Поминать - не вредно!

-Гоша, Гоша, - еле слышный шепот донесся до моего слуха. Приободрившиеся наследники моментально сгрудились у головы моего умирающего дядьки. Тот открыл глаза и слабо отмахнулся от них рукой. Из его рта послышалось змеиное шипение.
-Изыдите, сволочи, - расшифровал я.

За три дня сидения у его изголовья я уже довольно сносно разбирал его спутанную речь. Вызвали меня к умирающему его сыновья, которых он и на дух не переносил, так как они не хотели давать ему самогонки. Других напитков дядька категорически не признавал последние девяносто лет.

После ухода в мир иной любимой жены, жил он один в забытой богом деревушке в стареньком домике.

Один – в самом прямом смысле этого слова. Один на всю деревню из пятидесяти развалившихся до основания домов. Уже двадцать лет. И обслуживал себя сам до последнего свалившего его инсульта. На найденные на столе деньги фельдшерица из района накупила лекарств и вызвала родню. Пенсию дядьке регулярно завозила почтальонша.

Вот эта, исчезнувшая за двадцать лет пенсия и растревожила наследников. Как ветеран войны получал он последнее время солидную сумму. Когда родня помножила ее на двадцать лет, у некоторых появилось неутолимое желание навести порядок в дядькином доме. В смысле – генерально убрать.
А еще проще – обыскать. Обе внучки, заранее во всем черном, переглянувшись, кинулись за ведрами и водой. По полчаса не вылезали они из-под кроватей и подпола. Старались, короче.

На требование дядьки налить ему стакан самогона, врач предупредил сыновей, что это вызовет немедленную смерть. Гришке и Мишке этого очень не хотелось.
В смысле – немедленной смерти. Вот если после открытия тайны пенсии… Но тайна открываться не хотела.

И тогда дядька вызвал меня, своего любимого племяша. Знал, что я его обязательно уважу. Выпили мы с ним самогонки и медовухи за прошлые годы немеряно. Некогда мерять было. Пить надо было. И изредка закусывать.

-Гоша, фляга…

На слово «фляга» чувствительная родня опять прихлынула к изголовью.

Дядька закрыл глаза и замолчал. Надолго.
Сыны перемигнулись и вышли. В прихожей послышался грохот доставаемых из кладовки лопат. Услышав звон железа и, видимо, разобрав в нем еще и звон золота, внучки опрометью тоже кинулись к двери.

Поняв, что мы остались одни, дядька поманил меня рукой.
-Гоша, помнишь, как мы славно отмечали твой день рождения?
Еще бы я не помнил! Тогда с ним так упились, что и заснули под яблонькой в саду. Закусывали кислыми зелеными антоновками.

-И яблоньку помнишь? – я опять кивнул головой.
-Тебе, Гоша, к рожденью твоему, фляжку закопал. Думал, успею еще с тобой посидеть.
-Прямо под яблоней?
-Нет, - дядька закашлялся и захрипел. – На день рождения … Пчелы…
Хрип усилился и резко оборвался. Я пошел звать сыновей.

Мишка с Гришкой уже успели перелопатить половину дядькиного огорода.
Внучки, как две вороны, греблись позади них в рыхлой земле.
Все кинулись ко мне.
-Он что-нибудь сказал?- я покачал головой.
-Эх, надо было ему налить стакан! – Гришка со злостью отбросил лопату. – Может, успел бы перед смертью исповедаться перед нами. Какие бабки пропали!

Почти целый год меня мучили дядькины слова. Что за подарок? Где закопал, если не под яблоней? Ясно, конечно, что хотел мне подарок сделать ко дню рождения.

Какой? Какие пчелы? Он уже два года их не водит. Неужели закопал целую флягу денег?
На годовщину заехал на осиротевший хуторок помянуть дядьку. Взял мерзавчика и пару огурчиков.
Сыны дом разнесли по бревнышкам. Сараи – тоже. Огород больше напоминал поле боя после бомбежки.

Я прошел в садик и на платочке разложил под антоновкой незавидный харч.
Помянул раз, другой. Прилег под деревом и смотрел, как сквозь розовую цветущую крону неспешно плывут белые барашки-облаков. Хорошо! Прямо, как тогда с дядькой. На мой день рождения. Тогда еще меня пчела ужалила в губу.

Не любят они запах самогона. Губу раздуло и дядька ухахатывался, глядя на мои потуги залить внутрь хоть каплю самогона. Кому смешно, а кому…

Пчелы! Я прислушался к их жужжанию на цветках. Откуда они? На десять километров в округе нет деревень. Может, кто пасеку вывез к полям поближе?

Стоп! А вдруг дядька имел в виду не пчел, а пасеку, ульи? Я повернул голову. Метрах в двадцати от яблоньки от дядькиной пасеки остались на земле только четыре голых квадрата.

Я подошел к ним. Чем черт не шутит? Вытащил из подпола оставленную сынами лопату и воткнул в первый квадрат. Жестко. Второй – тоже. А вот в третий лопата вошла легко.

Фляга звякнула на глубине чуть более метра. Горловина была закрыта и залита воском. По весу – больше сорока кило. Явно – не деньги! Разочарованно бросил флягу в багажник.

Дома в гараже ножом отковырял воск и откинул крышку. Так и есть – медовуха!
Полфляги мы с друзьями употребили, наслаждаясь славным дядькиным подарком. А вот очередной ковш наткнулся на что-то твердое, завернутое в полиэтиленовые мешки. Мешков было много. Восемнадцать. Вся дядькина пенсия за восемнадцать лет.

А если бы не приехал его помянуть?