Биография на фоне

Мое поколение родилось еще при СССР, росло в эпоху крушения империи, взрослело в период непрекращающегося кризиса. Я не знаю, подпишется ли под моими словами еще хоть кто-то, ведь я рассказываю только про себя и своих знакомых, но все это, по большому счету, общая биография.

Мы родились в эпоху фестивалей и олимпиад. С шариками в руках нас вели на демонстрацию, а на детские утренники не наряжали принцессами, а одевали в костюмы народов СССР. В будущем мы хотели стать не бизнес-леди и олигархами, а врачами и космонавтами. «У москвички две косички, у узбечки — двадцать пять» - декламировали мы, «С чего начинается Родина» - пели хором. Мы привыкли к блеклым цветам и тому, что самый запредельный ароматизатор — апельсиновый. Для нас поездка в другую страну была на уровне полета в космос, зато космос был гордостью каждого. Наши мамы читали не «Vogue» или «Elle», а «Работницу» и «Крестьянку». Мы узнавали молоко по белой крышечке из фольги, кефир — по зеленой, а сливки — по желтой. Мы были октябрятами и пионерами, и летом ездили не в детские оздоровительные, а в пионерские лагеря. Мы собирали макулатуру, оформляли перьевыми ручками и тушью стенгазеты на Первомай, писали от руки рефераты про Дзержинского и читали книги про Зою Космодемьянскую и Олега Кошевого. В открытках мы на полном серьезе желали «мирного неба над головой» и искренне мечтали о мире во всем мире, особенно печалясь о судьбах голодающих детей Африки. Мы смотрели «Международную панораму», в которой клеймили западных агресоров и эксплуататоров, но уже завидовали тем, кому отец привез из плаванья джинсы и — настоящую! - жвачку.

Наши дедушки верили «Правде», «Известиям», «Труду» и пили валидол во время трансляций бесконечных заседаний Съездов под исторические вопли «Отключите третий микрофон!». А в это время наши родители стояли в очередях, чтобы отоварить талоны, если повезло очутиться рядом, когда что-то «выбросили», неважно что. Они радовались, что их пока не уволили, а всего лишь который месяц не платят зарплату, а мы радовались продуктам из гуманитарной помощи. Учителя, особенно истории, не знали, чему нас учить. Мы застали последние радиоспектакли и первые сериалы, когда всей семьей смотрели очередную серию «Рабыни Изауры», чтобы после созвониться с друзьями и обсудить с ними поведение злодея Леонсио. Мы слушали нытье старших про то, что раньше двери не закрывали, а хлеб стоил копейки. Это при нас как из-под земли появились бомжи и попрошайки, а родители стали бояться отпускать детей одних гулять. Наши отцы уходили в запой, из семьи или из жизни, когда понимали, что не могут прокормить нас, а матери поднимали в одиночку, как могли.

Мы успели усвоить, что если дедушка — то Ленин, если мишка — то «наш ласковый», что «пионер — всем ребятам пример», «религия — опиум для народа», а государству верить нельзя ни при каких обстоятельствах.

Мы опоздали во всем. У нас не было шанса ни толком застать мощь СССР, ни поучаствовать в приватизации или краснопиджачном накоплении капитала, зато мы в здравом уме и твердой памяти пережили либерализацию цен, инфляцию, денежную реформу, снова инфляцию и снова деноминацию, потом — дефолт и так далее, со всеми остановками.

Мы пришли одновременно слишком поздно и слишком рано, посередине, невпопад. Одним словом, «нету дома, нету флага, мама». Нет корней, нет идеалов. Нет ничего святого? Может быть, и это про нас.

Глушите меня лозунгами «так жить нельзя!» - у меня иммунитет. Я не верю в «славное будущее великой России». Для меня проект под названием «Великая Россия», она же — могучая держава, она же — Родина-С-Большой-Буквы — лохотрон для румяных болванов, организованный энергичными лжецами. Я критик и циник по праву рождения, я дезертир, и другой я быть не могу. Я могу сама прочитать замечательную лекцию о том, что такое гражданское общество, как надо ходить на выборы и чем опасен правовой нигилизм, но я не была ни на одних выборах. Я не хочу ничего строить и созидать, растить детей или пшеницу: я знаю, что детей убьют на войне или превратят в убийц, а хлеб не для голодных, а для акционеров хлебозавода. Я просто знаю, что от меня не зависит ровным счетом ничего. Я помню это кожей.