
- М-м-м, - сморщился мастер. - Давка, людские испарения...
Славка остановился, внимательно оглядел его, от модных туфель на высоких каблуках до модной прически.
- Но я без претензий, - заторопился тот. - Испанцы сказали бы: селяви. А я скажу: вперед, друзья. У меня мало времени.
В автобусе он прижался к Славке, зашептал на ухо:
- Поругались, что ли?
Славка промолчал.
- Жена? - снова шепнул мастер и как-то криво усмехнулся.
Эта усмешка и разозлила, и сбила с толку. Сразу вспомнилась разница в возрасте. Славка оглянулся на оттесненную пассажирами Наташу. Стало, как всегда на людях, неудобно.
- Племянница, - неожиданно для себя буркнул он.
- О-о! - повеселел мастер. - Что же мы ее одну оставили?
Автобус подкатил к остановке. При выходе из него мастер галантно подал руку Наташе и что-то сказал. Она растерянно посмотрела на Славку, который вышел первым. Недобро глянув на мастера, тот круто повернулся и пошел к дому. Он почувствовал, что теряет почву под ногами. Но не признаваться же в самом деле этому хлыщу, что Наташа, страшно подумать, любовница.
Славка даже прибавил шагу, чтобы проскочить мимо вечно торчащих возле дома соседей и до прихода мастера и Наташи открыть дверь. Сзади, в ответ на очередной комплимент, послышался игривый смех Наташи. Славка поймал себя на том, что это его задело. "Я сам, - раздраженно подумал он. - Нашла фирму, мать честная".
Открыв дверь, он скинул туфли и зафутболил их под тумбочку. Когда они вошли, Наташа показалась ему веселой и беззаботной. Хлыщ все старался ненароком прижаться к ней. Незаметно подмигнув Славке, Наташа провела его в комнату и весело сказала:
- Толя, я уверена, что вы исправите его за пять минут. И не обдерете нас за этот несчастный телевизор.
- Для вас, мадам, по прейскуранту. Копеечка в копеечку, - раскланялся Толя.
Наташа засмеялась:
- Большое спасибо. Люди не забудут вас за тот благородный поступок, который вы, может быть, впервые совершите в этой квартире.
В глазах прыща мелькнуло подозрение, но она так мило улыбнулась, что ему ничего не осталось, как схватить ее руку и с чувством, на светский манер девятнадцатого столетия, поцеловать.
Наблюдавший эту сцену Славка передернул плечами и ушел на кухню. Помощь хлыщу не требовалась - телевизор стоял на ножках, довольно далеко от стены. Он слышал, как, напевая, тот принялся за работу.
Вошла Наташа.
- Вы уже познакомились? - не оборачиваясь, буркнул он.
- Слава, - тоже тихо, с укоризной, ответила она. - Ты же знаешь, с ними так и нужно. Глупенький мой.
- С чего это я глупенький? И откуда я должен знать, что с ними так нужно? На заводе мне дали задание - я его выполняю. И никто передо мной на задних лапках не ходит. У тетки, что ли, научилась?
Славка начал было набирать обороты, но тут же вспомнил, что сам согласился с Наташей, когда она вызывалась идти в ателье одна.
- Ладно, - обнял он ее, обиженно сопевшую, за плечи. - Черт его знает, что со мной происходит. Ревную, что ли...
Она притихла на мгновение. Затем радостно засуетилась, притащила свою сумочку.
- Слава, я зарплату получила. Отдадим за телевизор. На базар надо съездить. У тебя же ничего нет: ни картошки, ни мяса. И вообще, брюки болтаются, воротничок на рубашке грязный...
Она тараторила, а душа Славки медленно раздваивалась. По одну сторону она, по другую - Аленка. И не было сил соединить их вместе.
- А ты правда приревновал меня к этому? - услышал он ее голос.
- Не знаю, - он словно оказался посреди океана. Не было сил разложить все по полочкам. Не было их и на то, чтобы доплыть до какого-то одного из двух берегов. - Может, к слову пришлось.
У нее опустились руки:
- Слава, пойми меня правильно, - она присела на стул напротив. - Может быть, ты думаешь, что я девчонка еще. Нашло и пройдет. Нет, Слава. Вот здесь болит, сама не знаю... Я все эти дни думала о тебе. Я же вижу, что я тебе тоже нравлюсь. Ты не любишь свою жену, и она тебя тоже не любит.
