Julia

Есть у меня друг. И зовут его Юлий. Но не Цезарь.
Имечко папа подсуропил – профессор истории. В этом трагедия всей Юлькиной жизни. Так что, когда он сына своего нарек Харитоном, это был своеобразный взаимозачет.
Сейчас Юлий носит строгие костюмы от Hugo Boss, поливает себя дорогущим одеколоном, ездит на больших черных машинах, ходит в спортивные клубы для сильных мужчин и выражается на людях исключительно сквозь зубы. И то невозмутимое безразличие, которое он надевает на себя вместе с костюмом, импонирует многим.
На самом деле Юлька – вовсе не тот, кем кажется, но знаю об этом только я.
Что еще добавить? Живет он в малюсенной однокомнатной хрущобе, где коридор, кухня и смежный санузел помещаются на шести квадратных метрах, а из мебели имеет: матрац, телевизор и газовую плиту. То есть, впечатление на женщин производит ошеломляющее.

В тот раз мы договорились собраться на его даче. Доехали до большого деревенского дома, который принадлежал еще Юлиному деду. Разгрузились и отправились на пленэр. Там – у реки оборудованы стол и костровище с мангалом.
Обустроились. Развели огонь. Выпили по пиву.
С высокого берега, открывался романтический пейзаж с зеленеющим лугом, перелесками и разбитым проселком. Жаворонки заливались. Красота!
Выпили еще. Совершили променад. Подоспела закуска.
– Хорошо на природе! – провозгласил Юлька.
– Да уж! Особенно, после тяжких трудовых будней, – это я вставил.
– У нас тут, – продолжил он, хихикнув. – В контору новая дама трудоустроилась. Грудь! Попка! Шикарно! А мордочка! И сидит, в аккурат напротив. Так вот, я первую половину дня думаю, как бы я ее хотел. А вторую – где бы я ее хотел. Так напрягаюсь – просто жуть!
– Когда же ты дела разгребать успеваешь?
– А я и говорю. Трудные времена настали. Так что надо чаще, чтобы больше...
– Жизнь дается человеку только раз, – я решил блеснуть эрудицией. – И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно оттого, что не был мучительно счастлив.
Юлька икнул и похлопал меня по плечу.
– Все-таки хорошо, что я не женщина! – заметил. – По крайней мере, не надо думать о диете. – И запихал в рот большой кусок шашлыка. Стал жевать, обжигаясь и чавкая. Я присоединился.
На дорогу тем временем вышел мужик, сопровождаемый матерым курцхаром.
– Это мой пес, – сказал Юля, – не обращай внимания.
– Я бы и не обращал, – зло парировал мужик, – если бы он меня за жопу не хапнул.
Юля повернул голову и внимательно посмотрел вначале на пострадавшего, потом на собаку. Произнес:
– И чего тебе не хватает, гаденыш?
– Мне, собственно, только к лодкам пройти.
– Я, собственно, это собаке... Обиделся? Ну, хочешь, придержу оглаеда. Хвати его за зад. Можешь даже хвост откусить.
Мужик только фыркнул и засеменил вниз по склону.
Движение вокруг неожиданно стало очень оживленным.
Из леса выбрался Бог весть как оказавшийся тут бомж – чумазый и мохнатый, как шмель. Глаза его смотрели в разные стороны, видимо, для большей осмотрительности. Он робко приблизился к костру и жалостливо уставился на наше злоупотребление.
Юлька широким жестом выложил несколько кусков мяса в пакет и выдал посетителю.
– Ну, все, иди, убогий...
– Нисего. Нисего. Спасибоськи. – Обрадовался бомж. – Уз не знаю, как вас и благодарить! – Блеснул воспитанием.
– Чего тут знать? – заявил Юлий. – Денег давай... Или скажи, что все говно – тоже выход.
Бродяга попытался понять, что от него хотят, и как ответить. От напряжения глаза его разъехались так, что казалось, он рассматривает собственные уши. Потоптавшись секунд тридцать, бомж промычал нечто среднее между: «Долгие лета» и «Avec plaisir» и тут же исчез в ближайших кустах.
Мы же выпили за привнесенные обстоятельства. Потом еще раз и еще.
– А знаешь, – охмеленного Юльку потянуло на откровенность. – Мать Харитоши вышла замуж. И я теперь у них кем-то вроде друга семьи. За-са-да!
– Угу, – подтвердил я. – Когда у женщины отпадает необходимость в политкорректности, такого понаслушаться можно.
– В последний раз она поставила мне на вид, что мы никогда не занимались анальным сексом. Как ни странно я тоже думал об этом... – Юлька налил себе водки и выпил одним глотком.
«Когда женщина влюблена, ты будешь слушать от нее то, что хочешь, – я попытался думать. – Она не обманывает и не заблуждается. Просто она влюблена... Надо бы сболтнуть что-нибудь. Или сморозить… Не нравится мне эта тема!»
– Мудрость жизни состоит в том, чтобы отличить приходящее от окончательного! – провещал я, ощущая, как зеленый змей потребляет мои мозги. – Ты понял что-нибудь?
– Ну...
– Я – нет! – оповестил говоривший и впал в мечтательность.
– Да и хрен с ним! – беззаботно осклабился Юля, подозрительно подпирая голову обеими руками. – Мудрость – памятник на могиле поэзии. Кто это сказал?
– Не знаю...
– Значит это я! – обрадовался Юлька. – За это и выпьем!
– Пора уходить, – очнувшись, резюмировал его собутыльник. Язык заплетался.
– Пора, – подтвердил Юлька и запел свою прощальную песню. Примерно минуту над окрестностями стояла напряженная тишина. Потом по всей округе взвыли собаки.
– По завершающей... – промямлил певец, хлопнул рюмку и сполз под стол.
– Контрольный в голову... – ухмыльнулся гость в моем лице.
– Ну и что мы с ним теперь будем делать? – в унисон выдохнул тот, кто, видимо, был внутри.
– Как что? – вступил я во внутренний диалог. – Оставаться никак нельзя. Но придется... И не манкируй своими обязанностями! Друг называется.
– Последнее помедленней и по буквам, пожалуйста. – Вяло выговорил тот, которого должны были звать Альтер эго, и полез под стол. Оттуда он выбрался уже с Юлием на плече.
– Вот же ж тяжелый, зараза! – подытожил я, выкладывая на крыльцо Юлькино тело. И в очередной раз пообещал себе больше никогда не начинать пить пиво в такой компании. Не сама трезвая мысль, надо отметить.
Тем временем с реки вернулся Юлькин курцхаар, сожрал остатний шашлык, грустно оглядел хозяина и улегся неподалеку.
«А вот и мораль! – обрадовался я. – Никогда не выпускайте собак без намордника! Можно нажить больших приключений на одну задницу. Хорошо, если не на свою».