- Почему ты так думаешь? - оторопел он.
- Ты не говорил о ней, как об Аленке. А что она тебя не любит, я поняла, когда убирала квартиру. Твое белье не постирано, не поглажено. Ты, наверное, сам часто стираешь. А ее платья будто с иголочки. Пойми...
- У тебя отец, случайно, не следователь? - прервал ее Славка.
Стало обидно, что его семейную жизнь разбирает посторонний человек. Наверное, у всех так: какой бы хороший человек ни был, как бы ты к нему ни относился, но стоит ему попытаться влезть в душу, тем более решать за тебя твою судьбу, сразу возникает недоверие.
- Может быть, ты и права, но не тебе об этом говорить. Сам как-нибудь.
Наташа уткнулась лицом в ладони и какое-то время сидела неподвижно. Потом встала, тряхнула волосами, пытаясь спрятать грустную улыбку:
- Прости. Все это чушь.
В проходе появился мастер.
- Так, ребята. Кто побежит за бутылкой?
Славка повернул к нему голову.
- Не волнуйся, маэстро, все о’кей.
Он исчез и через минуту телевизор загоготал голосом оперного певца. Мастер возник снова, подмигнул Наташе:
- И всего три рубля ноль пять копеек. С других за такую работу... В общем, неважно. Я думаю, маэстро быстрее сбегает за пузырьком.
- Спасибо, Толя. Конечно, мы отблагодарим вас, - Наташа полезла в сумочку.
Остановив ее, Славка выложил деньги на стол и вышел из комнаты.
"Это ж надо додуматься - копаться в грязном белье, - направляясь в магазин, думал он. - Черт-те что. Хоть бы слово про Аленку. Только о себе. Хэт, мать честная, наверное, все такие". Он не понимал ее. Красивая, умная, Хорошая хозяйка. Своя квартира. Да за такой любой парень на край света побежит. А с него что взять? Алименты?..
Когда он вернулся с завернутой в газету бутылкой вина, мастер маялся посреди комнаты и потирал покрасневшую левую щеку. Наташа стояла у окна. Она даже не обернулась.
- Ну что, выпьем? - соображая, что произошло, угрюмо спросил Славка.
Мельком глянул на телевизор. Тот показывал необычайно чисто. До этого мутноватый был, с вечно темной полосой посередине экрана.
Мастер подхватил дипломат и, оттолкнув Славку, бросился к двери:
- Пошли вы в баню со своей бутылкой. Дяди, тети..., - со злостью крикнул он.
Наташа повернулась от окна. Закинула сумочку через плечо и грациозно изогнулась. Голова гордо поднялась, в глазах мелькнуло презрение. Такую позу девушки принимают, когда без слов хотят сказать, что перед ними ничтожество.
- Ну и как? - спросила она.
- Что как? - в груди у Славки что-то оборвалось.
- Ну ты же слышал: дяди, тети... Оказывается, меня можно лапать любому пошляку. Ведь я всего-навсего твоя племянница.
Славка молча опустил голову. На секунду она как-то сникла, но тут же снова выпрямилась:
- Не знала... Ну что же, будь здоров... дядя.
Прошла мимо расслабленной походкой и закрыла за собой дверь.
Некоторое время Славка стоял посреди комнаты. Отяжелевшие ноги приросли к полу. В голове завертелась невообразимая карусель. Одни мысли вызывали радостные чувства: мол, хорошо, что так закончилось. Скоро приедет Аленка и все войдет в прежнее русло. А скандалы? У кого их нет. Главное, сохранить семью. Другие побуждали к равнодушию: все в мире быстротечно, а человеческая жизнь - вообще не поддающееся измерению мгновение, хоть люди и придумали в утешение себе время. Человеческая жизнь - искорка, отлетевшая от зажженного природой костра, которая тут же гаснет. Так зачем тратить себя на какие-то мимолетные чувства!... Третьи мысли взывали: что же ты делаешь! Ты обкрадываешь самого себя. Вспомни, много у тебя было счастливых минут? А жена! Она никогда не поймет тебя, потому что ее так воспитали - брать от жизни все, ничего не давая взамен. Разве она это не доказала? Почему ты любишь только дочку? Потому что жену любить не за что. В душе у нее пустота, ей никто не нужен. И вот появился человек, который понял тебя сразу, всего. Человек, каких единицы в этом беспокойном мире. Что ты наделал! Что?!
- Надо разобраться, - не замечая, что говорит сам с собой, прошептал Славка. Сунув бутылку в мусорное ведро, он грохнул по ней молотком.
Ночью ему снились кошмары. На блестящих, как у стрекозы, только со вставленными золотыми прутиками крыльях, прилетел тесть. Бережно сложив их за спиной, он подсел к батарее отопления и ухватился за нее обеими руками. Перстни переливались на пальцах разноцветными огнями. Будто тесть наворовал бриллианты из фонтана, возле которого они с Наташей были. От обиды у Славки задрожали губы. Чтобы не видеть этого блеска, он перевел глаза на крылья.
- Что, нравится? - самодовольно спросил тесть. - Ни в одном магазине не купишь. Только для избранных.
- Из-под полы, - криво усмехнулся Славка.
- Да, из-под полы. И бриллиантики краденые. Сам не возьмешь - никто не даст. Для себя, затек, надо жить. Для себя. Ты сколько на заводе зарабатываешь?
- Сто восемьдесят.
- Вот видишь? А у тебя жена и дите. Им и покушать хорошо надо, и одеться. Жена два года просила, чтобы ты ей золотую цепку купил.
- Есть у нее эта цепка.
- Есть, не спорю. А кто подарил? Этот, как его, школьный друг, с которым она в офицерской столовой обедает. В офицерской, но не заводской.
- Если я такой бедный, чего ж она за меня замуж выскочила? Я за ней не очень-то бегал.
Тесть помолчал, задумчиво поковырял пальцем в носу. От перстней в разные стороны сыпались разноцветные искры.
- Общежитие, видать, испортило. У них же там коммуна. Вот по первости и вляпалась. Дитю полгода, а она на работу побежала. Где это видано!
- Да с Аленкой не хотела сидеть. Я с ней оставался. А когда по две смены пахал, бабушку из первого подъезда просили. И не работала она вовсе.
- А ей не положено работать, ясно? Ты-то на что? Я сколько раз предлагал, переходи ко мне. И машина своя будет, и квартиру трехкомнатную купите. Так ты нос воротишь. Приезжать перестал. Не было тебе от меня помощи и не будет. Не из нашего теста.
- И не надо, - разозлился Славка. - Сто лет не снилось ворованное.
Тесть нагловато ухмыльнулся. Переставил местами в батарее отопления несколько секций. Затем закинул ногу за ногу в чудной какой-то обувке. С носками, похожими на рыбьи хвосты.
- Не переубедишь. Дурак дураком и останется. Прилетел я вот зачем. Квартиру тебе придется оставить. Не будет же моя дочь жить, где попало!
- С чего это где попало? Я ее не выгонял. А не хочет здесь, пусть едет к вам.
- Она останется тут, - веско сказал тесть. - Тем более, у тебя там что-то намечается. Вот и перейдешь к ней.
- Это уже не ваше дело, - взорвался Славка.
- Мое, зятек, мое. Я своего не упускаю. Не уйдешь по-хорошему - посадим. Так и знай.
Он встал, шлепая, как лягушка, своими хвостами, прошелся по комнате. Затем расправил крылья, полюбовался ими и вылетел в форточку.
На его месте появилась жена. Высунув змеиный язык, она попыталась ужалить Славку. Но тут перед ней выросла Наташа, поклацала громадными ножницами. И та, дико и злобно захохотав, исчезла. По воздуху летала Аленка. Радостно смеясь, она игриво звала: "Пап-ка, пап-ка..." Славка изо всех сил тянулся к дочери и никак не мог ее поймать. Улыбаясь округлым детским ротиком, из которого торчали маленькие острые зубки, она все порхала и порхала. И, наконец, тоже исчезла...
На работу Славка пришел осунувшийся и побледневший, как после тяжелой болезни. Ребята из бригады с тревогой посматривали на него. Славку на участке уважали. Он не только умел хорошо работать, но для многих был верным товарищем. Хотя настоящих друзей у него не было. У детдомовцев вообще редко бывают настоящие друзья. Может быть, потому, что они ко всем стараются относиться одинаково. А в дружбе надо быть немного эгоистом, какового качества они не знают. Несколько раз с ним пытался заговорить мастер. Но Славка отворачивался и молча начинал рассматривать сто раз пересмотренный чертеж. Душа была начисто выхолощена последними двумя днями и ночным кошмаром.
После смены он вышел за проходную завода, постоял немного, не замечая дружеских похлопываний по плечу знакомых, и безо всяких мыслей подался в центр города. Домой идти не хотелось. Пустота квартиры, одиночество, которого раньше не было, или он его не замечал, пугали.
Ноги сами привели в парк имени Горького. Удивленно оглядевшись, Славка заметил, что стоит возле скамейки, на которой познакомился с Наташей. Присев на краешек, притянул к себе ветку корявой, как и все они, растущие на юге, березы. Машинально подумал, что Наташа тоже трогала эту ветку. И сразу дрожь мелкой волной прошлась по руке, будто листья, которые она растерянно прихватывала губами, превратили прикосновения в поцелуи и возвратили его. Он прокатился по жилам, остановился возле сердца, обжигая горячим своим, доверчивым дыханием. Он почувствовал, как что-то громадное стронулось в глубине души. Будто лавина в горах, которую показывали в замедленном кино.
"Подожди. Разве может девушка, которая любит, обидеться на какие-то глупые слова? - отпуская ветку, задохнулся он, пытаясь хоть как-то оправдаться перед накатившим незнакомым чувством. И тут же понял: может. Эти слова привели к оскорблению. Они подорвали доверие, которое сам предложил. А это страшно - заставить человека раскрыться и наотмашь ударить по обнаженной, не защищенной ничем, душе. Как охотник, подзывающий зловещим рожком своим оленя, готового отдать весь гулкий пыл крови за одно любовное мгновение. И выстрелить в упор из двух стволов сразу...
Славка понял, что сделал непоправимую ошибку. И еще он понял то, от чего бешено заколотилось сердце. Разрозненные, неясные чувства, которые испытывал к Наташе, совершенно непонятным образом обрели форму, образовали одно целое - любовь. Ту самую. О которой всю жизнь мечтал и над которой когда-то презрительно смеялся вместе с ребятами. Это не любовь к ребенку: удивленно-радостная - смотри-ка, что получилось из моего "я", любопытная, что она еще преподнесет и пролепечет. Все же она была в чем-то ограничена. Это была любовь к женщине. Безмерная, тревожная, сладко-томительная. Она упрощала все сложности, возникающие во взаимоотношениях между обоими полами, опуская, принижая извечный вопрос: "Почему?!" и такой же вечный, со дня сотворения мира, женский: "Кто ты!". Оставляла одно: ты и я.
Давно зажглись неоновые световые дорожки. Давно усилился запах ночной фиалки на старательно ухоженных фигурных клумбах. Темное бархатное небо с мизерными, с кончик иголки, блистающими кристалликами, ограничило земное пространство, и без того уменьшенное черными углами окруживших парк железобетонных коробок. А Славка все сидел, не в силах оторваться от скамейки. Чего он ждал, на что надеялся в этот поздний час, он бы и сам объяснить не смог. Почему-то казалось, что Наташа должна прийти сюда. В воздушном платье, которое сшила сама. С разными воланчиками. Стройная, с искорками в темных, немного сближенных печальных глазах. И он не мог заставить себя сдвинуться с места, подсознательно понимая, что время уже вышло. Домой к нему, он это знал, она не придет. Ни одна уважающая себя женщина не переступит порог квартиры, в которой ей нанесли оскорбление. Единственная надежда была на эту, облупившуюся во многих местах, скамейку. Если Наташа полюбила его по-настоящему, она придет сюда. Или вообще не придет. Последнее вызвало внезапно проснувшуюся мучительную ревность. Славка не мог понять, почему не спросил ни фамилии, ни адреса. Она вошла в его жизнь как-то сразу. Наверное, так всегда и бывает у понравившихся друг другу людей. Просто ты и я. И ничего больше не надо. Наверное, так всегда...
Прошла неделя. Каждый день Славка ходил в парк и каждый день возвращался оттуда за полночь. Проходя по проспекту Октября, он подолгу простаивал возле домов, в которых запоздалым светом светились одинокие окна. За каждым из них чудился силуэт Наташи. Ведь она жила где-то здесь. И только когда они гасли, брел дальше, выхватываемый из темноты светом фар редких машин. Дома он не мог уснуть сразу. От подушки исходил тончайший аромат каких-то нежных духов. Такой запах источали крупные кольца Наташиных темно-каштановых волос, ее шея, плечи. Заколка с крохотной незабудкой, случайно найденная возле кровати, стала талисманом. То и дело нащупывая, он носил ее в верхнем кармане рубашки, словно с потерей оборвется незримая нить, связывающая с ней. Следившие за каждым движением Аленкины глаза на фотографии теперь не казались, как поначалу, укоризненными. Они просто светились, как и положено, беззаботной детской радостью. Часто, взяв фотографию, Славка целовал ее и мысленно благодарил дочь за то, что она понимает его. Если бы кто последил за ним в этот момент, то подумал бы, что он сошел с ума - такими странными в последнее время стали поступки. На работе к нему перестали приставать с расспросами. Славка ушел в себя, замкнулся. На осунувшемся лице не выражалось никаких чувств. И только глаза выдавали постоянное душевное напряжение. Весь участок с тревогой наблюдал за ним. Каждый хотел помочь и не знал, чем.
В понедельник, в конце работы, позвонили с проходной, и попросили Славку к телефону. Сначала он отрицательно покачал головой. А когда трубку положили, спохватился. Понял, что приехала Аленка. Черты лица оживились. Он даже улыбнулся проходившему мимо мастеру. Заметив это, тот облегченно вздохнул и одобрительно похлопал по плечу. Он все понимал, этот старый трудяга. Первый наставник, вложивший в ученика часть своей души.
После работы Славка сразу побежал домой. Не успев переступить порог, сграбастал крутившуюся в прихожей Аленку. Задрожав от радости, притянул к себе, не зная, в какое место поцеловать, готовый по животному облизать ее с ног до головы. Дочка крепко ухватила его за волосы и больно притянула к себе. Не обращая внимания, Славка продолжал прижиматься губами к розовому личику, ручкам, пестренькому сарафанчику. Но Аленка цепко тянула за волосы. Даже дергала, пытаясь вырвать.
- Ты чего? - заметив неподдельную злость в ее глазах, оторопел Славка. - Ты не узнала меня?
Отпустив волосы, девочка некоторое время смотрела на него. Потом сжала кулачок и ударила по лицу.
- Ты что! - прошептал Славка. Перемена была разительной. Никогда Аленка не была такой. Наоборот, прижмется крохотным тельцем, ухватится за шею руками и сопит, довольная, что ее любят.
- Так его, так, - донесся из комнаты голос тестя. - А то привезли. Бедный ребенок подойти боялся. С детства надо приучать давать сдачи. С детства.
Опустив Аленку на пол, Славка вошел в комнату:
- Да вы в своем уме?
- Ну ладно, ладно, - вставая с кресла, примирительно протянул руку тесть. - Завелся... Зато в садике шишек меньше получит.
Он снова сел, засмеялся мелким смешком:
- Кота замучила. Ухватит за уши и давай трепать. Домой, хе, хе, зайти боялся.
Из кухни вышла жена. Подозрительно оглядела растерявшегося Славку с ног до головы:
- С чего это ты поднос-то вытащил. Чайник блестит как новенький. Гости, что ли, были?
Славка молча сел на стул, положил локти на колени и отвернулся. Обида за Аленку перехватывала горло.
- Чего молчишь-то? Ты можешь сказать, кто был?
- Ну, чего привязалась, - вступился тесть. - Не видишь, человек с работы. Покорми сначала.
- Да, пап, там и платок на окне. Духами пахнет. Женщина, что ли? - ахнула жена.
Славка как-то без особой тревоги подумал, что Наташа, когда возилась на кухне, видимо, забыла его. А после ее ухода он не заходил туда. Есть совсем не хотелось.
- А если и так. Он что, не мужик? - спокойно разворачивая на столе завернутое в газету нарезанное сало, снова подал голос тесть. - Не мыло - не сотрется. И тебе достанется.
Жена быстро подошла к Славке. Заглядывая в глаза, притянула голову:
- Слав, да ты что!
В нос ударил едкий запах пота. Никогда раньше он так не ощущал его. Он попытался успокоить себя тем, что жена только что с дороги. Не помылась. Но из этого ничего не получалось. В глаза лезли засаленный отворот халата, крупные потрескавшиеся губы и громадные, вызывающие раздражение, конопушки по всему лицу. Поднять голову выше он боялся. Боялся увидеть серые зрачки с рыжими пятнами в глубине. Было почему-то противно. Хотелось сбросить с себя ее руки и выбежать на улицу.
- Слав, так это правда? - снова ахнула жена. Показалось, что она сейчас заплачет. Это было уже из области фантастики. Не было такого в их совместной жизни, чтобы она плакала от ревности. Вечно он упрашивал да гонялся. Но в ней именно в эту минуту тоже начала происходить перемена. Она жалко искала его глаза. Женское чутье подсказывало: что-то случилось. Она вдруг остро почувствовала это отчуждение. И это вызвало самый настоящий переполох. Она прекрасно понимала, что женщина тем и сильна, пока кому-то нужна.
Но чем сильнее пыталась поймать ответный взгляд, тем противнее становилось у Славки на душе. Трехгодичное лидерство развенчалось с непостижимой быстротой.
- Да что ты прицепилась, - не выдержал тесть. - Аленка, ну-ка тресни ее, чтобы в себя пришла. Ты погляди, распалилась. Тыщу у ней укради.
Дочка подошла и стукнула мать кулачком. Сначала один раз, потом второй. Славка яростно сверкнул глазами на тестя. Ни слова не сказав, отцепил руки жены и вышел на кухню. Тесть громко отчитывал дочь, которая бегала по комнате, выискивая новые доказательства пребывания в квартире женщины. Ему действительно было наплевать на то, что здесь происходит.
Ели молча. Жена то и дело - чего никогда не было - подкладывала Славке кусочки получше, косясь на видневшиеся из-за приоткрытой двери шифоньера выстиранные, выглаженные рубашки. Один тесть наворачивал за обе щеки, не переставая возмущаться вступившим в силу положением, из-за которого деловому человеку и развернуться теперь невозможно. Все взято под контроль. Кругом постов понаставили. Ни привезти чего, ни вывезти. Аленка шлепала по тарелке ложкой, разбрызгивая суп. Несколько раз Славка пытался отобрать ложку, но дочь поднимала невообразимый скандал. Тесть тут же вступался за нее.
- Чего ты! Пусть дите побалуется.
Славку это приводило в бешенство. За полмесяца так испортить ребенка мог только злой, бездушный человек. Он понимал, что Аленка теперь долго не будет такой, какой была прежде. Дети по своей природе жестоки.. Один толчок надо, чтобы подтолкнуть их на этот путь. После ужина тесть вышел к Славке в прихожую, где он курил:
- Ты это, отпросись завтра часа на два. Поговорить надо. Сегодня-то не получится. Заведенный, вижу. Я понимаю - прикатили не вовремя. Сам был молодой.
Славка удивленно поднял брови.
- А чего тут такого? - ухмыльнулся тесть. - Жизнь есть жизнь. Это так, игра, одним словом. Когда ты, когда она. А главный вопрос мы с тобой завтра решать будем. Там будет главное.
Легли рано. Аленка крутилась в своей кроватке, теребила ручками и ножками. Раньше спала спокойно. Тесть захрапел и засвистел на все лады, едва прикоснулся к подушке. Жена положила руку на живот, поводила пальцами. Прижалась, как показалось, холодным комковатым телом. Тронула щеку шершавыми губами. Жесткие волосы кольнули ухо. В ноздри залез неприятный запах изо рта. И снова Славка подумал, что не замечал этого раньше.
- Не надо, - отодвинул он ее руку.
Жена на мгновение притихла. Потом повернулась к стене и заплакала. Но странно, слезы не вызывали сочувствия. Наоборот, всплыли прежние скандалы, полнокровный капитан с наглыми, навыкате, глазами, парень угрюмого вида - первая любовь жены - фотография которого лежала в альбоме. Он равнодушно взглянул на вздрагивающую спину, еле различимую в темноте, повернулся на бок и заснул.
Как ни ненавидел Славка тестя, как ни мечтал о скорейшем его отъезде, чтобы хоть немного разобраться в сложившейся ситуации, все же пришел домой на два часа раньше.
- Я надеюсь, зятек, ты рценишь мое предложение и поймешь, что стараюсь исключительно ради вас, - выставляя бутылку водки на стол, начал тесть. - Ты на заводе-то этот, как его, передовик, и еще этот...
- Член профкома, - подсказала подсевшая к ним жена. И улыбнулась, будто ничего не случилось.
Аленка на полу расписывала шариковой ручкой детскую книжку с картинками.
- Отбери книжку, - заметив Славкин взгляд, приказал тесть. - Дай ей листочки. Так вот. Решили мы на своем совете предложить дельную вещь. Надеемся на твою помощь, потому как от этого дела вся семья только выиграет. Он наполнил рюмки и пододвинул одну Славке.
- Пей.
- Не могу. Голова болит, - соврал Славка.
- Так легче станет. Она ж и есть от головы.
– Нет. Лучше потом.
– Ну, как знаешь. Хозяин - барин. А дело вот какое. Смотрел я, смотрел, и решил вам помочь. Живете вы в однокомнатной квартире. Ты стоишь на расширении. Сколько уже?
- Почти два года.
- А когда расширят?
- Лет через пять. Не раньше.
- Вот. А дитю повернуться негде. Да еще первый этаж. То сквозняк, то весной вонью из-под пола прет. Туберкулез можно заработать. Ты учти это. Когда дойдет до дела, надо так и говорить. Мол, дите часто болеет, жена тоже здоровьем не блещет. И сам в Афганистане, в самом, что ни на есть, пекле служил. Наград целая горсть. Да еще из детдома. Такие заслуги... Я предлагаю вот что. Ты пропишешь нас со старухой к себе. Родители, мол, уже старые.
- А свой дом куда? - удивился Славка.
- Так... Вот чудак, - смутился тесть. - У меня ж еще двое, кроме дочки. Колька женился. Таньку осенью отдаю.
- У вас же двухэтажный!
- А дети у них пойдут? Двухэтажный... развернуться будет негде.
- Ну, а мы тут как будем разворачиваться?
- А я про что и говорю. Ты пойдешь к начальству, мол, так и так. Я передовой рабочий, афганец. Впятером ютимся на шестнадцати с половиной метрах. Удобствий никаких. У тебя даже ванной нету. Мигом трехкомнатную выделют, при нынешней постановке насчет квартир. Слыхал, что по телевизору сказали? Обеспечить всех - и баста. А за счет кого, это нас не интересует.
- С чего это вы решили из станицы-то бежать? - усмехнулся Славка. - Вроде все было нормально. И машина, и участок ого-го, и домяра во какой - любой позавидует. Про работу я уже молчу.
- Работа... - буркнул тесть. - Рубля лишнего не соберешь. Все под контролем. Про навар, что раньше был, забыть надо. И не вспоминать. Половину заготовителей уже пересажали.
- А папка нам машину купит. И с дочкой посидят. Аленка бабушку любит, - вставила жена.
- И посидим, и воспитаем. Почище других вырастет. Машину, правда, покупать не буду, - покосился тесть на дочь. - Свою пригоню - это точно. Жигуленку три года всего. Катайтесь. Не волнуйся, сидеть на шее не будем. Даже квартиру новую на себя беру. Обставлю, не хуже городской.
- Ну, если столько денег, купили бы кооперативную - и дело с концом, - насмешливо сказал Славка, начиная что-то понимать.
- Нельзя папке. Неприятности у него, - быстро ответила за отца жена. - Милиция уже приходила.
- Цыть, - ощетинился тесть. - Ты что мелешь? Что ты мелешь, я спрашиваю?
- Вот оно что! - поднялся со стула Славка. Он понял, почему жена выдала тайну. Привыкшая считать, что он никуда не денется, она вдруг почувствовала, что Славка кого-то полюбил, и находилась в полной растерянности. - Следы заметаешь? Квартира-то немало стоит. Сразу спросят, откуда деньги. А тут все шито-крыто. И зятек, вдобавок, передовик, афганец, детдомовец... А кто за награбленное отвечать будет?
- Да ты что, зять! - всполошился тесть. - Я ж для вас. От души.
- Славочка, миленький... - жена схватила за руку.
- От души?.. - вырывая руку, закричал Славка. Он посмотрел на Аленку, которая с нарастающими злыми искорками в глазенках внимательно следила за скандалом. - Воспитаете?..
Грохнув кулаком по столу, он вышел на кухню. Дрожащими руками прижег сигарету и облокотился о холодильник. Он понимал, что тесть не отступит от своего. Тем более при создавшемся положении. Одного он не мог понять: сколько веревочке ни виться - конец будет. Неужели он на что-то рассчитывает? Все равно ведь найдут.
Не стесняясь в выражениях, тесть почем зря крыл свою родную дочь. Громко и настойчиво требовало что-то свое Аленка. Но звуки долетали слабо. Глаза слепил стоявший на столе, радостно сверкавший чайник. Славка отвернулся, но чайник притягивал к себе взгляд, хотя смотреть на него было больно. Он что-то напоминал. Что-то хорошее... Через хаос других упорно и настойчиво пробивалась какая-то мысль. И когда пробилась, Славка окончательно решил все проблемы.
- Все, - негромко сказал он. И повторил. - Все.
Загасив окурок, вошел в комнату. Перепалка шла полным ходом. Красный от напряжения тесть, надрывая голосовые связки, доказывал своей родной дочери, что она выродок, и что знать ее больше не желает. Растрепав волосы, жена обвиняла отца в том, что он никогда не занимался воспитанием своих детей. Пил и гулял в свое удовольствие. Поэтому они такими выросли. Сидя на коленях у матери, Аленка тянула ее за платье, продолжая что-то требовать. Горько усмехнувшись, Славка вышел на улицу, сел в трамвай и проехал две остановки до ближайшего промтоварного магазина.
- Девушка, скажите, где находится комбинат, выпускающий вот эти детские колготки? - обратился он к продавщице.
- Недалеко от центра, - ответила та и назвала улицу.
- А до какого часа там работают?
- До пяти вечера. Они с восьми начинают.
Взглянув на часы - оставалось двадцать пять минут - Славка пересек площадь и втиснулся в отходивший автобус.
Он приехал вовремя. Из проходной вышли первые группы рабочих, в большинстве своем молодые девчата. Поднявшись на чугунную крышку выступающего над асфальтом люка, Славка пристально стал всматриваться в лица растекающихся в разные стороны людей. Сердце тревожно билось. Из тысячной толпы ему нужен всего один человек. Всего один, потому что он любил его. И еще потому, что этот человек мог ответить на единственный, но самый главный вопрос: как жить дальше?
Поток, не обращая на него ни малейшего внимания, равнодушно растекался в разные стороны. Заботы цепко хватали людей сразу за порогом проходной, не оставляя времени на то, чтобы порадоваться чистому небу, яркому солнцу, подстриженной на газонах траве с поднявшимися над ней замысловатыми кренделями цветов. Их можно было понять. В городе все это в полную меру не увидишь, не прочувствуешь. Сплошной камень застилает глаза своей серостью, мешая увидеть мир во всех его удивительных красках.
Прошло минут пятнадцать. За это время Славка успел несколько раз пережить заново всю свою жизнь. И чем дальше он оглядывался назад, тем страшнее ему становилось, тем сильнее хотелось увидеть того, кого сейчас искал.
Уже только отдельные группки выплескивались из дверей. И тут он увидел Наташу. Она неторопливо сошла со ступенек и остановилась. На ней было то самое платье, с пояском по тонкой талии. Пристально вглядываясь в ее лицо, боясь усмотреть в нем то, от чего можно было сойти с ума - равнодушие - Славка сделал несколько шагов навстречу. Он жадно впитывал каждую черточку, каждый крохотный штрих. И вдруг заметил катившуюся по щеке маленькую слезинку.
- Нашел, - по-детски всхлипнула Наташа. - На скамейке-то надоело сидеть... А вчера вообще не приходил.
Удивление тенью мелькнуло по его лицу.
- А ты не удивляйся. Я бы все равно не подошла к тебе первой... Аленка приехала?
Он молча кивнул головой. Увидел, как радостно дрогнули у нее губы. И понял, она радовалась тому, что он пришел после приезда Аленки.
- Прости,- тихо сказал он.
- И ты меня прости, - также тихо ответила она.
- Ты... не разлюбила меня?
- О-ох... - она положила руку на грудь, взглянула счастливыми глазами и засмеялась. - Какая уж тут любовь. Союзка, вон, оторвалась.
Опершись о его плечо, сняла туфель и показала оторванную союзку.
Мимо шли озабоченные люди, проносились машины, под ногами крутилась стайка голубей, набивая зобики брошенным кем-то куском хлеба. Мир вокруг, казалось, был равнодушен. Только собой любовались цветы, только о себе заботились голуби, угрюмо насупились старые дома, пыжились высотные здания... Но мир вокруг не был равнодушным. То и дело из людского водоворота выскакивали любопытные, а то и завистливые взгляды. Машины на мгновение теряли скорость, у ног доверчиво ворковали голуби...
Глубоко вздохнув, Славка опустился на корточки и занялся союзкой, пытаясь прибить ее на чугунной крышке люка подвернувшимся под руку громадным булыжником. Рядом, крепко ухватившись за ворот его рубашки, на одной ноге стояла Наташа.